Зазвонил телефон. Тео взял трубку.
— Алло.
— Алло, — прозвучал женский голос. — Это Тео Прокопидес? — Женщина говорила по-английски, но имя она произнесла с запинкой.
— Да.
— Меня зовут Кэтлин Деврис, — сказала женщина. — Я долго думала, звонить вам или нет. Я из Йоханнесбурга.
— Из Йоханнесбурга? Из Южно-Африканской Республики?
— Пока да, — ответила женщина. — Если верить видениям, через двадцать один год наша страна будет переименована. Она будет называться Азания. — Женщина надолго замолчала, а потом продолжила: — Я хотела поговорить о своем видении. Понимаете, оно было связано с вами.
У Тео вдруг сердце заколотилось в груди. Какая замечательная новость! Может быть, у него не было видения по какой-то причине, а эта женщина увидела его через двадцать один год? Значит, он будет жив в это время, а Ллойд просто-напросто ошибся.
— Да? — едва дыша, произнес Тео.
— Вы уж простите, что я вас побеспокоила, — сказала Кэтлин. — Вы не скажете, какое видение было у вас?
— У меня не было никакого видения, — выдохнул Тео.
— О! Как печально это слышать. Но… ну тогда, по всей видимости, это не было ошибкой.
— О чем вы? Что не было ошибкой?
— Мое видение. Я находилась здесь, у себя дома, в Йоханнесбурге, и читала газету за ужином, но только это была не бумажная газета. Это было похоже на тонкий лист пластика — что-то вроде компактного компьютера. Словом, та статья, которую я читала, оказалась… Простите, но иначе не скажешь. Эта статья была о вашей смерти.
Однажды Тео читал рассказ лорда Дансени[16] о человеке, которому отчаянно хотелось прочесть завтрашнюю газету сегодня, и когда его желание наконец исполнилось, он с ужасом прочел собственный некролог. Он был настолько потрясен этим, что умер, и эта новость, естественно, попала в газету, вышедшую на следующий день. Но тут речь шла не о завтрашней газете, а о той, которая выйдет через двадцать лет.
— О моей смерти, — повторил Тео, и эти слова для него самого прозвучали так, словно он никогда не слышал их на занятиях по английскому языку.
— Да, именно так.
— Послушайте, откуда мне знать, что это не розыгрыш?! — возмутился Тео.
— Извините. Я знала, что не стоит вам звонить. Я…
— Нет, нет, нет. Не вешайте трубку. Пожалуйста, повторите свое имя и продиктуйте номер вашего телефона. На дисплее высветилось только «вне зоны доступа». Позвольте, я вам перезвоню. Наверное, этот звонок обойдется вам в целое состояние.
— Меня зовут, как я уже сказала, Кэтлин Деврис. Я медсестра, работаю в доме для престарелых. — Она продиктовала номер своего телефона. — Но ничего страшного, я сама оплачу разговор. Поверьте, мне от вас ничего не нужно, и я вовсе не пытаюсь вас обмануть. Но понимаете… я постоянно вижу, как люди умирают. В нашем доме для престарелых каждую неделю умирает какой-нибудь пациент, но этим людям за восемьдесят или даже за девяносто. А вы… Ведь вам будет всего сорок восемь, когда вы умрете. Вы слишком молоды. Вот я и решила позвонить. Подумала: вы узнаете обо всем и, может быть, сумеете как-то предотвратить свою смерть.
Тео несколько секунд молчал. Потом спросил:
— В некрологе сказано, отчего я умер? — На мгновение он почувствовал даже что-то вроде радости из-за того, что новость о его смерти попала на страницы международных газет. Он чуть было не спросил, не было ли в газете сказано, что он лауреат Нобелевской премии. — Может быть, нужно проверить холестерин. Я умру не от инфаркта?
Кэтлин несколько секунд молчала.
— Гмм… Доктор Прокопидес, простите, но, видимо, мне нужно было выражаться точнее. Я прочла не некролог. Это было сообщение… — Она запнулась и судорожно сглотнула: — Сообщение о вашем убийстве.
Тео не в силах был вымолвить ни слова. Он мог бы переспросить, но какой смысл? Ему было двадцать семь, на здоровье он не жаловался. Он и сам несколько минут назад думал о том, что, по идее, не должен был умереть от какой-нибудь болезни всего через двадцать один год. Но… убийство?
— Доктор Прокопидес? Вы меня слышите?
— Да. — Пока слышал.
— Я… Мне очень жаль, доктор Прокопидес. Представляю, как вы потрясены.
Тео еще несколько секунд молчал. Наконец он обрел дар речи:
— А в этой статье, которую вы читали, было сказано, кто меня убил?
— Боюсь, нет. По всей видимости, это нераскрытое преступление.
— Ну а о чем же говорилось в этой статье?
— Я записала по памяти. Могу послать вам электронной почтой, но, думаю, будет лучше, если я вам прочту. Только поймите, это моя запись. За каждое слово не ручаюсь, но все же я записала достаточно точно. — Она помедлила, кашлянула и продолжила: — Заголовок был такой: «Застрелен физик».
«Застрелен, — подумал Тео. — Господи!»
Кэтлин Деврис продолжала:
— Дальше было написано: «Женева». А потом: «Теодосиос Прокопидес, греческий физик, работавший в ЦЕРНе, Европейском центре исследований элементарных частиц, был обнаружен сегодня застреленным. Прокопидес, получивший степень доктора философии в Оксфорде, был директором тачион-тардионного коллайдера в…»
— Повторите последние слова, — попросил Тео.
— «Тачион-тардионного коллайдера», — повторила Кэтлин Деврис. Слово «тахион» она произнесла неправильно: «тачион». Вместо «ч» должно было звучать «х». — Я раньше никогда не слышала этих слов.
— Такого коллайдера не существует, — сказал Тео. — По крайней мере, пока. Продолжайте, прошу вас.
— «…директором тачион-тардионного коллайдера в ЦЕРНе. Доктор Прокопидес проработал в ЦЕРНе двадцать три года. Мотивы убийства непонятны, но ограбление исключено. Бумажник доктора Прокопидеса был найден при нем. По всей видимости, физика застрелили вчера между полуднем и часом дня по местному времени. Расследование продолжается. У доктора Прокопидеса остались…»
— Да? Да?
— Простите, но больше я ничего не записала.
— Вы хотите сказать, что ваше видение оборвалось прежде, чем вы успели дочитать статью?
— Ну… не совсем так, — помолчав, ответила Кэтлин. — Остальная часть статьи на экране не поместилась, но вместо того чтобы нажать клавишу перелистывания страниц — я хорошо видела эту клавишу сбоку на устройстве для чтения, — я начала читать другую статью. — Она снова запнулась. — Мне очень жаль, доктор Прокопидес. Я… мне, живущей в две тысячи девятом году, было интересно, чем закончится статья, а вот мне, живущей в две тысячи тридцатом, похоже, было все равно. Я пыталась заставить ее… то есть себя, нажать на клавишу перелистывания страниц, но у меня ничего не вышло.
— Значит, вы не знаете, кто меня убил и почему?
— Мне очень жаль.
— А та газета, которую вы читали… Вы уверены, что она была свежая. Ну то есть номер был за двадцать третье октября?
— На самом деле нет. Там была… как вы это называете? Статус линии? Так вот, на самом верху страницы считывающего устройства, в статусе линии, было очень четко написано название газеты: «Звезда Йоханнесбурга», вторник, двадцать второе октября две тысячи тридцатого года. Значит, так сказать, это была вчерашняя газета, — сказала Кэтлин и, немного помолчав, добавила: — Мне очень жаль, что я оказалась в роли гонца, приносящего плохие вести.
Тео даже не нашелся, что ответить. Он пытался осознать все услышанное. С тем, что через двадцать один год он может умереть, смириться было очень тяжело. А уж думать о том, что кто-то его убьет, — и вовсе нестерпимо.
— Благодарю вас, мисс Деврис, — наконец произнес Тео. — Если вы вспомните еще какие-то подробности — какие угодно, — пожалуйста, дайте мне знать. Очень вас прошу. И то, что вы записали по памяти, пожалуйста, перешлите мне по факсу. — Он назвал номер факса.
— Обязательно перешлю, — сказала Кэтлин. — Простите меня. Вы, похоже, очень славный молодой человек. Надеюсь, вам удастся выяснить, кто это сделал… то есть кто собирается это сделать. Тогда вы сможете придумать, как этого избежать.