Литмир - Электронная Библиотека
A
A

— Гараж вниз по ступенькам, — сказала она, указав на дверь у плиты.

Я открыла дверь и стала спускаться по деревянной лестнице в полумрак гаража. Перила были такими тонкими и хрупкими, что я решила лишний раз к ним не прикасаться, боясь, что они не выдержат даже веса моей руки. Внизу вдоль стен возвышались ряды коробок. В углу виднелась кухонная стенка с маленькой плитой, холодильником, металлической раковиной и старым морозильником-сундуком.

Я добралась до груды коробок и стала искать тунца. В гараже раздавалось тихое гудение. Я огляделась. Звук шел от старого морозильника. Я подошла к нему и положила руку на крышку. Холодная. Нетти говорила, что это кухня-Песах. А праздник еще нескоро. В голове прозвучал голос бабушки: «Aroysgevorfen электричества!» Напрасная трата электричества. Во рту у меня пересохло. Я взялась за ручку морозильника и потянула. С легким шипением крышка открылась. Я закричала.

Казалось, Фрэйдл спала, только кожа была неестественно белой. Она лежала, скрючившись, ноги прижаты к груди. Глаза полузакрыты, через узкую щель видно, что зрачки закатились. В уголках глаз и на губах блестели кристаллы льда. За головой застыла лужа чего-то темного. Кровь.

Внезапно на лестнице раздались шаги. Я резко захлопнула крышку и отошла в сторону.

Вниз сбежала Сима. Сразу за ней в гараж влетели мальчишки. Завидев меня, она резко остановилась.

— Что? Что? — бледнея, вскрикнула женщина.

Она схватила мальчишек за шиворот, удерживая их подальше от меня. Несколько секунд стояла молча, вцепившись бледными пальцами в рубашки вертящихся и вырывающихся детей. Затем вопросительно посмотрела на меня.

— Фрэйдл? — прошептала она.

— Да.

Я бросила взгляд на морозильник, и Сима застонала. Упав на колени, она сгребла мальчишек и уткнулась в их плечи лицом. Из груди вырвалось глухое, отчаянное рыдание. Испуганно уставившись на плачущую мать, дети притихли и побледнели. Так мы и стояли — я, скорбящая мать и двое детей. Показалось, что это длилось целую вечность, хотя на самом деле не прошло и минуты. Потом я увела их наверх и закрыла дверь гаража. Усадив Симу и мальчишек за стол, я взяла телефон и наконец сделала то, что нужно было сделать давным-давно, — набрала 911.

Глава двадцать третья

К тому времени, когда мне разрешили ехать домой, у меня успели протечь даже подкладки, и вся блузка промокла. Видимо, лишь капающее молоко смогло убедить полицейских меня отпустить. До этого чудесного спасения меня допрашивали в той самой маленькой комнате, где я кормила Исаака, когда впервые оказалась в доме Фрэйдл. Я выложила следователю, женщине примерно моих лет с коротко стриженными каштановыми волосами и в очках с роговой оправой, все, что знала, включая имя и адрес Йоси. Я даже рассказала о сексуальной ориентации Ари. Теперь терять уже нечего. А полиции нужно как можно больше информации, чтобы найти тех, кто совершил это ужасное убийство.

Я быстро прошла пару кварталов до своего дома, отчаянно желая увидеть детей и Питера. Глаза оставались сухими, что меня очень удивляло. Обычно меня может довести до слез даже телереклама. Я не плакала с того момента, когда мы обнаружили тело Фрэйдл. Как будто не могла дать волю слезам в присутствии Симы и ребе, которые в ужасе ходили следом за полицейскими. Их скорбь была настолько сильной и глубокой, что по сравнению с ней мои слезы выглядели бы жалко и неуместно.

Когда я уходила из кухни Симы, там царило тихое отчаянье. Отец Фрэйдл, сгорбившись от горя, привалился к буфету. Сима и Нетти, которой я позвонила сразу после дачи показаний, сидели за кухонным столом и мяли в руках по полотенцу, периодически прикладывая их то к носу, то к глазам. Самые младшие братья Фрэйдл забились в угол кухни. Сара сидела на стуле рядом с матерью, дрожа и рыдая, и держала ее за руку. Старшие мальчики с бледными лицами и мокрыми от слез глазами молча стояли по стенам.

Добравшись до дома, я открыла дверь и бросилась вверх по лестнице. Питер сидел в кресле-качалке и кормил Исаака из бутылочки. Руби смотрела телевизор.

— Джулиет! Где тебя носит? Уже почти четыре часа! Я тут чуть с ума не сошел! — вскричал Питер.

Я кинулась к нему, уселась на пол и положила голову ему на колени, рядом с теплым Исааком. Ребенок оторвался от соски, зажал в кулачке прядь моих волос и запихнул ее в рот. И тут я разрыдалась.

Питер погладил меня по голове.

— Что случилось, дорогая? Что с тобой?

Икнув, я выпрямилась и бросила взгляд на Руби. Та настолько увлеклась танцующим на экране фиолетовым динозавром, что даже не заметила моих слез.

— Фрэйдл мертва, — прошептала я.

Похоже, Питер не удивился.

— Этого я и боялся, — пробормотал он. — Что с ней случилось?

— Не знаю, Питер. Ее тело нашла я, — снова прошептала я.

Он посмотрел на меня, широко открыв глаза и рот от удивления.

Я начала рассказывать, как нашла тело бедной Фрэйдл в морозильнике.

— А что такое кухня-Песах? — прервал меня он.

— На Песах нельзя есть хлеб, только мацу.[48] Настоящие ортодоксы не станут даже готовить мацу в кухне, где хоть раз пекли дрожжевой хлеб. Поэтому для пасхальной еды есть отдельная кухня. Они никогда не приносят туда ничего некошерного, чтобы ее не осквернить.

— Ого, — выдохнул Питер.

Несколько минут мы оба молчали, размышляя о том, какому ужасному осквернению подверглась кошерная кухня Финкельштейнов.

Я продолжила рассказ:

— Когда я зашла в гараж, то услышала шум холодильника. Это показалось странным. Вряд ли в холодильнике могло что-то лежать: до Песах еще несколько месяцев. Тогда я подошла и открыла крышку… — тут я снова зарыдала.

— Эй! Чего ты плачешь? — закричала Руби, тут же оторвавшись от Барни.

Я быстро вытерла глаза.

— Ничего страшного, моя сладкая. Просто устала, — я повернулась к Питеру. — Чем ты поишь ребенка? — с подозрением спросила я.

— Молочной смесью.

— Что?

— Джулиет, тебя не было, а он тут сходил с ума. В холодильнике грудного молока тоже не оказалось. Вот я и нашел молочную смесь, которую нам дали в больнице в качестве рекламного образца. Кажется, Исааку даже понравилось.

Я пожала плечами — слишком вымоталась за сегодняшний день, чтобы спорить. Да и чего еще ожидать от Питера! Он не разделял моей убежденности в том, что нашего младенца ни в коем случае нельзя пичкать вредными молочными смесями. Да и я сама не совсем понимала, почему для меня это так принципиально. Я взяла Исаака у Питера и устроилась с ним на диване. Пока я доставала грудь, малыш отчаянно ерзал. Наконец удовлетворенно вздохнул и принялся сосать.

— Да, чуть не забыл, — сказал Питер. — Тебе звонила Барбара Роузен.

— Кто? — переспросила я. — Не знаю никаких Барбар Роузен.

— Она представилась матерью Джейка.

— Какого Джейка?

— Предположительно, Джейка Роузена.

— Не знаю я никаких Джейков и Барбар Роузен.

— Мама! — возмутилась Руби. — Джейк из моей группы!

— Да, точно. Это мама Джейка. И что она хотела?

— Она звонила напомнить тебе, что «Парни из Сиракуз» будут завтра днем.

А я уже и забыла, что мы туда собирались.

— Точно. Там играет ее старший сын. Она предложила сходить на спектакль с детьми.

— Я хочу пойти, мама! — завопила Руби.

— Хорошо, дорогая, — устало кивнула я.

Да, только мюзикла Роджерса и Харта в детской постановке мне сейчас и не хватает!

— Я все записал, — радостно сообщил Питер. — Она сказала, что зарезервирует места для вас с Руби.

— А ты не хочешь туда пойти вместо меня? — с надеждой спросила я.

— Это так необходимо?

— Нет. В общем, нет.

— Отлично, а то я скорее пошел бы сверлить зуб. Развлекайтесь.

В этот же день ко мне пришли из полиции. С женщиной-следователем, с которой я разговаривала в доме Фрэйдл, приехал пожилой мужчина в плохо сшитом синем костюме с характерным блеском полиэстера. Женщина представила своего напарника, Карла Хопкинса, и представилась сама — Сьюзен Блэк.

вернуться

48

Традиционный еврейский пресный хлеб.

35
{"b":"138404","o":1}