Известие о том, что Лесли отбудет из дома, принесло мне облегчение. Но, хотя я контролировала свои чувства, мне бы все же хотелось, чтобы Брэндан оставался в доме. Скорее всего, такое простое и наивное занятие, как украшение елки, заставило бы его успокоиться и расслабиться. Кроме того, я могла бы находиться в одной комнате с ним открыто, не ощущая из-за этого вины. Конечно, само его присутствие причиняло бы мне боль, но, по крайней мере, я могла бы ощутить жизнь на то короткое время, пока буду находиться в его обществе. А без него, как я уже поняла с отчаянием в душе, я только существовала, но не жила. И мне предстоит еще долго существовать без него, после того как я покину этот дом.
Несмотря на тяжесть в сердце, я старалась как можно больше внимания уделять украшению елки. Я повторяла себе снова и снова, что должна думать теперь только о Джереми.
Уже несколько дней мы поджаривали кукурузные зерна на огне камина в детской и нанизывали белые вспухшие зерна вперемежку с клюквой на длинные нитки, пачкаясь и укалывая пальцы. Теперь, в Сочельник, мы развешивали эти украшения на елку высотой под самый потолок. И даже мисс Гарт отсутствовала и не портила детям удовольствия.
Пока мы занимались этим, Лесли и Брэндан, уезжавшие на бал, заглянули к нам в гостиную по пути к выходу. Лесли, как всегда, была невероятно красива, а сопровождавший ее Брэндан был мрачен и по обыкновению элегантен в цилиндре и плаще-накидке. Они постояли мгновение в дверях, глядя на длинную, освещенную огнями гостиную. Со странной веселостью Лесли послала детям воздушный поцелуй, а Брэндан церемонно пожелал нам хорошо провести вечер. Затем они отправились усаживаться в экипаж, оставив за собой тягостное молчание в гостиной. Пустоту и молчание, которые сделали наше занятие менее шумным и веселым.
Я попыталась побыстрее забыть об этом визите и снова занялась елкой. Я попросила Джереми принести для меня лестницу-стремянку, чтобы украсить самый верх дерева. Джереми уже вырезал звезду из картона и покрыл ее серебряной фольгой из оберток шоколадных конфет. Но я увидела, что он не слышит мою просьбу, а внимательно изучает маленькую кучку подарков, которые положил на стул. Мы вместе с ним принесли подарки из комнаты Дуайта, и на этот раз все обошлось без каких-либо приключений. Не слушая меня, он взял сверток, обернутый в тисненую бумагу зеленого цвета, и повертел его в руках. Я знала, что это египетское ожерелье. В сотый раз я задавала себе вопрос, вспомнит ли Брэндан о моей просьбе насчет подарка, который ему преподнесет Джереми? Или его напряженность и то настроение, в котором он пребывал сейчас, помешают ему повести себя с подобающей благодарностью, и он выкажет свое безразличие? «Я не смогу простить ему, — сказала я себе, — если рождественским утром он поведет себя не так, как надо, по отношению к Джереми».
Я сама принесла стремянку из холла и взобралась на нее, а Селина подала мне звезду. Джереми оторвался от своих раздумий как раз вовремя, чтобы проверить положение звезды и проинструктировать меня, как лучше сделать, чтобы она сидела правильно. Потом они вдвоем передавали мне цветные восковые свечи в маленьких оловянных подсвечниках, а я прикрепляла их на верхних ветвях.
Пока я наряжала елку, что само по себе могло бы доставить удовольствие, я не могла отделаться от картины, которая упорно вставала перед моими глазами: Брэндан, поддерживая Лесли своими крепкими руками, танцует на рождественском балу. Может быть, в основе его гнева было то, что он очарован своей женой, а она отвергает его? Она ведь была так восхитительна, так поистине очаровательна.
К моему величайшему сожалению, мисс Гарт вдруг присоединилась к нам, чтобы посмотреть, как мы наряжаем елку. Я подумала, что ей, вероятно, стало очень одиноко там, наверху и заставила себя спокойно наклонять голову в знак согласия с ее предложениями и позволять ей руководить детьми. Она больше не прятала свою неприязнь ко мне, выражала ее открыто. Я принимала ее нападки со спокойной любезностью и не обращала внимания на грубость ее замечаний, ибо это все же был Сочельник, канун Рождества.
Селина вела себя в этот вечер как-то странно и выглядела почти такой же взвинченной и нервной, как ее мать. Она кружилась вокруг елки, роняла украшения, пытаясь их повесить, и часто гримасничала. Мне показалось, что она в чем-то подражает своей матери. Когда елка была почти совсем наряжена, Селина вдруг вернулась к своей надоевшей песенке. Повесив наконец на елку бумажного ангела, она снова принялась скакать вокруг нас.
— Я знаю что-то, что вы не знаете! — пела она. — У меня есть секрет! И я не скажу!
Даже мисс Гарт обратилась к своей любимице не так терпеливо, как обычно.
— Что тебя так волнует, Селина? — спросила она. — Тебе совсем не следует так волноваться.
Ребенок снова изобразил странную гримаску на лице.
— А я не скажу! Никогда не скажу. Гораздо интереснее иметь секрет!
Джереми посмотрел на нее с презрением.
— Селина, ты ведешь себя глупо. Подай мне ту нитку бус из клюквы, если не собираешься ее повесить сама.
Но Селина ни от чего не желала отказываться и снова вернулась к украшению рождественской елки. Какое-то время мы не слышали о ее секрете.
Только мы закончили наряжать елку, как у двери позвонил Эндрю Бич, и его впустили прямо к нам. Руки его были заняты огромным количеством маленьких свертков.
— Меня пригласили прийти только утром, когда должны собраться все, кто служит в этом доме, — сказал он недовольно. — Но я взял на себя смелость самому пригласить себя сегодня. Вы не будете возражать, если я положу свои свертки под вашу рождественскую елку?
Дети были очень рады ему, а мисс Гарт, если и не обрадовалась, то по крайней мере выражала свое неодобрение менее заметно, чем обычно. Покончив с украшением, мы разместили наши подарки на белой простыне, разложенной под самой елкой. Теперь все было готово к Рождеству, оставалось только зажечь свечи. Это было ответственное дело для взрослых, и, предосторожности ради, я принесла ведро воды и громадную губку, как мы всегда делали у нас дома на случай, если вдруг какая-нибудь ветка загорится.
Одну за другой мы зажгли все свечи при помощи тонких длинных свечек. И наконец вся елка засияла теплыми живыми огнями. Пламя каждой свечки в этой огромной комнате, пронизанной сквозняками и движением воздуха, вытягивалось, приседало, наклонялось, и казалось, что сами ветви мерцали.
Селина, все еще в величайшем возбуждении, начала ползать среди подарков, рассматривая то одни, то другие, иногда поднимая какой-нибудь сверток, стараясь догадаться, что в нем. Так она добралась до подарка, который я приготовила для Джереми.
— А для кого это? — спросила она. — На нем написано «принцу». У нас в доме нет никакого принца.
Джереми быстро взглянул на меня, и я улыбнулась.
— А это секрет, который знаем Джереми и я, — сказала я Селине и увидела, что в глазах Джереми засветилась радость. Точно так, как это случилось с принцем в сказке, безобразное обличие мало-помалу исчезало, и Джереми менялся прямо на глазах. Я молила Бога, чтобы все сошло благополучно с его подарком для дяди и счастье Джереми было бы полным.
Когда была зажжена последняя свечка, мы отошли от елки, чтобы полюбоваться чудесным зрелищем. Елка занимала угол гостиной, а огромное зеркало на противоположной стене отражало нити нанизанных белых кукурузных зерен и красных ягод клюквы, яркие украшения и бесчисленные огни.
Эндрю протянул одну руку мне, а другую Селине и тихо начал петь. Я удивилась, услышав глубокий тембр его голоса. Джереми и даже мисс Гарт присоединились к нам, и мы стояли, взявшись за руки перед елкой, и пели широко известную немецкую песенку о елке. Мы пели, конечно, английские слова, и они уверенно звучали в тишине комнаты:
О вечнозеленая, Как дивно хороша…
Это было удивительно прекрасное, исцеляющее мгновение. Я перестала думать о Лесли и Брэндане, танцующих на балу. Как будто печаль, одиночество и страх, во власти которых я находилась в течение нескольких последних дней, уплыли по кончикам моих пальцев, как только Эндрю взял мою руку и мы вместе запели песню. У меня было странное ощущение, что через пальцы, державшие мою руку, Эндрю передавал мне свои силу и спокойствие, чтобы помочь выстоять. Сегодня он казался менее циничным, менее критичным. И я чувствовала утешение, исходившее от руки мужчины, сжимавшей мою руку, хотя это была не та рука, которую мне хотелось бы ощущать.
