— Все-таки, — кивнул Ллойд, — думаю, не исключена возможность того, что синхронизация видений была локальным явлением, в том числе и у Карли с Джейком. Но… — начал он и замолчал.
В конце концов, он говорил с Тео, у которого никакого видения не было. Но если Карли Томпкинс и Джейкоб Горовиц (она — в Ванкувере, а он — недалеко от Женевы) на самом деле видели одно и то же, значит, можно было почти не сомневаться в том, что видения относились к одному и тому же периоду будущего. Это были кусочки мозаики грядущего — грядущего, в котором не было места Тео Прокопидесу.
— Расскажите мне о помещении, в котором вы находились, — попросила, достав датапад, дознаватель, швейцарка средних лет.
На ней была широкая рубашка поло. Эти рубашки, вышедшие из моды в конце восьмидесятых, снова обрели популярность.
Джейкоб Горовиц зажмурился, сосредоточился и попытался вспомнить все подробности.
— Какая-то лаборатория. Желтые стены. На одной висит периодическая таблица элементов. Лампы дневного света. Прилавки с пластиковым покрытием.
— В помещении есть кто-то еще?
Джейк кивнул. Господи, ну почему ему досталась женщина-дознаватель?
— Да, есть. Женщина. Белая, темноволосая. Лет сорока пяти.
— А во что она одета, эта женщина?
— Ни во что, — ответил Джейк, судорожно сглотнув.
Швейцарский дознаватель ушла. Ллойд с Митико занялись сравнением показаний Джейкоба и Карли. Карли согласилась побеседовать со следователем ванкуверской полиции. Отчет об их беседе был отправлен в ЦЕРН электронной почтой.
Во время снятия показаний Митико нервничала. Она явно пыталась сосредоточиться, помочь товарищам, но постоянно уходила в себя, и тогда ее глаза наполнялись слезами. Но как бы то ни было, первые два отчета она сумела прочесть, не закапав листы бумаги слезами.
— Никаких сомнений, — сказала она. — Совпадения по мельчайшим деталям. Они находились в одном и том же помещении.
— Детишки, — вымученно улыбнулся Ллойд. Он был знаком с Митико всего два года. Они никогда не предавались любовным утехам в лаборатории, а вот в Гарвардском университете Ллойд в студенческие годы со своей тогдашней подружкой Памелой Риджли, бывало, забирались на лабораторные столы. Он изумленно покачал головой. — Картинка из будущего. Поразительно. — Немного помедлив, он добавил: — Представляю себе, как многие на этом смогут разбогатеть.
— Со временем, — слегка пожала плечами Митико, — может быть. Те, кому удалось заглянуть в результаты биржевых торгов в будущем, могут стать богачами. Через пару десятков лет. Но слишком долго придется ждать.
Ллойд немного помолчал. Наконец он решился:
— Ты мне еще не говорила о своих впечатлениях. Какое у тебя было видение?
— Да, — кивнула она. — Не говорила. — Митико отвела взгляд.
Ллойд нежно прикоснулся к ее щеке, но промолчал.
— В те моменты… в те моменты, когда было видение, мне казалось, что это чудесно, — начала Митико. — Я, конечно, была обескуражена, но все выглядело замечательно. — Она вяло улыбнулась. — Но теперь, после того что случилось…
Ллойд не стал ее подгонять. Он терпеливо ждал продолжения.
— Это было поздно вечером, — наконец продолжила Митико. — Я находилась в Японии. Это явно был японский дом. Я была в спальне маленькой девочки, сидела около ее кроватки. А девочка, лет семи-восьми, сидела среди подушек и разговаривала со мной. Очень красивая девочка, но не… не…
Если видения относились ко времени, отстоящему от нынешнего на пару десятков лет, то это, конечно, была не Тамико. Ллойд едва заметно кивнул. Ему не хотелось прерывать рассказ Митико. Она всхлипнула:
— Но… но это была моя дочь. Наверняка. Дочь, которую я еще не родила. Она держала меня за руку и называла меня okaasan, что по-японски значит «мамочка». Видимо, я укладывала ее спать, желала приятных снов.
— Твоя дочь… — пробормотал Ллойд.
— Ну… наша дочь. Я уверена, это была наша дочь. Твоя и моя.
— А что ты делала в Японии? — спросил Ллойд.
— Не знаю. Наверное, навещала родственников. Мой дядя Масаюки живет в Киото. У меня не было такого чувства, будто я нахожусь в будущем. Кроме того, что у нас есть дочь.
— Этот ребенок… У нее…
Ллойд не договорил, одернул себя. Вопрос, который ему хотелось задать, прозвучал бы слишком бестактно. «У нее были узкие глаза?» Ну или в более вежливой форме: «Были ли у нее складки в углах глаз?» Но Митико не поняла бы его. Она решила бы, что его вопрос продиктован какими-то предрассудками, какими-то глупыми сомнениями. Хотя дело было не в этом. Ллойда не слишком волновало, какими будут их дети внешне. Они вполне могли унаследовать как восточные, так и западные черты лица, и Ллойд знал, что будет любить их, если только…
…если только, конечно, это будут его дети.
По всей видимости, видение относилось ко времени, отнесенному от настоящего лет на двадцать. В своем видении, о котором Ллойд до сих пор не рассказал Митико, он был предположительно в Новой Англии, с другой женщиной. Белой женщиной. А Митико находилась в Японии, в Киото, с дочерью, которая могла быть как азиаткой, так и европейкой, а могла — и метиской, в зависимости от того, кто был ее отец.
«Эта девочка… Она…»
— О чем ты хочешь спросить?
— Ни о чем, — ответил Ллойд и отвел глаза.
— А как насчет твоего видения? — спросила Митико. — Что ты видел?
Ллойд сделал глубокий вдох. Рано или поздно он должен был рассказать ей об этом, так что…
— Ллойд, Митико, вам бы лучше пройти в комнату отдыха, — раздался голос Тео, снова заглянувшего в кабинет. — Мы только что записали кое-что с передачи Си-эн-эн. Вам непременно нужно посмотреть.
Ллойд, Митико и Тео вошли в комнату отдыха. Там уже сидели четверо. На экране телевизора прыгало изображение седовласого Лу Уотерса. Видеомагнитофон в комнате отдыха стоял старый, он принадлежал кому-то из сотрудников, и функция паузы у него работала неважно.
— Вы пришли. Отлично! — воскликнул Рауль. — Вот, поглядите.
Он нажал на кнопку на пульте, и Уотерс заговорил:
— …У Дэвида Хаусмена имеются еще кое-какие сведения. Дэвид?
Картинка на экране сменилась. Репортер Си-эн-эн Дэвид Хаусмен стоял перед стеной, увешанной старинными часами. Несмотря ни на что, канал Си-эн-эн был верен себе и предпочитал интересный видеоряд.
— Спасибо, Лу, — сказал Хаусмен. — Конечно, у большинства людей в видениях часы отсутствовали, время узнать было невозможно, однако у некоторых в комнатах все-таки висели часы или календари либо эти люди читали электронные газеты. Бумажных, похоже, к тому времени уже не останется. И нам удалось установить дату. Судя по всему, видения относятся к дате, отстоящей от того времени, когда случилось «затемнение», на двадцать один год, шесть месяцев, два дня и два часа. Это период с двух часов двадцати одной минуты до двух часов двадцати трех минут пополудни по Восточному времени, среда, двадцать третье октября две тысячи тридцатого года. Этим объясняются незначительные отклонения: некоторые люди видели перед собой газеты, датированные двадцать вторым октября две тысячи тридцатого года, у некоторых газеты были за более раннее время — по всей видимости, они просто просматривали старую газету. Даты, естественно, зависели от того, в каком часовом поясе находились люди. Мы предполагаем, что через два десятилетия большинство людей будут жить в тех же самых часовых поясах, где живут сегодня, но некоторые окажутся в других временных зонах…
— Вот так, — сказал Рауль, нажимая на кнопку «пауза». — Конкретная дата. То, чем мы тут занимались, каким-то образом заставило сознание всего человечества скакнуть на двадцать один год вперед и оставаться там целых две минуты.
Тео вернулся в свой кабинет. За окном стемнело. Все эти разговоры о видениях расстраивали его. Тем более что у него никакого видения не было. А вдруг Ллойд все же прав? Может быть, Тео действительно умрет всего через двадцать один год? Господи, ведь ему всего двадцать семь! А через двадцать один год не будет и пятидесяти. Он не курил. Этим могли похвастаться большинство жителей Северной Америки, но для грека это большое достижение. Он регулярно делал зарядку. Почему, ну почему он должен был умереть так рано?! Нет, должно было существовать какое-то другое объяснение отсутствия у него каких-либо видений.
