– А зачем – с нашей мамой и потом с няней, которая должна была присматривать за нами? За нами никто и не наблюдал. Осторожней подбирай слова, когда говоришь.

– Должно быть, я начала не с того конца, – сказала я умиротворяющим тоном.

Она глубоко затянулась и выпустила струйку голубого дыма.

– Си был неплохой мальчик, – сказала она.

– А как со школой?

– Он учился в школе Обертон, хорошо занимался, но ненавидел, когда ему указывали, что нужно делать, или критиковали его. Все было бы очень хорошо, если бы они не… – Она запнулась.

– Если бы что?

– Не имеет значения.

– Его наказали?

– Им не нравились такие умные мальчики, как он.

– Его исключили?

Она затушила сигарету, жадно допила остатки лимонада и встала.

– Хотела бы я посмотреть, на что они готовы сейчас, – сказала она.

Я уставилась на нее:

– Что произошло потом, Сьюзен?

– Можешь и сама понять.

– Сьюзен, пожалуйста. Что он сделал после того, как его исключили?

– Да кто ты на самом деле?

– Я уже говорила тебе, я знаю Брендана.

– Брендан? Что все это значит?

– Симона, хотела сказать.

– У меня побывало немало людей, которые суют свой нос в наши дела. Живи и дай жить другим, говорю я. В любом случае не верю, что ты хочешь помочь Си. Ты просто шпионишь.

И опять при этом слове, произнесенном с такой враждебностью, мне послышался голос Брендана, странным эхом зазвучавший в моей голове. Он мог отказаться от своего прошлого, мог изменить свое имя, и все же на каком-то глубоком уровне, всеми своими корнями он оставался неразрывно связанным со всем этим.

– Убирайся вон из моего дома, – сказала она. – Уходи! Выметайся к чертовой матери, пока я не вызвала полицию!

Итак, я ушла прочь из этого дома на свежий воздух, под небо, которое прояснялось после проливного дождя, голубое на горизонте и в просветах между темно-серыми тучами. Выпила воды, положила в рот сосательную конфету и завела автофургон. Поехала обратно по той же дороге, по которой приехала, по светлеющим мокрым улицам, но через несколько минут снова остановила машину. Брендан никогда ничего никому не спускал, мрачно подумала я. Никогда.

Я опустила стекло в окне машины и, когда мимо проходила женщина, выглянула и спросила:

– Простите, где находится средняя школа Обертон?

Дети выходили из школы с тяжелыми ранцами на спине, в руках музыкальные инструменты и мешки с принадлежностями для физкультуры. Я продолжала сидеть, наблюдая за ними в течение нескольких минут, почти не понимая, что я здесь делаю. Затем вышла из машины и направилась к двум женщинам, которые болтали, стоя около своих машин.

– Простите, что побеспокоила вас, – проговорила я.

Они выжидающе смотрели на меня.

– Я переезжаю в этот район, – сказала я. – И мои дети… ну, хотелось бы спросить, вы смогли бы порекомендовать эту школу?

Одна из них пожала плечами.

– Все в порядке, – сказала она.

– Она хорошая с точки зрения преподавания?

– Нормальная. Не на что жаловаться. Твоя Элли отлично справляется, да? – обратилась она к другой женщине.

– Здесь очень жесткие требования к дисциплине?

– В любой школе жесткие требования.

– Мой друг учился здесь, сейчас припомню, двенадцать или тринадцать лет назад. Он упоминал о каком-то происшествии.

– Что ты имеешь в виду?

– Сейчас точно и не вспомнить, что это было. Он говорил о… – Я замолчала и выжидательно посмотрела на собеседницу.

– Не знаю. Всегда что-то происходит.

– Да это был пожар, – вступила вторая женщина. – Конечно, это было задолго до нас, но люди продолжают вспоминать об этом.

Я повернулась к ней, по коже побежали мурашки.

– Пожар?

– Здесь был пожар, – повторила она, – Понятно? Весь одиннадцатый класс выгорел до основания, сгорела половина помещения для занятий информатикой.

Она показала на низкое здание из красного кирпича, стоявшее в глубине двора и выглядевшее новее остальной школы.

– Как ужасно, – вздохнула я.

Почувствовала, как меня сначала бросило в жар, а потом в холод.

– Как же это случилось?

– Не удалось никого поймать. Возможно, это произошло из-за шалости детей. Ужасно, на что они способны сейчас, да? А вот и Элли! – Она подняла руку, показывая длинноногой девочке с косичками, чтобы та шла в нашу сторону.

– Так никого и не удалось поймать?

– Счастливого пути, – сказала одна из женщин, поворачиваясь. – Возможно, еще увидимся, если решишься переехать сюда.

Я села в свой автофургон и положила следующую конфету в рот. Пососала ее, пока она не стала тоньше, и потом еще тоньше, и в конце концов распалась и растворилась. Включила зажигание, но продолжала сидеть при холостой работе двигателя, уставясь на новое классное помещение, представляя себе яркое пламя с оранжевыми языками. Месть Симона Риза. Я дрожала в теплой машине. Знак, который я понимала, граффити, нацарапанное на стене: месть Брендана.

Дон был злейшим врагом самому себе во всех отношениях. Курил слишком много. Не придерживался регулярного распорядка дня. Существовал в каком-то общем состоянии неопределенности, которое я стала считать обманчивым, но только до некоторой степени. Когда я покрывала пол лаком, он появился с двумя кружками кофе, мне пришлось отправить его обратно, чтобы он ничего не испортил. Я присоединилась к нему в коридоре, он подал мне кофе и начал размышлять вслух о том, что нужно еще сделать в квартире. Не думаю ли я, что подгнили оконные рамы? (Да, думаю.) Можно ли сделать что-нибудь с трещинами в двери гостиной? (Да, если деньги не проблема.) Я вдыхала аромат крепкого черного кофе, пытаясь заглушить дурной смолистый запах лака для пола.

– Опасно думать об увеличении объема работ во время ремонта, – предупредила я. – Так затраты выходят из-под контроля.

– Я слышал об этом, – сказал Дон, пока пил кофе. – Но проблема в том, что значительно легче все обдумать, когда ремонт уже начинается. Тебе так не кажется?

Я отрицательно покачала головой.

– Всегда найдется, что еще можно сделать, – проговорила я. – Всегда еще что-то можно выявить. Но мне бы хотелось поскорей закончить работу.

– Ты не хочешь получить дополнительную работу?

– Смешно, – сказала я, – но у меня возникло ощущение, что в настоящий момент должна работать не только я. Тебе не кажется, что ты должен работать?

Дон хитро посмотрел на меня.

– У меня есть проблема, – произнес он. – Я страдаю от расстройства, связанного с недостатком внимания.

– Это настоящее заболевание?

– Скорее, это упрощение длинного названия заболевания. Но сегодня тот день, когда я работаю, не выходя из дома.

– Неужели это считается рабочим днем?

– Это время для раздумий и подготовки. Я думаю и пишу, составляю планы.

– А что ты делаешь в остальное время?

– Немного преподаю, принимаю пациентов… и кое-что другое.

– Ты кажешься слишком молодым для этого, – заметила я.

– Ты хочешь сказать «незрелым»?

– Нужно научиться выслушивать комплименты, – возразила я. – Просто на меня это производит глубокое впечатление.

– Думаю, значительно разумнее уметь делать то, что делаешь ты, – согласился он.

– Ты не знаешь и половины этого. Помнишь Брендана, того человека, о котором я тебе рассказывала?

– Да.

– Мне удалось найти его сестру. Она живет в социальном доме в Челмсфорде.

– Ты ездила, чтобы встретиться с ней?

– Да.

– Зачем?

Я не могла придумать краткого ответа, поэтому рассказала обо всем. В частности, о том, что Брендан было ненастоящее имя, и о том, что этот человек сделал в школе.

– Разве не страшно?

– А ты сама не напугана?

– Напугана? – Я отрицательно покачала головой. – Это не про меня. Это относится к другим людям, разве не понятно?

– Трудно сказать.

– Ты сам говорил, что все это звучит зловеще. И что нужно внимательно проанализировать все проявления.