-- Ты, Аня, пока отправляйся в "Открытый Огонь", а я сейчас сдам отчеты и позже присоединюсь. Опоздаю максимум на пятнадцать лимн. Там расскажу все новости.

-- Хорошо, — кивнула я и вышла из комнаты.

На первый взгляд Каремс ничуть не изменился после объявления войны Илминру: каждый продолжал заниматься своим делом, да и никакой информации о ходе военных действий почти не было, словно два влиятельнейших мира Веселес и не враждовали вовсе, что сбивало с толку. Однако, по словам Лэйкера, борьба на межмировом фронте велась ожесточенно. Мне было достаточно сложно представить исход схватки Механика и Чудика, каждый их которых оперировал абсолютно разными методами и инструментами боя, да и причины этой войны я не очень хорошо понимала.

-- КИС, контакт с Артемом. Приоритет высокий.

На портативном экране уже нового, как у Лэйкера и других церсмитов, устройства появилось лицо старого друга.

-- Привет, Артем!

-- Здорово! Как поживаешь? Давненько мы с тобой не виделись.

-- Да уж. Предлагаю встретиться сегодня, что скажешь?

-- Я только за. Через четыре хорм закончится моя смена, после чего я буду абсолютно свободен.

-- Отлично. Тогда в 16.00 будь в квадрате П-147. Там на четвертой линии Аллея психологической разгрузки. Встретимся в вестибюле.

-- Что-то случилось, верно? — Парень оценивающе посмотрел на меня сквозь экран.

-- Не то чтобы случилось… Но я лучше потом все расскажу.

-- Тогда до встречи.

-- Угу, — я убрала КИС в карман плаща и выскользнула на улицу.

***

В предрассветный час один из многочисленных внутренних дворов столичного дворца Кальтиринта купался в тишине. Ряды высоких каменных арок, опирающихся на тонкие резные колонны, называемые на илминрский манер аркадами, пронзали насквозь утопающий в цветах благоухающий сад. На аккуратно подстриженной сине-зеленой траве в широких каменных чашах, крепящихся одна над другой в нескольких высотных плоскостях, распустились бутоны причудливого вида растения самых разных цветов, исторгавшие целую гамму ароматов. Темно-багровый вьюн своими бесконечно длинными стебельками опутывал колонны, каменные чаши и декоративные деревца с бархатисто-нежной корой и бежево-желтыми листьями клинообразной формы.

В центре дворика высился удивительной красоты многоуровневый фонтан. На его мраморном нежно-голубом обрамлении черным горельефом выступали изображения полуптиц-полубабочек с человеческими глазами. На самом нижнем уровне струи прозрачной воды били из девяти сомкнутых каменных ладоней с неестественно длинными фалангами пальцев. Выше располагалась неглубокая чаша с выгнутыми наружу идеально ровными краями, куда стекали ручейки из семи зубастых волчьих пастей. На самой вершине, вцепившись каменными когтями в декоративную скалу, восседал огромный ворон, из распахнутого клюва которого вырывался мощный водный поток, удерживающий трепыхавшуюся гладкую каменную сферу.

На краю фонтана сидел Аурелиус, опустив голову на колени. Длинный плащ из темно-фиолетового бархата, отороченный золотистым мехом, едва не касался травы. На высоких черных сапогах застыли крупные темные капли, своими блестящими бусинками напоминая россыпь гагатов. Юноша чертил пальцем круги по неспокойной воде, отчего та постепенно меняла свой цвет сначала на красный, затем на оранжевый, желтый и так до фиолетового.

На горизонте вспыхнул рассвет. Как и всегда в Кальтиринте, он наступал неожиданно. Ярко-желтое светило, словно снаряд, вылетело из-за зубчатых гор и двинулось по своему обычному пути через светло-сиреневое безоблачное небо.

Едва первые лучи света коснулись бледного лица Аурелиуса, вода в фонтане забурлила и сделалась молочно-белой. Вскочив на ноги и, на всякий случай, оглянувшись по сторонам, юноша закрыл глаза и прыгнул в беснующуюся непрозрачную муть.

Дно фонтана исчезло, а император продолжил медленное погружение вниз. Белое жидкое марево застилало глаза, а в ушах едва слышно звучала нежная мелодия. Время, казалось, остановилось. Обычный лирен давно бы задохнулся, однако Аурелий мог в течение нескольких суток обходиться без воздуха, Клиадрой поддерживая жизнь в теле. Наконец, жижа перестала быть стоячей и начала закручиваться в водоворот, затягивая вниз пойманную жертву. Еще через миг перед глазами сверкнула яркая спиралевидная звезда Двери — и Аурелиус оказался перед небольшой анфиладой без окон и с одной единственной дверью в ее конце. Пол, стены и потолок были выложены зелено-желтой плиткой, а каждый шорох отражался от камня и многократно усиливался до громоподобного грохота.

Недолго думая, Аурелиус подошел к черной двери, но вместо того, чтобы открыть, он выбил ее мощным пинком и…

-- Приветствую тебя, Рамерик! Или к тебе следует обращаться на "вы", владыка Кальтиринта, Аурелиус?

Юноша с раздражительным вздохом обернулся. Перед ним стоял сорокалетний мужчина в темно-зеленой мантии. Резко очерченные, словно высеченные на камне черты лица, иссиня-черные волосы и клинообразный подбородок были слишком знакомы молодому императору.

-- Почему из всех возможных вариантов ты приняла облик моего отца?

-- Ну… может мне захотелось увидеть в твоих глазах хоть искорку боли или раскаяния вместо непробиваемой стены цинизма и равнодушия.

Прямо на глазах фигура в мантии превратилась в милую девушку, кокетливо теребящую белокурые локоны. Ее глаза казались прозрачными, словно льдинки, а на запястье сверкал Абсолютный Радужный Камень в оправе серебряного браслета.

-- Итак, Сельмия, что ты приготовила на этот раз? Не думал, что склеп Эстеллы лэ Деборо охраняет Избранная Посвященная. Ты не находишь это унизительным?

-- Ой, Рик, не заговаривай мне зубы. Ты прекрасно знаешь, какая причина удерживает меня здесь, иначе не явился бы сюда лично. Все-таки даже тебе нелегко дается каждая секунда, проведенная в чертогах Смерти: как-никак, это сама Преисподняя, выстроенная для одного единственного лирена.

-- Кто кому еще зубы заговаривает? Лучше ответь на заданный мною вопрос.

Сельмия широко улыбнулась.

-- Так ты все же не знаешь. Ну хорошо, я расскажу тебе кое-что. Частично именно для этого я и нахожусь здесь.

-- Начало звучит весьма интригующе, — Аурелиус выжал промокшие насквозь волосы и уселся, скрестив ноги, прямо в воздухе.

-- Видишь ли, Рик, Эстелла вовсе не была альтруисткой. Скорее наоборот. Кому, как не тебе знать, что великие лирены в своем роде сумасшедшие. Вот правительница Илминра, например, так боялась смерти (и это, впрочем, неудивительно), что вмешалась в силы, недоступные даже ее пониманию.

-- Ты это про кулинарное искусство?

-- Очень смешно.

-- Расслабься, я всего лишь разряжаю обстановку. Ты же не против?

Девушка хмыкнула, но все же продолжила.

-- Веселес управляется множеством сложнейших механизмов, и Избранные Посвященные всю жизнь обязаны следить за их исправной работой. Без нас миры уже давно бы канули в небытие.

-- И как же тут не похвалить себя любимую?

-- Напрасно смеешься.

-- Мне просто любопытно, что же такого натворила бедная Эстелла, раз ее запрятали в персональный Тартар?

-- Эта, как ты выразился, "бедная Эстелла" решила сделать из Илминра еще одну Судьбу, только еще лучше, а самой стать выше нас.

-- Только и всего? Я уже приготовился выслушать парочку страшных сказок, а вы просто не поделили сферы влияния? Это как-то слишком… банально, что ли?

-- Рик, Эстелла нарушила естественный ток энергии по Веселес. Доведи она свой замысел до конца, и из всех миров остался бы только Илминр, высасывающий саму жизнь из всех окружающих…

-- Хм, Сельмия, ты сама-то представляешь, на что Эстелле понадобилась безжизненная Веселес? Кого же великая завоевательница станет покорять, если единственным миром, где существуют лирены, останется ее родной Илминр? Это же скука смертная! Лично я бы так делать не стал.

-- Куда уж какой-то лэ Деборо до владыки Кальтиринта.