-- По правде говоря, у меня нет абсолютно никаких оснований жаловаться на прошлое. Во-первых, как я уже говорила, благодаря мачехе, недостатка в финансовых средствах не было вовсе; во-вторых, сколько помню, я всегда делала то, что хотела, и никто меня никогда не ограничивал; в конце концов, практически полное отсутствие врагов и недоброжелателей заметно облегчало мое и без того несложное существование.

Я потягивала из цилиндрического стакана какой-то сладкий и, что главное, вкусный коктейль, в то время как Лэйкер периодически закидывал в рот ярко-красные орешки из глубокой чашки и, не перебивая, слушал с нескрываемым интересом.

-- Другое дело, что и дружеские отношения у меня с окружающими складывались с большим трудом (Артем исключение). Так что нельзя сказать, что все и всегда у меня было замечательно. Поэтому даже не знаю, как ответить на твой вопрос. Однозначно и не скажешь.

-- Ну, тогда ты, может, приведешь в качестве примера какой-нибудь случай, оставивший после себя очень негативные воспоминания? — Спросил Лэйкер, выливая в рот остатки очередной порции этлина (что-то вроде крепкого виски).

-- На самом деле единственное, что меня действительно огорчает — я не знаю даже приблизительную дату своего рождения. Когда меня зачислили в детский дом (это что-то вроде приюта для брошенных детишек), мне было около года; точнее никто и не пытался определить, а потому в документы наугад внесли число и месяц. Вот почему я и не праздную свой "официальный" день рождения.

-- В Текландте его никто не празднует. Но это так, к слову. А что же все-таки стало с твоими родителями?

-- Не знаю, — пожала плечами я. — Да это было и нереально узнать в то время. Все, что у меня…

-- Что?

-- Ничего. Я практически не помню свое детство до удочерения. Какие-то смутные обрывки и не более того.

Проклятье! Чуть не проболталась насчет талисмана.

-- Но ведь по результатам генетической экспертизы можно без труда найти в общей базе данных потенциальных родителей. Почему… а… дай угадаю…

-- В моем мире ситуация с научно-техническим прогрессом и его внедрением в быт широких масс кардинально отличается от текландтского уровня. Отставая, думаю, церт этак на двести. Даже сейчас в моем мире не существует общей генетической базы данных. То есть, не существовало…

-- Мне правда очень жаль твой мир. Но в законы Веселес лучше не вмешиваться, иначе некому будет разгребать обрушившиеся на голову последствия.

-- Откуда у текландтцев такая тяга к фатализму и эзотерической философии? "Не стоит вмешиваться в законы Веселес", "все миры и лирены в них связаны незримыми энергетическими нитями". Ты меня еще предупреди о том, как опасна темная сторона Силы.

-- Темная сторона чего?

-- Ох… потом расскажу.

-- Тебя, наверное, сейчас беспокоит, что вернуться домой уже не получится никогда?

-- Знаешь, Лэйкер, это может показаться странным, но мне все равно.

-- Как? — мужчина на миг застыл со щепоткой орехов в руке, но затем все же донес ее до рта. — Как все равно?

-- А вот так. Поначалу, когда мне сказали, что участь родного мира незавидна, я действительно переживала, ведь тогда мне некуда будет возвращаться. Но сейчас меня не так уж и волнует, что станет с моим миром. Не то чтобы совсем не волнует, но плакать как-то не хочется. Наверное, это потому… потому, что меня с ним практически ничего не связывает.

Лэйкер пристально посмотрел мне в глаза, а затем медленно, растягивая слова, произнес:

-- Мне кажется, причина кроется вовсе не в этом.

-- В чем же?

-- Я скажу это чуть позже. Но вот с другом тебе лучше помириться. Даже вдвоем в чужом мире невероятно тяжело, а уж поодиночке и вовсе невыносимо.

-- Наверное, ты прав, — я поставила пустой стакан на стол.

-- Ты так думаешь?

-- Конечно.

-- Но ведь буквально десять лимн назад ты утверждала, что ни при каких условиях не будешь этого делать.

-- Э-э-э, да?

На миг в глазах собеседника мелькнул азартный огонек.

-- Не могла бы ты поставить себе на голову этот стакан?

-- Зачем? — Не поняла я.

-- Просто сделай, как я говорю.

Пожав плечами я уже потянулась было рукой к стакану, как вдруг мужчина резко схватил меня за запястье.

-- Ты чего?

-- Аня, а ты всегда делаешь все, что тебе говорят? — спросил Лэйкер, не разжимая пальцев.

-- Я не понимаю, о чем ты?

-- Все просто. Я задавал тебе множество вопросов. Часть из них касалась весьма личных сфер жизни. Ты ответила на все.

-- И что такого?

-- Ты знаешь меня всего пару хорм. Доверять малознакомым людям немного опасно, как ты считаешь? Вдруг я на самом деле потенциальный убийца, только и ждущий подходящую жертву? Это во-первых. Во-вторых, ты меняешь свое мнение чаще, чем санитары — воздушные фильтры в вентиляционных каналах, а это серьезный и весомый фактор. В-третьих, я попросил тебя поставить стакан на голову, и ты почти без колебаний согласилась. Конечно, после того, как ты появилась в "Открытом Огне", я ожидал, что на этом глупости с твоей стороны не закончатся, но это…

-- Так ты же сказал…

-- А если бы я приказал тебе выпрыгнуть из окна сто двадцать первого этажа, ты бы тоже это сделала?

-- Но… тут же совсем другое дело!

-- Разве?

Я замолчала и погрузилась в собственные мысли. Нельзя не признать, Лэйкер по-своему прав.

-- Знаешь, Аня, я, конечно не специалист по всяким Клиадральным эффектам. Однако мне знакомы основные проявления Постклиадрального Синдрома, некоторые даже на практике. А именно: относительное равнодушие к происходящему, приступы головной боли, подавленное настроение, снижение иммунной и психологической защиты, а самое главное — практически полное отсутствие собственной воли, неспособность принимать самостоятельные решения и высокий уровень подверженности различного рода манипуляциям. Из этого списка ты не находишь ничего знакомого?

Я открыла было рот, но тут же его закрыла.

-- Ты уверена, что не была подвержена Клиадральному воздействию с чьей-либо стороны?

-- Нет.

Лэйкер вздохнул и покачал головой.

-- И в таком состоянии ты вышла из гостиничного здания?

-- Я в нормальном состоянии.

-- В том-то и проблема, что ни в каком ни нормальном. Если сейчас ты не чувствуешь каких-либо изменений, это еще ничего не значит. Единственное явное физиологическое следствие Клиадрального воздействия — головная боль — само по себе периодическое. Когда в последний раз у тебя был приступ?

-- Приступ?

-- Возникающая ни с того ни с сего сильная головная боль.

-- Э, а как определить обычную… то есть, вполне закономерно возникающую…

Лэйкер раздраженно потер переносицу.

-- Хорошо, хорошо. Сейчас попробую вспомнить.

-- Желательно точнее.

-- Ну, точно я не скажу. В моем мире я полностью потеряла хоть какое-то понятие о времени. Кажется, на Кладбище минут за… ой, прости, сейчас пересчитаю… за десять лимн до того, как потеряла сознание.

-- То есть, не меньше, чем тридцать пять хорм назад. Временные промежутки между приступами неравные. Между первым и вторым — двадцать пять кимн, затем — около двух лимн, после десять лимн, сорок, один хорм, восемь хорм, девять, пятнадцать, двадцать три и тридцать семь. А раз, очевидно, последнего приступа при мне не было, значит, у тебя не так уж и много свободного времени.

-- Подумаешь, поболит голова и все тут.

-- Э, нет, так легко ты не отделаешься. Реакция на Клиадральное воздействие у всех разная. Но есть кое-что общее. С каждым новым приступом боли усиливаются. Кроме того, чем сильнее влияние на организм, психику или Сущность, оказанное Клиадрой, тем более непредсказуем ответный удар в самом конце. Вплоть до галлюцинаций. На твоем месте я бы переждал финальный приступ там. Кстати, если в промежутке между самим воздействием и окончанием проявления Постклиадрального Синдрома объект подвергается повторному, даже незначительному Клиадральному влиянию, мощь ответной реакции начинает расти в геометрической прогрессии после каждого такого воздействия.