— Они так дружили?

— Они не были очень близки, хотя твой отец всегда отзывался о нем с уважением. Мы все из Квартала. Это не пустой звук, Ной. Это очень важно. Я говорила тебе, но ты не хотел слушать. Мы одного круга. Здесь принято помогать друг другу. Вот поэтому никак нельзя было уезжать. Круг легко оборвать, но никогда уже не соединить без шва.

Мать взяла свой бокал и подняла его на уровень глаз.

— Дети, я хочу выпить за ваше будущее. Я хочу, чтобы вы знали — ничего нельзя добиться поодиночке. Надо держаться друг за друга, помогать друг другу. Дорожить тем, что имеете и приумножать это. Терять легко, а приобретать очень трудно. За ваше будущее, пусть оно будет счастливым.

Лайла покраснела, подняла свой бокал и посмотрела на Ноя.

А он подумал о том, как много мелких глупостей в жизни делает человек просто потому, что так надо. Стремится к тому, во что не верит. Пьет за будущее, которого нет. А почему? Потому что не готов раскрывать душу, пускаться в объяснения. Это слишком большая работа. Проще лгать. Проще согласиться и идти себе дальше, оставаясь при своем мнении.

Ной поднял бокал.

Ужин продолжался. С каждым выпитым глотком вина, речи матери становились все откровеннее. Ной смотрел на Лайлу. Она улыбалась, смущенно и радостно. Слова женщины, что сидела рядом с ней, не смущали ее. «Она хочет выйти за меня». Эта мысль возникла неожиданно, но не вызвала удивления. Ной почувствовал счастье и тоску, потому что мир рушился, а Лайла не знала об этом. Он хотел бы жить с ней, разделить с ней радости и горе, идти с ней рука об руку. Но куда? Впереди их поджидала боль и смерть. «Я возьму ее в Большой Город. Я заставлю Караско согласиться. Он не откажет. Не сможет отказать».

Когда ужин закончился, Ной и Лайла взялись помогать матери убирать со стола, но она остановила их.

— Идите лучше, побудьте вместе. Думаю, вам есть о чем поговорить. А я и сама управлюсь.

Они поднялись в комнату Ноя на втором этаже. Там Лайла подошла к окну и стала смотреть на темную улицу, едва освещенную фонарем возле калитки. Ной встал рядом.

— Ной, — сказала она, не поворачиваясь. — Что ты думаешь о нас?

— О нас? У нас все хорошо.

Она повернулась к нему, и он невольно залюбовался ей, такой трогательной, сильной и слабой сразу. Своей девушкой, своей Лайлой.

— У нас теперь все хорошо, но что будет потом? Какими ты видишь наши отношения? Что они для тебя?

Ной посмотрел в окно. Вопросы были просты и откровенны, но он не был к ним готов. Он еще никогда всерьез не думал о том, чего хочет от нее. Он думал, что они могли бы быть вместе, у них могла бы быть семья, дети. Он думал, что это было бы возможно. Но еще никогда он не задавал себе прямого вопроса: а хочет ли он этого? Хочет ли по настоящему?

Лайла смотрела на него, не отводя глаз. Она выглядела смущенной и, наверное, сама не ожидала от себя такого вопроса. Во всем виноват вечер, ужин, слова матери Ноя и его молчаливое с ними согласие. Может быть, сейчас Лайла раскаивалась, что задала этот вопрос. Но уже не хотела отступать. Она ждала.

«Город умрет, — подумал Ной. — Но что с того? Если мы будем вместе, то и на обломках прежней жизни сможем построить новую. Это будет настоящее, честное чувство, не разбавленное ни Кварталом, ни деньгами — ничем. Мы обязательно сохраним его».

И снова, как и с Караско, он принял быстрое решение, не думая и не позволяя себе сомневаться. Он принял решение, которое должен был принять, которое от него ожидали.

— Для меня наши отношения — самое дорогое, что есть. Я хочу, чтобы мы были вместе.

Он немного помедлил, собираясь с духом, чувствуя, как больно бьет в груди сердце, набрал в грудь воздуха и опустился перед Лайлой на колени.

— Я прошу тебя стать моей женой.

Лайла обмякла. Она положила руки на плечи Ною и опустилась рядом с ним.

— Да, — сказала она. — Да, Ной. Я выйду за тебя, и все у нас будет хорошо. Правда?

— Обещаю! Я люблю тебя, Лайла. С того первого раза, когда увидел тебя в комнате для исповеди.

— Я тоже люблю тебя, Ной.

Она подалась вперед, и он обнял ее. Они стояли возле окна, в темноте комнаты, а снаружи раскачивался на ветру фонарь.

Они сидели друг напротив друга в глубоких креслах, разделенные маленьким столиком: Караско и огромный толстяк с кривым носом, занимающим половину лица. В полутьме маленькой комнаты вспучивались силуэты шкафов и дивана, словно отроги маленьких гор. На стене тикали часы, стрелки показывали половину двенадцатого ночи.

— У меня есть сомнения по поводу парня, — сказал толстяк, нарушая абсолютную тишину. — Проникнуть к Декеру было бы неплохо. Но что, если мальчику сделают встречное предложение? Что удержит его от того, чтобы не принести нас Совету на блюде?

— Если Ной будет вести себя осмотрительно, Декер ничего не узнает. Приближаясь к нему так близко, мы, конечно, рискуем, но игра стоит свеч. И потом, в крайнем случае, я уверен, что Ной не пойдет на предательство.

— Почему?

— У меня есть все основания считать, что к исчезновению его отца приложил руку сам Декер. Возможно даже по указанию Совета. Петр слишком много говорил об опасности, связанной с развитием химер. Он уже тогда предвидел проблемы и настаивал, чтобы эта информация стала достоянием всех. Он хотел требовать разработки плана общей эвакуации. Общей, понимаешь?

— Понимаю. Но у тебя нет никаких доказательств. А без них твои слова ничего не стоят.

— Для тебя не стоят. А для Ноя? Его отец исчез спустя неделю, после того, как рассказал мне о своих планах. Какие еще нужны доказательства для молодого парня? Даже, если я ошибаюсь, достаточно внедрить ему в голову эту мысль, чтобы настроить его против Декера.

— Возможно. Возможно. Но согласится ли Декер взять его? А, если согласится, подпустит ли к нужной нам информации? Проблема доверия, Самсон, в Совете и вокруг него — очень болезненная проблема.

— Петр был его соседом, их дети играли вместе, их жены обменивались рецептами — Ной рос на глазах Декера. Он для Декера свой. Проблемы доверия есть всегда, но парень уже внутри круга. Другого такого нам не найти.

— Ты собираешься привести его за руку к старому Адаму? Сам?

— Это будет собственное решение Ноя. Когда он свалился на меня, как снег на голову и заявил, что хочет работать в Поиске, я понял, что развернуть парня будет не просто. Пришлось устроить ему небольшую экскурсию на улицу Святого Варфоломея. А потом эта наша экспедиция. С Ушки, конечно, получилось хреново, но зато Ной созрел. Это будет его решение, для которого есть объективные причины. Все логично. Все правильно. Не придерешься.

Толстяк некоторое время молчал, потирая большой нос, а потом сказал:

— Хорошо. Звучит убедительно. Остается последняя проблема. Если мы берем Ноя, то он, скорее всего, захочет увезти с собой кого-то еще. Маму. Дядю. Тетю. Подружку. Как быть с этим? Каждый лишний человек ставит под угрозу наше предприятие. Шансы и без того плачевно малы.

— Ной живет с матерью. Больше у него никого нет. Я предполагал, что он захочет взять с собой Мамочку, из наших. Он ей симпатизирует. Она не будет помехой, даже, наоборот — через нее можно было бы направлять его эмоции. Но появилось затруднение.

— Это так естественно, Самсон. Молодой парень и затруднения. И какое это затруднение?

— Возле больницы его встречала другая девушка. С машиной. В хорошей шубе. Я не знаю, кто она такая.

— Так выясни, Самсон. Это очень важно. Я тоже наведу справки. Нужно узнать о ней все. В любом случае, юношу всегда можно переключить на нужную женщину. Если действовать тактично и осмотрительно. Подумаем, как лучше поступить. Это все у тебя?

Караско кивнул.

— Все.

— Как он с нами свяжется?

— Я дал ему адрес Андрея. Буду ждать его там.

— Андрея. Это правильно. Если Ной устроится к Декеру, то его поход к специалисту по умным машинам не вызовет подозрений. Желание учиться дополнительно, освоить технологии Лаборатории — это так естественно.