Захват власти в Петрограде был осужден и окраинами Российской империи. Так, 26 октября в Закавказье был созван экстренный съезд Краевого совета. «Среди членов съезда переворот вызвал большое возмущение, — вспоминал Г. И. Уратадзе. — После горячих прений была принята следующая резолюция

Н. Н. Жордания: «Выступление большевиков в Петрограде [...] неизбежно приведет к торжеству контрреволюции и гибели завоеванных свобод. Интересы революции диктуют необходимость мирной ликвидации восстания на основе соглашения всей революционной демократии в духе демократизации власти при условии созыва Учредительного собрания в назначенный срок.

Заявляя об этом съезд Краевого центра призывает всех к спокойствию и сохранению революционного порядка и единства революционной демократии». Против переворота высказался и армейский комитет Кавказской армии: «1. Покушение большевиков идет вразрез с державной волей народа. 2. Всякое правительство, самовольно став у власти, роковым образом может [...] повергнуть страну во все ужасы гражданской войны и отдать ее в конце концов во власть бронированного германского империализма» (Уратадзе. Образование и консолидация, с. 23).

Протоколы Первого съезда ПЛСР, с. 60-61.

ЗТ, 11 ноября 1917. Выступление А. М. Устинова на конференции военной организации левых эсеров.

Точных сведений о численности левых эсеров в октябре 1917 года нет. Это связано, во-первых, с тем, что официально ПЛСР образовалась лишь после Октябрьского переворота; во-вторых, с тем, что на местах раскол в ПСР проходил в разное время и, соответственно, в разное время выходили из ПСР левые эсеры. В начале 1918 года оформились левоэсеровские организации во Владимире, Вятке, Новониколаевске, Тамбове и Орле (Дубинин. Коммунистическая партия, с. 209). Наконец, учета членов партии у эсеров, собственно, вообще не велось. Имеется лишь статистика для некоторых губерний. Так, в Новгородской губернии было 800 левых эсеров, в Уфимской — 700, в Тверской — 540, в Псковской — 500, в Астраханской губернии, в Казани и на Северной железной дороге — по 300, в Нижнем Новгороде — 100 (там же, с. 211). В целом, левоэсеровские организации имелись, видимо, в 300 из 678 уездов 79 губерний России (Гусев, Брицян. От соглашательства к контрреволюции, с. 192-193).

Протоколы Первого съезда ПЛСР, с. 17. Другой источник указывает иную цифру: 179 (История Великой революции, 1961, с. 165). Увеличение левого сектора наблюдалось и во фракции меньшевиков. Вот что вспоминает меньшевик Д. А. Сагирашвили: «Еще 24 октября, вечером, на совместном заседании обеих социал-демократических фракций (интернационалистов и оборонцев, к которым и я принадлежал [...]) я доказывал необходмость для социал-демократов остаться на съезде и всю гибельность ухода их и предоставления большевиков самим себе [...]. Со мною остались один и [ли] два рабочих-меньшевика и группа «Новой жизни» в количестве 6-7 человек. А на следующий день нас уже было до 16-17 человек» (АИГН, 198/23, с. 3-4).

Ленин. ПСС, т. 44, с. 30. Суть декрета о земле — эсеровской программы социализации несколько позже расшифровал Мещеряков: «Социализация земли (как социализация фабрик и заводов) должна обозначать переход к социализму, должна уничтожать не только частную собственность на землю, [...] но также непременно должна означать организацию общественного труда, коллективного, коммунистического хозяйства. [...] Только тогда можно сказать, что происходит социализация земли. А пока мы занимаемся уравнительной дележкой отнятой у врагов земли, пока мы будем только стараться устраивать возможно лучше мелкие крестьянские хозяйства — до тех пор мы [...] никакого социализма не организуем, никакой настоящей социализации земли не проведем. Закон весь состоит из указаний, как уравнительно поделить землю в пользование между землепашцами. Но если мы займемся только этим — никакого социализма в земледелии не будет. [...] Социализм обозначает не только уничтожение собственности на землю, но также организацию общественного труда, общественного хозяйства. Стало быть, понимание закона только так, что надо уравнительно каждый год переделять землю, обозначало бы отказ от социализма [...]. Это означало бы [...] не иметь социализма в сельском хозяйстве. [...] Необходимо немедленно заняться настоящей социализацией: надо немедленно помогать переходу от мелко поделенных уравненных крестьянских хозяйств к общественному, коллективному, крупному сельскому хозяйству. Как это сделать? Только примером [...] — устройством коммун. [...] Надо целиком вытряхнуть из головы старые буржуазные понятия о собственности, капитале, прибыли и т. п. В коммуне нет собственности: все там общее, все равны [...]. Теперешний закон о земле не может действительно удовлетворить беднейших крестьян. Их — большинство в деревне, а между тем закон дает им «право на землю», дает им уравнительную прирезку к прежним наделам, но закон не в силах дать им орудия, семена, скот, удобрение [...]. Что толку с уравнительного «права на землю», если эту землю нечем обрабатывать [...]. Неспособность нового закона вполне удовлетворить деревенскую бедноту [...] заставляет искать нового выхода. Поэтому-то сейчас так и важно приложить все наши усилия к [...] делу организации коммун. [...] И тогда мы действительно начнем проводить настоящую социализацию» [Мещеряков. Социализм в земледелии — Красная газета, 10 августа 1918]. Под такой программой, разумеется, без труда мог подписаться и Ленин.

Второй съезд, 1928, с. 75. Декрет о социализации земли в окончательной форме был опубликован 19 февраля за подписями Свердлова, Зиновьева, Володарского, Колегаева, Спиридоновой, Камкова и других (Протоколы съездов и конференций, с. 256).

ЗТ, 11 ноября 1917. Выступление Устинова.

Советы в Октябре, с. 33. Троцкий вспоминал позднее, что 27 и 28 октября большевики «продолжали получать от армейских комитетов, городских Дум, земств и организаций Викжеля [...] непрерывные угрозы по телеграфу» (Троцкий. К истории Октябрьской революции, с. 69).

Воля народа, 2 ноября 1917.

Земля и воля, 26 ноября 1917.