— Великолепная идея, мисс Кинкейд, — промолвил он. — Вы исполните ваше желание. Я достану билеты для вас сам и в самое ближайшее время.

Прежде чем я смогла его поблагодарить, у двери раздался какой-то звук. Я обернулась и увидела Лесли Рейд, входящую в комнату. Ясно было, что она слышала смех, и в глазах у нее был вопрос.

— Можете уделить мне минутку? — спросила она мужа.

— Доброе утро, миссис Рейд, — сказала я и уже хотела пройти мимо нее, чтобы покинуть комнату и оставить их одних, когда мистер Рейд дотронулся до моего локтя, удерживая меня.

— Подождите. Мы должны посвятить мою жену в ваши планы. Лесли, любимая, мисс Кинкейд предполагает, что, если она возьмет Джереми и Селину на дневной спектакль Сесили Мэнсфилд, это произведет на них отличное впечатление. Может быть, я смогу уговорить и вас, моя дорогая, поехать с ними?

Миссис Рейд смотрела в лицо своего мужа долго и холодно. Потом она молча повернулась и покинула комнату, так и не сказав ему ни слова из того, что намеревалась.

Улыбка, с которой он повернулся ко мне, когда она удалилась, была невеселой.

— Вы совсем небольшого роста, а производите впечатление урагана, — сказал он. — Результаты от вашей деятельности такие же разрушительные, как и от хорошей бури. Вполне возможно, что вы, как буря, сметете сухие, поломанные ветки и очистите воздух в этом доме. Или, может быть, вы разрушите все это сооружение на наших глазах. Но что именно произойдет, пока еще неизвестно.

Я не поняла, о чем он говорил, и поэтому не задала никаких вопросов. Я достигла своих целей и была готова уйти. Но он снова заговорил со мной. И его голос звучал, как обычно, будто он никогда и не кричал на меня:

— Я заметил, что вы иногда гуляете на площади одна по вечерам. Примите мой совет, мисс Кинкейд. Улицы Нью-Йорка совсем не безопасны для женщины без сопровождения после наступления темноты. Даже я никогда не выхожу из дома в темное время, не имея заряженного пистолета в кармане.

Я могла себе позволить не возражать ему по этому поводу.

— Спасибо за предупреждение, — покорно ответила я. — Постараюсь принять это к сведению.

Когда я наконец покинула комнату, Брэндан Рейд снова взирал на голову Озириса, словно ждал от него ответа, который никак не давался ему самому.

На следующее утро я увидела Джереми за завтраком и попросила его прийти в классную комнату до уроков, чтобы помочь мне. Он покорно согласился и, когда я спросила его, где смогу раздобыть молоток и гвозди, сообщил мне об этом, не проявляя никакого любопытства к тому, зачем мне все это понадобилось.

В классной комнате я попросила его подержать карту над каминной полкой, а сама забралась на стул и стала забивать первые гвозди. Случайно взглянув на него, я заметила, что Джереми читает какие-то названия на карте. Однако, когда я передала молоток и гвозди ему, он оставался на вид таким же безразличным. И начал забивать гвозди так неумело и неуклюже, что мне пришлось забрать их у него и закончить дело самой. Я, конечно, втайне надеялась: вдруг он станет задавать вопросы или проявит какое-то любопытство, что было бы естественно для любого другого ребенка. Но он не сделал этого, и мне пришлось самой начать разговор.

— Я видела прекрасную голову Озириса в библиотеке твоего дяди, — сказала я, — и у меня вновь проснулся интерес к Египту. Я давно им увлекаюсь. Классная комната выглядит слишком скучной, и я подумала, что эта карта на стене ее украсит. Во время работы я смогу иногда смотреть на нее, чтобы изучать по ней города и реки.

Моя речь даже в моих собственных ушах звучала очень неубедительно, поэтому меня не удивило, что апатия так и не покинула Джереми. Утешало только то, что мне удалось повесить карту на видном месте. Если в мальчике есть хоть какой-то скрытый интерес, то карта могла пробудить его. Ну, а если его не окажется, то я попробую что-нибудь еще.

В это утро миссис Рейд нанесла один из своих редких визитов в классную комнату. В приятной манере она принесла извинения Эндрю за свой визит и спросила, не могла бы она переговорить со мной. Отложив работу, я подошла к двери. У нее назначен выезд днем, сказала она мне, и мисс Гарт поедет с ней. Так как она собиралась взять с собой Селину, она поинтересовалась, не могла бы я присмотреть за Джереми в течение двух или трех часов, пока их не будет.

На этот раз в ее манере было меньше, чем раньше, того, что напоминало об отношении хозяйки к служанке, и она казалась искренне благодарной, когда я согласилась позаботиться о мальчике. Ничто не могло бы обрадовать меня больше. Впервые Джереми и я останемся вдвоем, и у меня будет возможность поговорить с ним, не боясь, что кто-то вмешается в наш разговор.

Однако с самого начала эта возможность мне показалась малообещающей. Когда Селина в новом зеленом платье уехала вместе с матерью и гувернанткой, весь верхний этаж оказался в нашем распоряжении. Мистера Рейда не было дома, Эндрю окончил занятия и ушел, а слуги были у себя под лестницей. Джереми взял книгу и уселся читать в детской, не обращая на меня никакого внимания.

Из своей комнаты я принесла книгу о Египте и тоже села читать, прилагая старания создать в детской приветливую атмосферу, более приемлемую для общения. Один раз я рассмеялась вслух над каким-то забавным параграфом, а затем продолжала чтение, не объяснив ничего. Джереми не подал виду, что услышал мой смех. В другой раз я привлекла его внимание, сказав:

— Послушай-ка это! — И вслух прочитала отрывок, в котором упоминались блестящие открытия экспедиции, предпринятой несколько лет назад усилиями мистера Брэндана Рейда из города Нью-Йорка.

Джереми поднял глаза от книги, и я увидела в них признаки нормального любопытства. Однако он тут же подавил его и вернулся к своему чтению. Но мне показалось, что он уже не испытывал к своей книге прежнего интереса. Он словно бы принимал участие в событиях где-то вне этой комнаты. Как будто старался уловить какие-то звуки. В доме было очень тихо, и хотя я тоже прислушивалась, но не услышала с нижних этажей даже звука шагов.

Наконец он отложил книгу, легко подошел к двери, открыл ее и выглянул в холл. Он прислушивался, и его тонкая фигурка выражала напряженное внимание. Но он ничего не услышал. Тогда он вернулся к своему стулу, не глядя на меня. Я испытывала беспокойство, вспоминая, что сказал Эндрю Бич о мальчике, чтобы предупредить меня. Мое беспокойство, однако, не имело ничего общего со страхом. Скорее это было чувство человека, оказавшегося рядом с тем, кто прислушивался… к призракам. Это он хотел услышать?

Беспокойство Джереми росло, и он начал бродить по комнате. Он рылся среди кукол и посуды Селины, издавая презрительное ворчание, подбирая оловянных солдатиков, волчки, флажки. Потом подошел к полке и вытянул из-под целой кипы книг «Географию» — тонкий учебник большого формата. Он притащил его на стол и положил передо мной. Без объяснений он раскрыл страницы, как будто точно зная, где их надо раскрыть, и вынул квадратный лист чертежной бумаги. Он окинул бумагу быстрым, но внимательным взглядом и протянул ее мне, все еще не говоря ни слова.

Взяв лист, я увидела, что это был рисунок лица Джереми, выполненный пером и тушью. Он был абсолютно похож, хотя это был несколько более юный Джереми. Художник поймал потрясение и трагедию в его глазах, а рот был крепко сжат в усилии скрыть эмоции. И все-таки здесь совсем не было ни злобы, ни неистовой силы. Я вспомнила о своем первом впечатлении о нем как о юном печальном ангеле и нашла, что художник тоже увидел это. В углу листа стояли инициалы: «Э.Б.»

— Очень хороший рисунок, — сказала я. — Это нарисовал мистер Бич, не так ли? Джереми кивнул.

— Дяде Брэндану он тоже понравился, поэтому он оставил его себе. Я взял рисунок из его стола, когда он женился на моей матери и поселился здесь. Сейчас он уже забыл о нем. Но это, однако, не очень хороший портрет. Это ложь, и мистер Бич знает, что это ложь. Сейчас он рисует портрет Селины и моей матери, но не хочет нарисовать меня вместе с ними.