Звуки шагов гулко отдавались по коридору, и Марти все время слышала, что Брэд следует за ними. Он не пытался ускорить шаг, хотя Гарри шел очень медленно, да и она не торопилась. У двери, ведущей в зал заседаний, их ожидала мать малыша – очень молодая и очень взволнованная. Она нервно теребила воротник своего черного платья.

– О мисс Вудс! – воскликнула она. – Мне так страшно. Я просто места себе не нахожу. Я ведь никогда раньше не бывала в суде. А еще, – тут она понизила голос до трагического шепота, – я видела его. Он сидит в заднем ряду. Когда он заметил меня, сразу задергался и стал очень похож на моего маленького Бобби.

– Не обращайте на него внимания, – успокаивающим тоном сказала Мартина. – Этот человек отлично знает, что ребенок его, но ему не хочется расставаться со своими деньгами.

Она едва удержалась от того, чтобы не посмотреть в этот момент на Брэда.

– Вы уже знакомы с мистером Милзом. Если у вас есть к нему какие-то вопросы, то задавайте их прямо сейчас, пока мы не вошли в зал.

На лице Брэда читалось полнейшее равнодушие, но Марти он обмануть не мог. Не зная, кто такой Брэд, Гарри не обращал на него ни малейшего внимания и терпеливо отвечал на многочисленные вопросы молодой матери, пытаясь ободрить ее. Сегодняшнее дело было беспроигрышным. Тонны свидетельских показаний и улик неопровержимо доказывали, что человек, сидящий в последнем ряду, был отцом малыша Бобби. Марти беспокоила лишь излишняя болтливость женщины. Многие, выступая в суде, полагают, будто говорить надо обязательно долго, а это совершенно неверно. Главное – это краткость и емкость речи. Впрочем, Гарри умел превосходно справляться с этим. Один его многозначительный взгляд – и свидетели покорно возвращались к сути дела и переставали уклоняться от темы.

Спустя несколько минут все четверо вошли в зал заседаний. Брэд уселся как раз рядом с предполагаемым отцом, хотя, конечно, не знал об этом. Марти некогда было следить за его реакцией на происходящее, потому что она, во-первых, успокаивала мать, а во-вторых, внимательно слушала выступление Гарри, который излагал суть дела. Он вполне мог что-нибудь упустить, так как у помощников окружных прокуроров огромная нагрузка и они никогда не занимаются только одним процессом.

Свои вопросы начал задавать адвокат ответчика. Он пытался ошеломить присяжных ворохом своих догадок и предположений, вместо того чтобы просто опровергать доводы и доказательства прокурора. Он совершил типичную ошибку, начав дотошно разбирать результаты теста на кровь. Разумеется, присяжные не были сильны в математической статистике, но они быстро решили, что во всем разобрались, а вот адвокат как раз виляет и хочет их запутать.

«Лучше бы, – подумала Мартина, – он возражал против употребленных прокурором выражений «практически доказано» и «крайне вероятно». Если бы адвокат заявил, что эти выражения несовместимы с юриспруденцией, потому что слишком расплывчаты, присяжные, может быть, и вняли бы ему».

Затем адвокат ответчика начал нападать на мать, желая добиться, чтобы присяжные начали симпатизировать его подзащитному. Должно быть, человек в заднем ряду как раз и хотел, чтобы адвокат вел себя именно таким образом.

Марти поняла, что адвокат был выбран не потому, что являлся хорошим профессионалом, а потому, что придерживался довольно-таки распространенной точки зрения, что женщина виновата всегда и во всем.

Линия защиты вела в никуда, потому что судья вовсе не должен был определить, кто прав, а кто виноват. Он должен был решить, является ли обвиняемый отцом ребенка.

Под градом сыпавшихся на нее вопросов, задаваемых враждебным тоном, мать совершенно растерялась и стала поминутно оглядываться на Марти. Та ободряюще улыбалась ей, ужасно жалея, что она слишком маленькая и хрупкая. Будь она чуточку повыше и потолще, она казалась бы несчастным женщинам более… надежной, что ли. Мать ребенка потеряла основную нить рассказа и запуталась. Она перескакивала с одного на другое, но адвокат вовсе не был склонен прерывать ее.

Когда она наконец закончила, адвокат обвел присяжных торжествующим взглядом. Странно, что он еще не воскликнул: «Ну и дурочка!» Потом он опять набросился на свою жертву.

Его громкий голос гремел на весь зал.

– Если то, что вы говорите, правда, – вопрошал он, – то почему вы не пользовались противозачаточными средствами?

«Ты еще пожалеешь, что задал этот вопрос», – подумала Марти и слегка улыбнулась.

– Ну как же! – запротестовала мать. – Я пользовалась. Я была у врача, и он дал мне колпачки. Он сказал, что мне нельзя принимать таблетки, потому что я много курю. Я честно пыталась бросить, но у меня никак не получалось. Когда я нервничаю, первое, о чем я думаю, – это о сигарете. Мне и сейчас ужасно хочется курить. Если в доме нет сигарет, я тут же иду за ними в магазин.

– Ясно! – вскричал адвокат. – Вы небрежны абсолютно во всем. Что-то мне не верится, что вы действительно пользовались колпачком. Если вы не покупаете сигареты про запас, значит, вы легкомысленны и во всем остальном.

Гарри собрался было возразить, но Марти отрицательно покачала головой, и он вновь сел. Он знал, что Марти виднее, потому что она много раз общалась с этой женщиной.

Мать почувствовала себя оскорбленной.

– Я очень хотела пользоваться колпачками, – настаивала она. – Иначе зачем бы я стала тратить деньги на их покупку? Но он сказал, чтобы я не смела прикасаться к ним.

И женщина махнула рукой в сторону человека в последнем ряду.

– Он сказал, что заниматься любовью, когда у меня колпачок, – это все равно что принимать душ в дождевике.

Публика захихикала. Если бы адвокат не проиграл это дело прежде, он проиграл бы его теперь.

Гарри повернулся в сторону Марти и одобрительно подмигнул ей. Он понял, почему Марти не захотела, чтобы он возражал против этого вопроса. Болтливость матери сослужила ей сейчас хорошую службу. Конечно же, все присяжные поверили ее словам. Они прозвучали очень непосредственно и искренне. Когда суд удалился на совещание, Марти уже знала, что за вердикт будет вынесен.

Мать, прижимая ладони к пылающим щекам, подошла к Мартине.

– Я вовсе не собиралась говорить это, – прошептала она. – На меня точно затмение нашло. Но его адвокат оказался таким противным! Да, Боб сказал мне именно эти слова, когда узнал, что я забеременела. Он заявил, видите ли, что я сама виновата! Чушь какая-то! Может, он думает, что предохраняться совсем не обязательно? Что я залетела только потому, что очень этого хотела?

– Нет, он просто-напросто думает, что все должно идти только так, как он этого хочет, – ответила Марти, заметив, что у нее за спиной как раз проходит Брэд. – Впрочем, присяжные все равно вынесут вердикт не в его пользу, так что ему придется считаться с реальностью.

Кто-то потянул ее за рукав, и она обернулась. Брэд вполголоса спросил:

– Вам обязательно нужно оставаться здесь? Мне бы хотелось поговорить с вами.

Ее роль на этом судебном заседании уже была сыграна; молодая мать подошла теперь к Гарри, чтобы, как предположила Мартина, извиниться и перед ним тоже.

Лицо Брэда было непроницаемым. О чем он думал – одному Богу известно.

– Пожалуйста, подождите меня в холле. Я еще должна собрать свои вещи, – ответила Мартина.

– Хорошо, я подожду, – сказал Брэд.

Спустя пять минут она вышла из зала заседаний с портфельчиком под мышкой.

Брэд стоял, прислонившись к стене и засунув руки в карманы.

Мартина неустанно твердила себе, что перед нею находится человек, подозревающийся в том, что он отказывается платить алименты, и что он имеет право задать ей несколько вопросов, относящихся к его делу.

– Ловко же вы его закопали, – сказал он.

– Он отец ребенка, и ему не стоило понапрасну тратить время и деньги, пытаясь уйти от ответственности, – спокойно ответила Мартина.

Ее слова прозвучали достаточно жестко, и Брэд заметил это.

– Против меня у вас нет вообще ничего, – холодно заявил он. – Я не знаю эту женщину. Не может существовать ни фотографий, ни свидетельств соседей, ни другой подобной ерунды. Тут будет лишь ее слово против моего.