Полковник с сожалением оторвался от ноги шеф-стюарда, и, уже не сгибаясь, направился к бессильно раскинувшейся Рите. Взяв ее на руки, он осторожно спустился по круто падающей лестнице в нижний салон. Сергей Сергеевич стоял у бара и наливал водку в бокал. Лев Александрович уложил Риту на кожаный диванчик и подошел к Белковскому.

– Возвращаю оружие, – протянул он ему пустой «Стечкин».

– Глупость все это большая! – сказал Сергей Сергеевич. – Мальчишество. Зря я вам оружие дал. Никуда бы они не полезли. Не посмели бы. Что они дураки, не понимают, чья это яхта? И, что за это с ними сделают? А вы всех нас под пули подставили! Это хорошо, что все благополучно кончилось. А могло бы и…

Белковский, не глядя на Полковника, спрятал пистолет в оперативную кобуру и полез наверх, на палубу.

Лев Александрович стоял посредине городского сквера.

Его зеленое губчатое тело пересекали извилистые пешеходные дорожки. Из-за поворотов неожиданно выныривали цветочные клумбы, яркие, как заспиртованный праздничный салют. В центре растительной вселенной сверкал на августовском солнце сонный фонтанчик.

Гуляющим здесь мамам с колясками и сбежавшим с лекций студентам педагогического университета казалось, что так было всегда. Однако, он-то знал, что стоит на площади плац-парадов старой Сибирской крепости.

Лев Александрович на два метра грунта возвышался над ее окаменевшей глиной, утоптанной тысячами солдатских сапог. И все-таки он чувствовал крепостной плац подошвами своих ног.

Отсюда за тридцать семь лет до Наполеоновского нашествия уходил сводный сибирский полк для того, что бы отбить занятый отрядами Пугачева город Курган.

«Почему Наполеон не освободил от крепостной зависимости русских крестьян, ведь тогда победа над Российской империей была бы ему обеспечена?» – спрашивал себя Лев Александрович.

Перейдя Неман, Наполеон оказался в крестьянской Вселенной, где совсем недавно, всего тридцать семь лет до того, бушевала беспощадная крестьянская война под водительством донского казака Емельяна Пугачева.

Число восставших превышало сто тысяч человек, то есть, почти равнялось всей императорской регулярной армии. В разгар восстания орудийный парк Пугачева в полтора раза превышал количество пушек, имеющихся у правительственных войск. В распоряжении Пугачева оказались почти все уральские орудийные и ружейные заводы. Крестьянская армия захватил десятки городов, в том числе, таких крупных, как Саратов, Самара и Красноуфимск. В повстанческой осаде находились Царицын, Оренбург, Уфа, Челябинск. Общая территория, которую контролировали восставшие, в два раза превосходила площадь Франции.

Не успевших убежать из своих сельских дворцов помещиков убивали. В дворянских усадьбах подмосковья царила паника. Сама императрица Екатерина не могла спать. У нее начали неостановимо дрожать руки. Над дворянской империей Романовых нависла реальная перспектива гибели.

На подавление восстания было брошено все, чем располагало государство. Были призваны на военную службу все запасные офицеры-дворяне. Их возглавили лучшие из имеющихся генералов, включая непобедимого Александра Суворова.

Восстание было подавлено. Пугачев казнен. Тысячи крестьян были повешены, запороты насмерть, сосланы в Нерчинскую каторгу. Российское крестьянство было усмирено, но его отношение к своему государству, конечно, после всего этого, отнюдь не стало лучше. В любой подходящий момент оно готово было снова броситься на ненавистную помещичью власть.

На идущие по русским дорогам бесконечные колонны наполеоновских корпусов смотрели памятливые глаза тех, чьи отцы и деды атаковали помещичью империю Романовых. А иногда и тех, кто сам участвовал в беспощадных боях с правительственными войсками.

По обеим сторона тех дорог в тысячах и тысячах деревень жили мужчины и женщины, у которых были казнены, замучены, сосланы в каторгу родственники или односельчане. Не было у них ни малейшей любви к этой империи-мачехе. Ненависть к ней стучала у них в груди.

Вот на такую горючую почву вступил император Франции, перейдя границу России.

В первые же дни войны среди крестьян родился слух, что Наполеон пришел в Россию, что бы освободить крестьян. Говорили даже, что царь Александр специально пригласил к себе «мужика сердитого», как крестьяне называли Наполеона, чтобы он пришел и дал волю крестьянам, потому что самому царю сделать это не дают генералы и помещики. Слухи эти нарастали, как снежная лавина. И не только слухи.

Уже в июле двенадцатого года в губерниях, лежащих по маршруту движению французской армии, полыхало более двухсот крестьянских восстаний, направленных против своих же помещиков, а совсем не против наступающих чужеземных войск.

В Витебске, где Наполеон задержался на восемнадцать дней, к нему приходили тысячи крестьянских ходоков и ждали, когда же «сердитый мужик» объявит им волю – освободит от крепостной зависимости. За это они обещали привести ему самого «амператора Александра с яво енералами». Россия стояла на пороге новой пугачевщины. Только теперь союзником крестьянского войска в борьбе против дворянского государства могла выступить гигантская армия во главе с лучшим полководцем мира.

Российская регулярная армия состояла из тех же крепостных. И стоило Бонапарту подписать уже подготовленный декрет об освобождении, как одетый в военный мундир крестьянин неминуемо повернул бы штыки совсем в другую сторону. И от дворянской империи Александра не осталось бы камня на камне, а победа упала бы в руки французской армии сама собой.

Это было ясно всем. И правительству Александра и наполеоновским генералам. В первые же дни движения по русской территории пасынок Наполеона генерал Евгений Богарне подготовил проект декрета об освобождении русских крестьян по образцу указов, которые издавались Наполеоном во всех феодальных странах, куда входила французская армия. Он был абсолютно уверен, что Наполеон сразу же его подпишет, и тем самым единым росчерком пера выиграет эту войну.

Но Наполеон этого не сделал.

И этим обрек себя на изгнание из России, отречение от престола и смерть на острове Святой Елены.

Но почему? Почему же он не сделал того, чего ждали от него буквально все? И свои и чужие? Вся Европа? Почему он не сделал того, что единственно могло спасти его лично и обеспечить главное дело всей его жизни – установление гегемонии Франции в Европе и мире?

В выступлении перед французским Сенатом сразу после бегства из России, в декабре 1812 года, сам Наполеон так объяснял это: «Я мог бы вооружить против петербургской власти часть ее собственного населения, провозгласив освобождение крестьян… Очень много деревень меня об этом просили, но я отказался от этой меры, которая обрекла бы на смерть тысячи семейств.»

Впоследствии, пребывая в изгнании на острове Святой Елены, он высказывался в том духе, что, как монарх, не мог подрывать власть над подданными другого монарха.

Но вряд ли эти объяснения можно принять всерьез. Подобные соображения почему-то не мешали ему освобождать крестьян, и отменять феодальные привилегии во всех без исключения странах, куда входил французский солдат. Своими декретами Наполеон уничтожил помещичьи привилегии в Испании, Италии, германских княжествах, расположенных по Рейну, и в занятых его войсками землях Австрийской империи. Наполеон, ни минуты не колеблясь, отменил крепостное право в Польше, Литве и Белоруссии.

Он освобождал крестьян везде, ни мало не беспокоясь о судьбе помещиков и монархов. Везде. Кроме России. Хотя именно освобождение русских крестьян обеспечивало ему выигрыш в войне с Россией, а после этого и – неизбежно – победу над Англией, что Наполеон неоднократно называл целью своей жизни. После ликвидации Британской империи Франция сразу становилась бы властительницей мира.

Так почему же Наполеон не освободил русских крестьян?

Невольно складывалось впечатление, что кто-то невидимый, но могущественный просто не разрешил ему это сделать. Другого ответа Лев Александрович просто не находил.