— Нет! — воскликнула она и изумилась силе собственного голоса.

Джон искоса посмотрел на нее, будто ее тон его тоже удивил. Но он не сказал ничего, и она с облегчением вздохнула, когда он включил двигатель и направил машину обратно по той же Дороге, по которой они приехали. У нее были вопросы, которые она не задала, подозрения, которые не высказала, страхи, которыми не поделилась. Сейчас ей не хотелось делать этого. В каком бы направлении ни развивались ее мысли, они были пугающими и она не могла найти ни одной успокаивающей.

Джон отвез ее в нижний город, где улицы Кейптауна в это темное время становились тише в отличие от улиц Йоханнесбурга. По ее просьбе он посадил ее в такси, и она отправилась домой одна.

В Орлином Гнезде наверху, в спальне, горел свет, ожидая ее возвращения: ее ночные принадлежности лежали на кровати, тапочки — на полу. Она не учла, что Вилли сделает все эти приготовления. Поэтому ее маленькие хитрости оказались глупыми и бестолковыми. В гардеробе ее одежда была немного сдвинута, ее ботинки были переставлены, и на их месте лежали шлепанцы. Выдвижной ящик, который раньше не был до конца задвинут на долю дюйма, теперь был плотно прижат. И все ухищрения оказались напрасными.

Однако оставалась еще одна ловушка. По ее мнению, не было причины, по которой кто-либо мог трогать ее шкатулку. Когда же она внимательно присмотрелась, то обнаружила, что маленькая импала больше не стоит на том самом месте золотого тиснения, где она ее оставила.

Это открытие побудило ее к действию. Она сбежала по ступеням и вышла за заднюю дверь. На дворе было тихо и спокойно. Тишина каким-то образом усиливалась близостью горы. Из-под двери Вилли пробивался свет, и Сюзанна постучалась.

Вилли сразу же открыла дверь, у нее в руках была: книга. Она отступила, чтобы пропустить свою посетительницу, и Сюзанна увидела другие книги, разложенные на столе и кровати. Это были школьные учебники: Вилли, очевидно, училась самостоятельно. Сюзанна сразу перешла к делу:

— Вилли, во время моего отсутствия вечером кто-нибудь заходил в дом?

На мгновение испуг мелькнул в глазах девушки.

— Я была здесь и читала, миссис Гогенфильд, — сказала она.

— Ты поднималась наверх и обыскивала комнату? — в упор спросила Сюзанна.

— О нет! — воскликнула Вилли в явном смятении. — Я вынула ваши ночные вещи, миссис Гогенфильд, а затем сразу же пошла сюда заниматься.

— А после этого? Кто приходил в дом вечером, Вилли?

Девушка крепко стиснула книгу, которую держала в руках, потом бессильным движением уронила ее на стол.

— Мисс Белман приходила, — сказала она — Я впустила ее и дожидалась внизу, пока она была в вашей комнате.

— Она была там долго?

Вилли вздохнула:

— Я не смотрела на часы. Мне показалось, долго. Наверное, полчаса.

Достаточно времени для тщательного обыска.

— Чем она это объяснила? — спросила Сюзанна,

— Она не давала никаких объяснений. — Вилли не стала больше осторожничать и откровенно все рассказала: — Когда я переезжала сюда, она предупредила меня, что, может быть придется принять меры для защиты мистера Ван Пелта. Она сказала мне, что, поскольку вы дочь его жены покинувшей его, мы не должны полностью доверять вам, даже если мистер Гогенфильд закрывает глаза на опасности. Она также сказала, что, возможно, когда-нибудь придется наблюдать за вашими действиями.

Маленькая тонкая интрига со стороны Мары. По другим причинам, нежели думает Вилли. Мара, ненавидящая жену Дэрка, жаждет узнать о ней все, что можно.

— Однако ты рассказываешь мне об этом, — сказала Сюзанна.

Вилли ответила без колебаний:

— Потому что я не верю, что вы когда-нибудь попытаетесь нанести вред вашему отцу, миссис Гогенфильд. Потому что… — Она вдруг отбросила повадку горничной, которую усвоила в этом доме, и стала такой, кем была на самом деле, — смелой и умной молодой женщиной, — потому что вы мне нравитесь и потому что я доверяю вам больше, чем мисс Белман.

Сюзанна с чувством протянула ей свою руку:

— Я хочу верить тебе, Вилли. Спасибо за твои слова.

Вилли крепко сжала ее руку, но в ее темных глазах была тревога. Сюзанна почувствовала, что девушка буквально разрывается в стремлении сохранить преданность. Не столько Маре Белман, сколько Томасу и, возможно, Никласу Ван Пелту.

— Ты можешь быть уверена в одном, — сказала ей Сюзанна. — Я никогда не сделаю того, что повредит моему отцу. Все мы знаем, что он настрадался достаточно.

— Родители Томаса работали на ферме Ван Пелтов в степи, — сказала Вилли. — Поэтому Томас знает его всю свою жизнь. Он знал его во времена несчастий, хотя тогда еще не работал у него. Томас на все готов ради вашего отца, мистера Ван Пелта. Я думаю, что не найдется белого человека, которому он так бы доверял

Ее ударение на словах «на все готов» звучало почти предостерегающе, хотя Сюзанна не отдавала себе отчета, против чего именно оно предостерегало. Она повернулась к двери, но затем задержалась.

— Как я знаю, Томас готовится получить место учителя, — сказала она. — Поможет ли это решить ваши проблемы?

— Я не уверена, — сказала Вилли. — Но точно не знаю.

После этого Сюзанна пожелала ей доброй ночи и вернулась в дом. Уже дважды Вилли подвела Сюзанну, однако она инстинктивно верила девушке и хотела, чтобы она осталась. Если только Вилли полностью осознает это, они с ней будут заодно в их решимости защитить Никласа Ван Пелта от надвигавшейся опасности. Разве это, в конце концов, такая трудная вещь? Невозможная вещь с тех пор, как маленький набор камешков находится у Джона Корниша?

Последнее время некоторые ее прежние чувства к отцу стали оживать в ней. К ним добавились уважение и восхищение его мужеством в те нелегкие годы. Трудно было поверить во что-то плохое, связанное с ним. Несмотря на то, что ему в сигарах были посланы алмазы, это не доказывало его соучастия.

Пустота и тишина дома в тот вечер были гнетущими. Она не выносила гостиной с шембоком, делавшим ужасной и черной всю стену. Спальня по крайней мере была светлее, но одиночество здесь ощущалось даже сильнее. Оно ощутимо висело в воздухе и пополнялось с каждым ее вздохом. Этим вечером она была оторвана от всех не только в силу своего физического одиночества, но также разумом и духом вследствие страха перед надвигающейся опасностью. Однако в своем стремлении избежать несчастья она не могла ни к кому обратиться. Ни к своему отцу, ни к Дэрку, ни даже к Джону Корнишу, которому она доверяла, но который мог сам неправильно истолковать опасность. Ни к Вилли, которая могла быть ей другом, но которая была ранее связана обязательствами с другими людьми.

Она лежала на кровати, без устали размышляя, стараясь найти ответ. Кто-то из дома ее отца занимался контрабандой технических алмазов. Это, по крайней мере, не вызывало сомнений. Мара Белман тоже собирала рассыпавшиеся сигары и знала, что Сюзанна могла поднять недостающую сигару со спрятанными камнями. Мара приходила в этот дом вечером и рылась в ее вещах в этой самой спальне. Она рассчитывала, что Вилли не выдаст ее.

Но Мара могла быть не более чем инструментом, также как Вилли была инструментом и, возможно, Томас. Кто же был головой и стоял за всем этим? Можно было выбирать только из двух людей: ее отец и ее муж. Или оба вместе?

Она припомнила слова Джона Корниша в Паблик-Гарденз, тогда сильно рассердившие ее. Не лучше ли повредить умершим, чем живущим? Ее мать держала Короля Кимберли в своих руках. Она спрятала его: играя ли, с умыслом ли — ее дочь не представляла себе. Правда состояла в том, что Никлас был жестоко предан женщиной, занятой только собственным спасением. Трудный выбор между ними должен быть сделан, Сюзанна больше не хочет слепо защищать Кларину репутацию. Для ее отца это значит гораздо больше.

Однако теперь надо иметь в виду еще кое-что. В настоящее время вскрылась еще одна история с алмазами, к которой ее мать не имела никакого отношения. Было ли то замечание женщины во время званого чаепития правдой? Возможно ли, что ее отец решил втянуться в эти игры? Что означали те ночные визиты в дом, о которых упоминал Джон Корниш? Кто приходил к нему и зачем?