Совершив прощальный круг над клубящимся коричнево-черным с ядовито-желтыми проплешинами дымом, Зоров взял курс на Лисий Хвост. Он летел, снизившись до высоты 10 метров, едва не задевая ленивые голубовато-глянцевые спины волн. Ему нравилось летать низко, на бреющем, да и к тому же уменьшалась вероятность, что его засекут. Огненное полукружие Джанга уже показалось над горизонтом, и солнце этого мира щедро рассыпало по воде стайки лилово-стальных бликов. Полное неясного жемчужного мерцания утреннее небо быстро наливалось яркой синевой дня. Но обычно очень восприимчивый к красотам природы, Зоров был точно слеп и глух. Крепко сжимая рычаг ручного управления, он сквозь зубы насвистывал арию с весьма актуальным вопросом «Что день грядущий нам готовит?». Стая злобных кошек бесновалась в душе. Гравиплан глотал милю за милей, воздух свистел в обтекателях.
«Тоска дорожная, железная свистела, душу разрывая…»
Белый купол биостанции прилепился на уступе южного склона единственной скалы, высившейся на самой оконечности острова. Остальная часть этого клочка суши была плоской, как стол; в средней части рос кустарник и стояло несколько миниатюрных разноцветных коттеджей. С высоты было хорошо заметно, что коттеджи располагаются по окружности с центром в неглубокой лощине, где виднелась какая-то овальная постройка. Зоров взглянул на часы. 10.08. Пора. И плавно повел гравиплан на снижение. Он посадил «стриж» среди кустов вблизи одного из коттеджей. Выждал несколько минут. Вокруг все дышало спокойствием. И тогда, еще раз взглянув на часы, Зоров набрал код связи с апартаментом Джоанны. Секунды замедлили свой бег. Зорова била мелкая противная дрожь. Экран засветился, и в истаявшей бирюзовой дымке появилось лицо Джоанны. Она выглядела еще более бледной и осунувшейся, чем вчера утром. В глубине затемнивших экран глаз гнездился нездоровый лихорадочный блеск. Губы Джоанны дрогнули:
— Саша! Наконец!.. С тобой все в порядке?
— Сейчас — да. Хотя могли быть… осложнения.
— Где ты?
— Там, где говорил тебе. Почти там, если быть точным. А почему ты до сих пор во дворце? Почему не выполнила своего обещания?
— Я… не смогла. Это оказалось выше моих сил,
— Вот как.
— Ты… сказал это как-то странно…
— Да? Возможно.
— Я… не понимаю тебя.
— Скажи мне, ты говорила кому-нибудь, куда я направляюсь?
Глаза Джоанны вдруг пугающе расширились, тень какой-то тайной мысли забилась в них раненой птицей…
— Н-нет…
— Может, случайно обмолвилась?
— Кому? Я ведь… никого не видела, ни с кем не разговаривала. Объясни, что означают эти твои вопросы?
— Знаешь, Джоанна… — Он осекся.
Говорить было трудно, голос упрямо не слушался. Джоанна порывистым жестом прижала ладони к лицу. Кроме нескольких первых часов знакомства на «Гее-13», когда Зоров обращался к ней по имени, он всегда называл ее ласково — малыш…
— Знаешь, Джоанна, — повторил Зоров упрямо, не глядя на экран, — у твоего любимого поэта Гарсиа Лорки есть строки… «Я искал рассвет, но тщетно: в эту ночь не рассветало». Сейчас… утро. Но для меня — ночь.
— Что это значит?! — вскрикнула Джоанна.
Зоров бросил взгляд на экран и тут же снова отвернулся. Боль, мука, отчаяние в ее глазах едва не оглушили его. Говорить, глядя в эти глаза, он бы не смог. Поэтому ой уставился на какой-то циферблат на пульте и медленно, с мучительными паузами произнес:
— Я… попал… в засаду. Меня… ждали. Понимаешь? Ждали, чтобы… убить. Не задержать, не арестовать… убить. А то, куда я направляюсь, не знал никто. Кроме тебя. Возможность подслушивания… нашего разговора, или слежки… я исключаю. По целому ряду причин. Конечно, всегда есть вероятность, что… у врага в арсенале оказалось нечто… совершенно особенное, или что он, скажем… смог точно просчитать мои действия. Я не отбрасываю эту возможность, потому что в ней моя… последняя надежда. И только от тебя теперь зависит, суждено ли ей… сбыться.
Он не мог не дать ей этот шанс, не мог не протянуть мостик над бездной сомнений и подозрений. Если б она воспользовалась им!.. Если бы произнесла слова, которые он так ждал!.. Но реакция Джоанны поразила Зорова. Вначале, когда он только начал говорить, глаза ее незащищенно распахнулись, зрачки разлились, затмив радужку, губы задрожали. А затем точно тень наползла на ее лицо, и сгущалась, и чернела с каждым его словом. И когда она заговорила, голос ее звучал тускло, как свет далеких звезд.
— Значит, ты допускаешь мысль, что я, вольно или невольно… что ж, не буду оправдываться и убеждать тебя в чем-либо. Потому что сама не уверена… и должна это выяснить. А теперь прости, я отключаюсь.
Некоторое время Зоров смотрел на умерший экран. Постепенно сковавшее его тело и мысли угрюмое напряжение сменилось странной, болезненной прострацией. В хаотическом сознании возникали и исчезали, подобно пунктиру, безответные вопросы, путались обрывки мыслей, а он все сидел, уставившись в пустой экран, но глаза его будто видели еще Джоанну, и она что-то говорила, шевеля губами, но совсем пропал звук, как на зло, а по губам, как он ни силился, разобрать ничего не мог, а разобрать было необходимо, ибо от понимания ее слов зависела жизнь или смерть, и как так, подумал он, что вопросы жизни и смерти задает всегда жизнь, а вот отвечает на них очень часто смерть, но тут же возразил, что это не тот случай; а какой, спросил кто-то, а вот такой, ответил он, я дал себе слово любой ценой, понимаешь, любой… А разве не должен ты так же любой ценой выполнить задание, вкрадчиво поинтересовался кто-то, да, ответил Зоров, должен, я все должен и непременно любой ценой, интересно все получается, провались оно к дьяволу… Зоров с натугой пошевелился, разрывая тягучее оцепенение. Еще раз набрал код вызова Джоанны. И еще раз. И еще… Джоанна не отвечала. Он вылез из гравиплана, едва-едва переборол неистовое желание впиться в рычаги управления, на форсаже вонзить «стриж» в небесную синеву… и помчаться к любимой, и броситься к ее ногам, и молить о прощении… Чувство долга пересилило. Зоров остался, а потом никогда не смог себе этого простить.
В свое время сэнсэй Сузуки учил Зорова мобилизовывать весь свой потенциал, сосредотачиваясь на чем-то одном; при этом главным условием успеха оказывалось умение отключать побочные мысли и эмоции, как бы сильны они ни были. «Чем острее стрела, тем глубже она проникает», — любил повторять сэнсэй. Сейчас эта его наука ох как пригодилась Зорову… Хотя избавиться от ощущения кровоточащей занозы в самом сердце оказалось куда как труднее, чем даже блокировать боль от лазерных ожогов. И тогда Зоров представил, как могучий многоликий исполин, растянув до плеча огромный сверкающий лук, стреляет в надвигающуюся Тьму, и подобная белой молнии стрела летит в самое средоточие мрака… Ее пытаются остановить, сбить, отклонить от курса… но стрела продолжает полет.
Первый коттедж, в который заглянул Зоров, оказался пуст. Коттедж имел стандартную двухуровневую планировку и предназначался для проживания семьи из трех-четырех человек. Все коммуникации функционировали, и вообще домик оставлял впечатление только-только покинутого людьми. Столь же обжитой вид имели и другие коттеджи, но сами жильцы точно испарились. Выйдя из последнего коттеджа, Зоров колебался, решая, что обследовать в первую очередь — малопривлекательное, похожее на склад строение в лощине или саму биостанцию. Принять решение ему помешал шорох за спиной.
Таким губернатора Планеты Карнавалов Рамона Чандру никто не видел. Да и сам он не помнил себя таким. По сравнению с ним грозовая туча показалась бы ласковым котенком. Шеф АСС стоял перед ним бледный как смерть и молчал. Да и что было говорить после того, что случилось? Зоров, в очередной раз обставив агентов Глянчева, объявился в лаборатории Вильбаха, после чего та взлетела на воздух. Сам Вильбах со всем персоналом находится на борту баржи на полпути к Виктории. На запросы не отвечает. Сколько-нибудь подробная информация о том, что же произошло на острове Серебряная Коса, отсутствует. Даже факт посещения Зоровым лаборатории стал известен лишь из короткого, без каких бы то ни было комментариев, звонка Фосса лично Рамону Чандре. Местонахождение Зорова в настоящий момент неизвестно.
