— Ну и что из этого? — раздраженно спросила я. — Неужели все должны вести себя так, чтобы трагедия, происшедшая в прошлом, навеки испортила жизнь этим детям?

Эндрю откинул прядь волос со лба, словно раздумывая над чем-то.

— Что же это такое? — снова задала я вопрос. — В чем дело с этой пьесой, что все начинают странно вести себя, как только я упоминаю о ней?

— Об этом я тоже мог бы вам сказать, — ответил он. — Хотя и не знаю, почему я должен всегда обо всем информировать вас. Но, по крайней мере, у меня нет ощущения, что я должен быть деликатен, как только дело касается репутации мистера Рейда. Знаете, не совсем приятная репутация. Его имя связывали какое-то время с именем этой женщины, Мэнсфилд. Публика знает, что он был без ума от нее.

Я потрясение молчала. Я никогда не доверяла слухам и никогда не обращала внимания на то, что пишут по этому поводу газеты. И все же, если сказанное Эндрю — правда, то это объясняло многое из того, что меня приводило в недоумение. Это объясняло реакцию самого мистера Рейда на мое предложение — сначала гнев, а потом веселье. Но как легко решил он сыграть такую возмутительную шутку со мной! Это также объясняло негодование, которое выразила мисс Гарт, и то, почему Лесли Рейд покинула библиотеку, когда муж предложил ей присоединиться к детям.

Эндрю, наблюдая за мной, видел мое растущее замешательство, и это даже немного забавляло его.

— Ну а теперь вы в затруднении, не так ли? Как же должна поступить при таких обстоятельствах благовоспитанная особа? Вы не собираетесь высказать ваше возмущение мистеру Брэндану и отказаться от театра?

— Перестаньте смотреть на меня так, будто вы собираетесь нарисовать меня для вашей газеты, — с негодованием сказала я, все еще стараясь побороть свое замешательство.

— Вы вся в этом, безусловно! — И он громко расхохотался. — Из вас выйдет очаровательная героиня какого-нибудь нового рассказа, хотя, вероятно, в вас больше противоречии, чем в большинстве из тех леди, которых я рисую. Возможно, в этом часть вашей привлекательности, Меган. Вы не всегда поступаете так, как я ожидал бы от молодой женщины на вашем месте. Очень занимательно наблюдать за вами. Но вы все же не ответили на мой вопрос.

Я вдруг пришла к решению, отбросив всякие сомнения:

— Если то, что вы мне сказали, правда, значит, мистер Рейд ведет со мной непростительную игру и развлекается за мой счет и за счет своей жены. Но как мне узнать правду? Вы повторили сплетни, а сплетни меня не интересуют. Я все же возьму детей на спектакль, когда придет время. Для меня важнее развлечь их, а не слушать то, что скажут люди.

Я надеялась, что таким образом разделалась с Эндрю, Брэнданом Рейдом и моей собственной совестью одним махом.

— Браво! — вскричал Эндрю, протянул руки через стол и положил ладони на мои руки. Усатый итальянец за соседним столиком улыбнулся нам с одобрением и галантно поднял бокал вина в нашу честь.

— Если быть полностью справедливым, — сказал Эндрю, — то нельзя винить одного Брэндана Рейда. Что может поделать мужчина, если женится на той, кто любит только его умершего брата?

Так вот в чем дело! Неудивительно, что мистер Рейд часто кажется таким суровым, погруженным в себя и несчастным. Я вспомнила теплые взгляды, которые он бросал на прекрасную Лесли, и спокойствие, с которым она проскользнула мимо него. А та сцена преданности за обеденным столом, которую я наблюдала в мою первую ночь в доме, после всего сказанного выглядела просто игрой. И об этом было очень грустно думать.

— Ну успокойтесь, — заметил Эндрю. — Не надо так жалеть его. Он не тот человек, чтобы долго страдать от любви без взаимности. Ему нравятся неумные, легкомысленные женщины. Не позволяйте, Меган, чтобы это коснулось и вас.

Я чувствовала, что мои щеки заливает румянец.

— Коснулось меня? Это смешно. Я забочусь только о мальчике.

— А вы настойчивая девушка, — ухмыльнулся он. — И вы к тому же очень, очень милы. Хотел бы я поверить в благополучное осуществление ваших надежд. Но я не верю этому. Я по-прежнему счастлив, когда вечерами покидаю этот дом.

Подобно тем неумным, легкомысленным женщинам, о которых с сожалением говорил Эндрю, я сосредоточила свое внимание на словах «очень, очень милы» и забыла все остальное. Хотя в Эндрю не было, как я решила, ничего романтического, он мне все же нравился, и я не могла сдержать удовольствие от того, что он сказал обо мне такие слова. Даже если он не вкладывал в них ничего серьезного. Я улыбнулась ему, а он послал мне насмешливый воздушный поцелуй. Мы снова стали друзьями.

Был уже десятый час, когда Эндрю проводил меня к дому на площадь Вашингтона. Я провела вечер очень приятно, не скучала и сказала об этом ему. Он на мгновение задержал мою руку в своей и пожал ее намного теплее, чем обычно.

— Будьте осторожны, Меган, — предупредил он меня опять, — будьте осмотрительны.

Но эти слова мало что значили для меня. Я уже забыла то чувство беспокойства, которое испытывала в обществе Джереми днем. Открыв дверь своим ключом, я вошла в дом и направилась вверх, тихо напевая, потому что вновь чувствовала себя молодой, беззаботной и даже привлекательной. Завтра у меня будет предостаточно времени, чтобы обрести свой будничный облик.

Сняв с себя накидку и шляпку, я направилась к двери комнаты Джереми, которая находилась рядом с моей комнаткой, и, постучавшись, спросила, можно ли мне войти.

Джереми сидел на кровати и читал книгу. Когда я вошла, он посмотрел на меня с явным вызовом. Заметив название книги, я испытала немалое удивление. Это была книга по Египту, которую я оставила в классной комнате.

— Я смотрю, ты еще не спишь, — сказала я.

Он как будто вызывал меня на то, чтобы я побранила его.

— Я читаю об Озирисе.

Я была рада, но постаралась не показать этого.

— Это очень интересно.

— Мой отец сейчас тоже ушел к Озирису, — заявил он все еще с вызовом в голосе.

— Что ты имеешь в виду? — спросила я.

Джереми, казалось, почувствовал, что я не собираюсь выговаривать ему за то, что он еще не лег, и немного расслабился. Очень четко он объяснил, что вычитал в книге: древние египтяне верили, что, когда человек умирает, он тоже становится подданным Озириса и отвечает перед Богом за свои грехи на земле.

— Когда-нибудь, — сказал Джереми, — и я буду стоять в судном зале Озириса и буду наказан за все, что совершил на земле.

У меня сжалось сердце от жалости к нему. Я села в кресло возле кровати и спокойно заговорила о том Боге, в которого верила я. Боге всепрощающем и понимающем.

— Современные египтяне уже не верят в Озириса, — заметила я.

— Но ведь я видел Озириса, — настаивал Джереми. — Он еще там, в библиотеке дяди Брэндана, в белой короне с перьями. И я не боюсь его. Он красивый, и строгий, и мудрый. Если он захочет меня наказать, то будет прав.

Его слова расстроили меня. Лучше бы он не отождествлял голову в библиотеке дяди со сверхъестественной силой, и я попыталась отвлечь его от этой идеи.

— Возможно, все старые боги в конце концов слились в образ единого Бога, — сказала я. — Озирис — часть очень большого образа.

Он посмотрел на меня, и в его глазах мелькнуло что-то странно похожее на надежду. Но мне не хватало мудрости понять, что же такое я сказала или сделала, что помогло ему. Я уже хотела пожелать ему спокойной ночи и уйти, когда в дверях появилась мисс Гарт. Она увидела, что он сидит в кровати с книгой на коленях.

— Ты должен спать, — рявкнула она и выхватила книгу у него так быстро, что он не успел спрятать ее. Когда она увидела заглавие, лицо ее нахмурилось, выражая явное неодобрение.

— Что это за отвратительную ерунду ты читаешь? — спросила она, а затем взглянула на меня. — Мне кажется, это ваша книга, мисс Кинкейд?

Даже сейчас, успев только кивнуть, я не переставала удивляться, почему эта статная женщина, с прекрасной фигурой и великолепными темными волосами, всегда производит неприятное впечатление. Уже в который раз она заставляла меня чувствовать себя почти преступницей, которая может причинить Джереми только вред. Я предполагала, что в этом и была ее тайная цель: быть настолько неприятной, чтобы я покинула этот дом с чувством поражения, и тогда никто бы не посмел покушаться на ее столь ревностно охраняемые права. Не хотелось бы играть ей на руку. Я взяла у нее книгу и положила ее на столик возле кровати Джереми.