Да, не очень-то мне помогли эти сведения. Если Фрэйдл и Ари обо всем договорились, зачем девушке уходить из дома? По спине пробежал холодок. С первого дня исчезновения Фрэйдл я старалась думать, что она просто ушла из дома. Но я всегда знала, что есть и другая вероятность, и с каждым днем она увеличивается. Вполне возможно, кто-то похитил ее или сделал с ней что-то ужасное. И может быть, этот кто-то сидит рядом со мной под бивнями слона. Или спокойно живет где-нибудь в Бороу-Парк. Или в Лос-Анджелесе. Нужно срочно садиться на самолет и возвращаться. Нужно уговорить Финкельштейнов обратиться в полицию. И если ребе не согласится, я напишу заявление сама.

Тут молодой человек прервал ход моих мыслей:

— Что вы собираетесь делать? — спросил он.

— Не беспокойтесь, Ари. Я никому не стану о вас рассказывать. Я просто хочу найти Фрэйдл.

— Позвоните мне, когда что-нибудь выясните.

— Хорошо. Обещаю. Спасибо, что согласились со мной поговорить.

— Нет, это вам спасибо за то, что вы мне все рассказали. Вы сказали, что вы подруга Фрэйдл?

Он смотрел на меня, явно не понимая, что общего с его будущей женой у меня, нехасидки в брюках?

— Она работала у меня няней.

Я понимала, насколько нелепо это звучит. Не подруга. Не член семьи. Просто девочка, которая одно утро сидела с моим ребенком. Чтобы я могла поспать.

— Да, понятно. До свиданья, — сказал он.

— До свиданья, Ари.

И я пошла туда, где мой отец с детьми рассматривал диораму африканской саванны.

— Смотри, мама, — ткнула пальцем Руби. — Это газель Томпсона.

Я посмотрела на табличку возле экспоната. Не может быть, и впрямь газель Томпсона!

— Откуда ты знаешь, как выглядит газель Томпсона? — ошарашенно спросила я.

— Мне рассказали братья Кратт![42] — выпалила она.

Слава господу, что у нас есть телевидение!

Мы быстренько проскочили остальную часть музея мимо динозавров и гигантского голубого кита. Я хотела поскорее попасть в Нью-Джерси и позвонить в аэропорт. Но судьба отвернулась от меня: мы застряли в пробке на скоростной магистрали Вест-Сайд и медленно ползли на север к мосту Джорджа Вашингтона. Домой мы ехали целых полтора часа. К счастью, битый час проорав на полной громкости, Исаак заснул на заднем сиденье машины.

Когда он задремал, отец посмотрел на меня и прошептал: «В какой-то момент мне показалось, что от него треснет лобовое стекло».

Когда наконец мы подъехали к дому, уже стемнело. Пока мы с отцом высаживали детей из машины, я заметила, что у нашего дома припаркован огромный черный «кадиллак». В нашем районе, где, не считая фургонов, «крайслер» моих родителей был единственной американской машиной, он смотрелся как громадный нарыв.

Я устало проковыляла на крыльцо. На руках у меня примостился дремлющий Исаак, а на ноге висела Руби. Перед входной дверью нас ждали мужчины-хасиды в шляпах. Но только двое или трое бородатые. Выглядели они не очень дружелюбно.

— Здравствуйте. Чем могу помочь? — поинтересовалась я.

В это же время отец, поднимавшийся за мной по ступенькам, удивленно спросил:

— Кто все эти люди?

Вперед выступил крупный толстопузый мужчина и ткнул в меня пальцем.

— Вы Джулиет Эпплбаум? — заявил он.

— Кажется, мистер, у вас преимущество. Вы знаете, кто я, но я не знаю, кто вы, — сказала я, не подавая виду, что обеспокоена.

Я быстро прикинула. На крыльце стоят шестеро мужчин. Значит, сделаем вид, что это — визит вежливости.

— Может, зайдете в дом? Здесь холодно, и ребенок может простудиться.

Я обогнула говорившего со мной мужчину и открыла дверь. Отец подошел ко мне и взял Руби за руку.

— Что происходит? — шепотом спросил он, проходя мимо меня в дом.

— Понятия не имею, — громко ответила я.

Я придержала дверь, и все мужчины, один за другим, зашли внутрь. Затем я проследовала в гостиную и все так же с ребенком, уселась на диван.

— Папа, — спокойно сказала я, — иди включи Руби наверху видеомагнитофон.

Он кивнул и увел ее из комнаты. Тем временем мужчины сгрудились небольшой кучкой в центре гостиной, и я смогла их рассмотреть. Двое уже в возрасте — тот, который разговаривал со мной, и еще один, такой же крупный, но с длинной седой бородой. Четверо других выглядят гораздо моложе. Двое примерно моего возраста, еще двое — совсем мальчишки. Один из молодых парней, со светлой стрижкой, коротко подстриженной бородой и широкими плечами, показался мне смутно знакомым. Где-то я его видела.

— Прошу вас, садитесь, — нарушила я молчание.

Все посмотрели на главаря, но он только сердито мотнул головой.

— Мы не задержимся в этом доме. Мы только зашли предупредить вас, Джулиет Эпплбаум. Держитесь подальше от семьи Хирш. Вы там не нужны.

Ага. Дядюшки.

— А вы, наверное, брат Эсфири Хирш. Приятно познакомиться, — с улыбкой ответила я.

Такова уж работа федерального защитника, что через какое-то время страшные люди тебя уже не пугают. Все мои клиенты были страшными. Среди них попадались и бандиты, в наколках с ног до головы, и нервные грабители банков, привыкшие спускать по тысяче долларов в день, и налетчики-угонщики с девятимиллиметровыми пистолетами «Глок». Как адвокат и, зачастую, единственный человек, которому было до них дело, я нередко становилась их исповедником, поверенным и даже другом. Я научилась за каждым преступлением видеть человека. И мужчина, который сейчас стоял передо мной, несмотря на свой грозный и опасный вид, тоже человек. Старик-еврей. Как мой отец, но только в меховой шапке.

— Неважно, кто я! — взревел мой невоспитанный посетитель.

На его крик прибежал отец.

— Папа, иди наверх, посиди с Руби, — отрезала я.

— Но… — попробовал возразить он.

— Папа! Мне нужно, чтобы ты посидел с ней. Я не хочу, чтобы она испугалась.

С явной неохотой отец стал подниматься обратно по лестнице.

Я развернулась к дяде Ари, тычущему пальцем мне в лицо.

— Хватит кричать, — сказала я. — Ребенка разбудите.

Вперед вышел блондин — тот, который показался знакомым.

— Мы пришли попросить вас не вмешиваться в дела Ари Хирша. Вот и все. — Он говорил с легким акцентом.

— Мы не просим! — завопил главарь. — Мы предупреждаем! Не лезь не в свое собачье дело, ты, churva!

В этот момент открылась дверь, и в комнату вошла мать.

— Churva? — возмутилась она. — В моем доме кто-то произнес слово «churva»? Что здесь происходит? — Она посмотрела на меня, потом на мужчин в центре гостиной. — Иосиф? — удивленно проронила она. — Иосиф Петровский, что ты здесь делаешь? И что скажет твоя мать, когда я расскажу ей, как твои друзья называют мою дочь шлюхой?

Ругань матери в один момент привела в чувство моего зазнавшегося троюродного племянничка и банду злобных хасидов. Их главарь поднял кулак и прорычал:

— Это предупреждение.

Пожилой седобородый мужчина, который молчал все это время, дернул за руку своего расшумевшегося сообщника. Затем повернулся ко мне и произнес мягким, но от этого почему-то еще более зловещим голосом:

— Мы все одна семья.

Я молчала.

— И мы защищаем друг друга.

— Отлично, — порадовалась за них я. — А я-то здесь при чем?

Он слегка улыбнулся.

— Просто вы должны это знать. Вот и все.

— Послушайте, вы, — влезла мать. — Да кем вы себя вообразили, еврейскими братьями Гамбини? А ну, быстро убирайтесь из моего дома. Вон, немедленно, или я позвоню в полицию.

Не обращая на нее внимания, старик смотрел на меня. Я не дрогнула и произнесла:

— Думаю, вам лучше уйти.

— Вон, все вон! — Мать ухватила за руку ближайшего парня и потащила его к дверям. Он грубо стряхнул ее с себя, и она уставилась на него с открытым ртом.