— Ты забыла обо мне! — кричала моя дочь. — Ты обо мне забыла! Ты очень, очень плохая мама!
— Прости меня, солнышко, — я взяла ее на руки и обняла. — Прости меня, моя сладкая.
Я расцеловала ее. Руби посмотрела на меня, и у нее задрожала нижняя губа.
— Нет, зайка, только не плачь. Маме так стыдно.
И на этих словах она разревелась.
— Пока мы ехали, она не плакала, — удивленно произнесла мама Джейка. — Они с Джейком всю дорогу пели.
— Охотно верю, — сказала я через голову истерически рыдающей Руби. — Еще раз спасибо, что подвезли ее. Это так мило с вашей стороны.
— Не за что. Я живу совсем недалеко, чуть дальше в сторону Беверли-Хиллз. Ваш дом как раз по дороге. Кстати, меня зовут Барбара.
— Конечно, Барбара. И как я могла забыть? У меня ужасно плохая память на имена.
— У меня тоже. Если бы Бренда не сказала, как вас зовут, я бы сама ни за что не вспомнила.
Скорее всего, она говорила так из вежливости.
— А наши дети, кажется, подружились, — заметила Барбара.
— Это здорово.
Как хорошо, что Руби умеет сама находить друзей. Я никогда не была сильна в планировании детских знакомств и игр. Я и свои-то встречи спланировать не могла, не то что Руби.
— Джулиет, я тут вот что подумала. Мой старший сын ходит в школу «Милкен Коммьюнити», и через пару недель их седьмой класс ставит «Парней из Сиракуз».[23] Почему бы вам с Руби не пойти на спектакль вместе с нами? Думаю, детям понравится.
Да, но скорее я дам повыдергивать себе все ногти, один за другим.
— Конечно, отличная мысль. Только уточните потом, где и когда это будет.
Мы с дочерью помахали им на прощанье и поднялись в дом. Я усадила Руби за стол, достала маркеры и бумагу, и следующий час или около того мы рисовали наш семейный портрет. На моей картинке наш папа — где-то на заднем плане, в стране под названием «Работа». У Руби он самая большая фигура на листе. Думаю, мы выражали сходные чувства, просто каждый по-своему.
Вечером, задолго до того, как я стала прислушиваться, не приехал ли Питер, он позвонил с работы. И сказал, что сегодня приедет поздно. Опять.
— Я так надеялась, что мы с тобой куда-нибудь сходим, — мой голос прозвучал на удивление спокойно.
— Прости, куколка. А разве у вас со Стэйси нет на сегодня никаких планов? Я и не знал. Но если ты так хочешь меня видеть, я попробую отложить свои дела.
Никогда в жизни не слышала более неискреннего предложения.
— Нет, все в порядке, не стоит, — выдала я, — мне еще нужно проверить один израильский ресторан. Сегодня среда, и если я туда не пойду, придется ждать аж до понедельника.
— Опять за свое?
— Это длинная история. Расскажу подробнее, когда приедешь домой. Если вкратце — Фрэйдл пропала, и я надеюсь отыскать ее парня в ресторанчике на Мелроуз. Насколько мне известно, по понедельникам и средам там собирается израильская молодежь.
— Пропала? Как это пропала?
— Думаю, она сбежала с этим парнем. Приедешь домой — я тебе все расскажу. Может, я схожу в ресторан вместе с детьми?
На секунду в трубке повисла напряженная тишина. Затем Питер произнес:
— Джулиет, ты ведь не собираешься ни во что вмешиваться, правда?
— Не говори глупости, Питер. Я просто хочу найти свою пропавшую няню. Скорее всего, бедная девочка решила сбежать от свадьбы, запланированной родителями. Я же сказала: расскажу, когда вернешься.
— Надеюсь, ты не потащишь детей в какой-нибудь притон?
— Конечно, нет. Слушай, если ты и в самом деле так беспокоишься, может, уедешь с работы и посидишь с ними, пока я прогуляюсь?
Я знала, что это удар ниже пояса, но мне уже надоело играть роль отважной вдовушки из телесериала.
— Я не беспокоюсь. И уехать тоже не могу. Здесь у нас просто сумасшедший дом, но ты же знаешь, как только пробные серии выйдут в эфир, все устаканится.
— Может, и так. А может, у вас купят все двадцать две серии, и мы тебя больше не увидим.
На другом конце провода повисла тишина. И тут я пожалела о своем ехидстве. Бедный Питер все-таки зарабатывает нам деньги, один, без помощи с моей стороны, а я его еще и расстраиваю.
— Прости, Питер. Я знаю, это от тебя не зависит. Я просто устала. Очень устала. Иди работай, дорогой. Мы сами справимся. Я люблю тебя.
— Правда? А то в последнее время как-то не заметно.
Он и впрямь так думал или просто хотел меня пристыдить?
— Перестань, Питер. Говорю же, просто устала. Конечно, я люблю тебя. Попробуй попросыпайся каждые пятнадцать минут четыре месяца подряд, и я посмотрю, как ты будешь разговаривать.
В игру «Кто виноват?» можно играть и вдвоем.
— Знаю, знаю, — пошел на попятную Питер. — Ты тоже меня прости. Просто сейчас для нас наступили не самые лучшие времена.
— Это точно.
— Ладно, мне пора бежать. Меня уже зовут. Я люблю тебя.
— Я тебя тоже люблю.
— И я тебя.
Всеми силами стараясь не расстраиваться после этого разговора, я пошла в спальню — переодеться во что-нибудь подходящее для ужина в ресторане. Футболка с Мадонной сыграла явно не в мою пользу при разговоре с отцом Фрэйдл, и на этот раз я не хотела рисковать. Я вытащила длинную черную юбку с резинкой на талии и натянула ее на черные леггинсы. Сверху надела свежевыстиранную белую рубашку Питера. Я подхватила малыша и уже почти дошла до гостиной забрать его сестренку, когда заметила свое отражение в зеркале. Ой. Прическа. В течение дня я каким-то образом умудрилась зализать волосы спереди, а сзади взбить их так, что они сильно напоминали школьную диораму Скалистых Гор. Вершины и горные долины. Я выкопала из шкафа старый черный берет и модно (надеюсь) заломила его набок.
Ресторанчик «У Номи» выглядел, мягко выражаясь, не очень презентабельно. Единственное украшение заведения — несколько старых израильских постеров, криво расклеенных по стенам. На одном с высоты птичьего полета запечатлен Иерусалим с характерной громадой Купола Скалы. С другого посетителям улыбается девушка-солдат, надежно запакованная в нечто, напоминающее парашют. На третьем, как мне показалось, изображался какой-то невзрачный уголок Лос-Анджелеса, но большая неоновая надпись под постером гласила: «Столица, Тель-Авив». В зале вплотную друг к другу стояло штук двадцать обшарпанных пластиковых столов, а в дальнем правом углу располагалась маленькая сцена с музыкальной установкой и усилителем.
Я неуверенно застыла в дверях, размышляя, стоит ли войти и сесть за свободный столик. Взгляд упал на дальний конец зала, где из кухни как раз выходила официантка с подносом. Она улыбнулась и, выдав что-то неразборчивое, махнула в сторону одного из незанятых столов. Через пару секунд появился симпатичный молодой человек с высоким деревянным стулом и подушечкой. Подушечку он положил на кресло и усадил довольную Руби. Затем легким движением перевернул принесенный стул, взял у меня автомобильное кресло Исаака и аккуратно закрепил его на перекладинах.
— Здорово, — выдохнула я. — Где вы этому научились?
— Дети, дети. Везде одни дети, — произнес парень с характерным акцентом, обведя рукой зал. Вокруг и впрямь оказалось много маленьких детей.
— Вам принести меню? — поинтересовался он.
— Да, неплохо бы.
Парень исчез и тут же вернулся с меню, стаканом воды для меня и цветными карандашами для Руби.
— Мама, — раздался тонкий голосок дочери.
— Что, детка?
— Мне нравится ресторан. Это самый хорошейший ресторан.
— Даже лучше, чем «У Джованни»? — После рождения Руби мы с Питером регулярно ходили в этот итальянский ресторан по соседству. Джованни и его брат Фредерико научили Руби говорить «Чао» еще до того, как она стала говорить «Привет».
Руби на секунду призадумалась.
— Нет. «У Джованни» — хорошейший. А этот еще хорошее.
— Я рада, что тебе нравится. Давай посмотрим, как здесь кормят. Хочешь, закажу тебе фалафель и картошку-фри?
— Такой же фель-фель, как покупает папа в «Ита-Пита»?