Несмотря ни на что, посещение вагона ресторана было приятной сменой впечатлений во время путешествия. Конечно, очень трудно было привыкнуть к неопрятности, например, скатерти постепенно стали такими грязными, что стоило облокотиться на стол, как рукава прилипали к ним. Что касается приборов, чашек, тарелок, то некоторые из пассажиров каждый раз перед едой протирали их салфеткой, но, по-моему, от этого было мало толку.

Благословенную роль здесь сыграла туалетная бумага из Швеции, которую я захватила с собой и которой протирала наши с Хансом приборы.

ВПОЛНЕ естественно, что многие разговоры в вагоне-ресторане касались системы здравоохранения в Советской России. Мы очень мало знали об этом. У нас практически не было никаких достоверных сведений, за исключением маловразумительных сообщений об уровне здоровья и заболеваемости, рождаемости и смертности в Советском Союзе. Наши друзья в Москве, которые оптимистично смотрели на перспективы развития здравоохранения в этой стране, высказали мнение, что российская медицинская система достаточно хороша и что она, в случае необходимости, сможет противостоять эпидемиям. Хотя большинство иностранцев, включая нашего попутчика доктора Д. и остальных, отнюдь не были в этом уверены, ведь в России нет ни единого города или деревни, где можно было бы пить некипяченую воду, в стране не хватает мыла, люди живут в страшной тесноте, в городах нет санитарной службы, способной на достойном уровне поддерживать чистоту, многие здания построены на недренированной почве. О ситуации с питанием у меня нет достоверных сведений, в целом, люди не выглядят такими уж недоедающими, в стране хватает хлеба, и хлеб этот хороший, хотя я слышала, что зимой случаются серьезные нехватки продовольствия. Как мне рассказывали, во время последней зимы в течение долгого времени в свободной продаже были только хлеб да белокочанная капуста, последняя стоила 7 рублей за фунт. Одежды в стране не хватает, зимой люди зачастую надевают на себя все, что есть, так что о каком мытье и смене одежды может идти речь? И кроме всего прочего — повсеместный, постоянный запах гнили и разложения. Что касается туалетов, то, выражаясь, так сказать, деликатно, они просто неописуемы, всю их прелесть можно ощутить, только посетив их. Отхожие места в московских дворах ужасные, но я считаю, что современные туалеты — WC — еще хуже, если в них не работает канализация.

Мытье и чистка зубов осуществлялись нами в туалетах, а их было всего два, в каждом конце вагона. Каждые утро и вечер мы должны были стоять, ожидая своей очереди, в пижамах или ночных рубашках, с полотенцем на плече, держа в руках пакетики с туалетными принадлежностями. Часто воды в туалете не хватало. Однажды мы ждали целый день, когда наконец поезд прибыл на станцию, где другой паровоз, остановившийся на соседнем пути, с помощью шланга пополнил запасы горячей воды в нашем поезде. В тех ванных комнатах, которые располагались между купе, воды не бывало никогда, как выразился Ваня, «там что-то совсем проржавело». Очень везло тому, кто имел возможность посетить туалет, когда вода там была не обжигающе горячей, не очень холодной, а приятно теплой.

Путешествуя по Стране Советов, я пришла к выводу, что население здесь способно жить, а какая-то его часть даже находится в более или менее здоровом и работоспособном состоянии, вопреки бытовым условиям, которые все мы, живущие в Скандинавских странах, назвали бы просто убийственными. То, что в наших странах считается необходимым минимумом потребления отдельным человеком в течение года, я имею ввиду жиры, углеводы, различные витамины, фрукты и овощи, в тоталитарном государстве имеет возможность потреблять лишь тонкий слой господствующего класса. Наши требования к минимальной чистоте и гигиене жилища, необходимым для того, чтобы поддерживать здоровье нации на удовлетворительном уровне, для тоталитарных государств неприемлемы, таким образом, жизнь отдельного человека здесь проходит сама по себе, без помощи со стороны государства.

Конечно же, есть разница между большой страной и той, где население составляет три, четыре или шесть миллионов человек, где изначально человеческая жизнь являет собой большую ценность. И вследствие этого представляется вполне реальным делом поддержать маленький и вполне просвещенный народ стремлением к сохранению собственного здоровья, здоровья своей нации. Именно потому в Норвегии и появилось много частных организаций, таких, как например, Норвежское национально общество по борьбе с туберкулезом, Общество по проблемам здоровья и гигиены женщины и Норвежский Красный Крест, которые с помощью разного рода частных инициатив предпринимают усилия по борьбе с детской смертностью и по осуществлению мер, связанных с охраной материнства. Постепенно государственные органы взяли эти инициативы под свой контроль и начали помогать деятельности частных организаций, благодаря чему эти организации стали расти и развиваться, осуществляя основную работу в сфере санитарно-гигиенического просвещения. При демократическом строе в той или иной степени все граждане имеют возможность влиять если не прямо, то хотя бы косвенно на организацию общественной жизни, которая, в свою очередь, влияет на жизнь отдельного человека. В тех государствах, где демократия слаба, власти обнаруживают полное безразличие к участи беднейших слоев населения. В нашем же обществе существует лишь незначительная дистанция между теми, кто управляет, и управляемыми; классовые различия в целом не так уж и велики, а процесс проникновения из одного класса в другой достаточно динамичен.

Перед немецким вторжением в Норвегии был почти самый низкий уровень детской смертности в мире. Если говорить в этом плане о России, то ее характеризует очень высокий процент рождаемости, он гораздо выше, чем в Норвегии, не говоря уже о Швеции, где процент рождаемости угрожающе низок, вот почему, конечно же, и в Норвегии, и в Швеции делается все возможное для сохранения жизни новорожденных, а также для их здоровья.

Вероятно, Россия, так сказать, может себе позволить, чтобы дети, рожденные здесь, угасали, а огромное число взрослых граждан было обречено опускаться на дно жизни, таким образом, вероятно, ее правители надеются, что природа уничтожит более слабых индивидов и обеспечит принцип «the survival of the fittest».[49] Нацистская Германия открыто бахвалится, что неотъемлемой частью демографической политики третьего рейха является принцип, что женщины должны рожать как можно больше детей, видимо с расчетом на то, что сама природа и условия жизни в стране позаботятся об осуществлении принципа выживания сильнейших и наиболее стойких, которые и будут воспроизводить «расу». Фашистское государство не принимает во внимание такой «закон природы», как неукротимая любовь матерей к своим слабым или аномальным детям. В настоящее время невозможно с полной достоверностью судить о справедливости слухов о систематическом истреблении слабых, больных и неполноценных индивидов в нацистской Германии. Даже если только лишь половина из рассказанного подтвердится, можно смело утверждать, что, родись в нацистской Германии такие личности, как Свифт, Ньютон, Дарвин или Ханс Кристиан Андерсен, все бы они имели ничтожный шанс выжить и впоследствии осуществить свою прославленную деятельность. Между прочим, такого шанса не было бы и у самого Гитлера, а также Геббельса и Квислинга…

Скорее всего, спустя какое-то время тоталитарные государства дорого заплатят за отказ от принципов санитарии и гигиены, которые были выдвинуты наукой за последнее столетие. Правда, таким большим государствам, где население составляет 70 или 130 миллионов жителей, демографическая катастрофа грозит не ранее чем через период, равный жизни двух поколений, но прежде чем произойдет их крушение, если при этом им удастся удерживать в сфере своего влияния небольшие, но более интеллектуально и культурно развитые нации, постепенно произойдет деградация и этих народов, их численность окончательно уменьшится, эти народы вымрут, и тогда наступит и конец истории белого человека на нашей планете. Чернокожие или желтокожие миссионеры начнут собирать остатки представителей белой расы из Евразии или Америки, превратившихся в феллахов или кочевников, влачащих жалкое существование среди обломков старого мира, для того чтобы попытаться приобщить их уже к новой цивилизации и культуре.