Ефим протянул шаману руку:

– Спасибо, Василий Иванович. Без тебя, я уж и не знал, что с этими придурками делать? Вдруг они бы… – он оглянулся на Рогальскую, – гадость какую-нибудь сотворили. А тут ты, – так кстати!..

Майор сделал паузу, поколебался, спрашивать или нет, но все-таки спросил:

– А ты, Василий Иванович, как в беседке-то оказался? Отдыхал, что ли?

Николаев почему-то задумался.

– Ну, да, – после паузы ответил он. – Шел. Устал. Решил отдохнуть. Ну, и немного задремал. Разморило что-то… Вдруг слышу – ругаются люди, кричат друг на друга. Посмотрел. О-о-о! – узкие глаза Николаева на секунду расширились. – Женщину обижают! Разве порядочные люди могут так с женщиной обращаться? Тебя, Ефим Алексеевич, против воли идти заставляют? Разве так хорошие люди поступают? Ну, я и пошел к Бобыргану. Попросил у него три чирмы. Он и дал три таких хороших жирненьких чирмы.

Ефим не знал, что и сказать.

– Ну, мне идти надо, – озабоченно произнес Хитрый Медведь. – Столько дел, столько дел! Еще билеты на самолет покупать надо… Да, из продуктов кое-что… Еще леску хорошую. Пойду я. До свиданья.

В воздухе неслышно звучала «Поэма экстаза» Александра Скрябина. Ефим не понимал: то ли звуки большого симфонического оркестра предсказывали большое счастье, то ли, напротив, – беспредельное горе.

Так и хотелось задать вопрос профессору Московской консерватории: «Что же вы хотите сказать, Александр Николаевич?»

Майору все-таки удалось запихнуть пресс-секретаря за металлическую дверь ее собственной квартиры.

Более того, ему удалось, прибегнув к насилию в отношении самого себя, не входить в квартиру, и остановиться перед дверью на лестничной площадке.

Нет, субботние испытания отнюдь не превратили Ефима в аскета. Наверное, этого не смог бы сделать сам главный дух природных сил Кокшу или даже дух духов могучий Бобырган.

Майор не стал аскетом. Но долг есть долг.

Майору очень нужно было задать пару вопросов Илье Сергеевичу Лисоверту.

И Мимикьянов устремился по проспекиу Науки к бетонному парусу «Топологии».

Кивнув вахтеру, он, прыгая через две ступени, побежал по лестнице на второй этаж, где располагался кабинет генерального директора.

И зря трудил ноги: надо было лишь задать вопрос бдительному стражу. Но – нетерпенье! Хочется, чтобы все планы исполнялись мгновенно. А так не бывает!

Сколько раз майор ругал себя за эту черту характера. «Поспешай медленно!» – повторял он себе фразу преподавателя оперативной работы Новосибирской спецшколы полковника Авдейчикова. И, вообще-то, майор с гордостью мог сказать, что, в конце концов, нетерпеливость своего характера ему удалось укротить. Но, – не до конца. Взлохмаченная нетерпеливость натуры все-таки иногда вырывалась на свободу.

Майор открыл дверь директорской приемной.

В ней никого не было.

Стул, обычно занимаемый всезнающей секретаршей Полиной Аркадьевной, пустовал. Но она явно находилась где-то в здании: работал компьютер. По его экрану, превратившемуся в виртуальный аквариум, плавали, виляя хвостами, почти круглые полосатые рыбы. На спинке стула висела на длинном тонком ремешке кожаная дамская сумочка. А уж этот-то предмет туалета никакая женщина, покидающая помещение ради большого мира, никогда не забудет.

В воздухе приемной витал то ли легкий аромат женских духов, то ли, оставленный Полиной Аркадьевной охранять свое рабочее место маленький сторожевой дух. Так, не дух, душишка… Детей, да слабых мужчин пугать. Другую женщину такой душонок, конечно, не испугает. Храброго оперативника тоже.

Майор шагнул к кожаной двери, ведущей в кабинет генерального директора. Но она оказалась закрытой.

Ефим Алексеевич сделал замечание своему характеру. Постоял, успокаивая дыхание, и, стараясь, выдерживать умеренный темп, отправился снова вниз.

Вахтер пояснил: где-то с полчаса назад Илья Сергеевич покинул здание, сказав, что идет домой и сегодня, скорее всего, больше не появится.

Майор Мимикьянов покинул гигантский корабль «Топологии» и отправился к Лисоверту домой.

Илья Сергеевич жил не далеко.

Но не в обычном многоэтажном доме, а в отдельном коттедже. Правда, тоже типовом. Их строили когда-то для руководителей объединений, научно-исследовательских институтов и конструкторских бюро, расквартированных в научном городке.

За невысоким решетчатым заборчиком генеральный директор собирал сливу.

Ее желтые шарики горели в темной листве, как янтарные бусы. По мере потепления сибирского климата, маленькая и терпкая сибирская слива становилась все крупнее и слаще. А в последние годы стала прямо-таки медовой по вкусу.

Занимался доктор наук своим делом, не торопясь, серьезно и сосредоточенно, как, наверное, собирал урожай его дед – сибирский казак-землепашец, или точил детали его отец – рабочий Новосибирского авиазавода.

Понаблюдав немного за трудовой деятельностью генерального директора «Топологии», Мимикьянов крикнул:

– Можно к вам вторгнуться, Илья Сергеевич?

Лисаверт повернул к Ефиму свое сухое лицо токаря-металлиста, секунду вглядывался в майора, потом махнул ладонью: заходи!

Майор открыл калитку и по дорожке, выложенной бордовым искусственным камнем, направился к сливовому кусту.

– Что случилось, Ефим Алексеевич? – с тревогой спросил генеральный директор, когда Ефим подошел.

– Кроме того, что вам известно, ничего не случилось! – успокаивающим тоном, произнес майор. – Просто, срочно нужно уточнить одну вещь.

– Да? – Лисаверт внимательно посмотрел на Ефима сквозь модные узкие очки. На его умном строгом лице, они все равно смотрелись допотопными стекляшками. – А чего такая срочность?

– Начальство требует! – словно бы с досадой махнул рукой майор.

Это универсально объяснение было хорошо тем, что, не объясняя ничего, казалось, объясняющим все. В самом деле, каждый нормальный человек знает: у начальства же не спросишь!

И точно: Илья Сергеевич понимающе кивнул, поставил синее пластмассовое ведерко с собранной вишней на стоящий рядом деревянный стол и крикнул в сторону застекленной террасы:

– Люба! У нас гости! У нас чай-то вскипел?

Стеклянная дверь террасы, ослепительно сверкнув на солнце, открылась и из нее показалась полноватая женщина в цветастом домашнем халате – супруга Лисаверта Людмила Александровна.

Ее светло-ореховые глаза мгновенно обежали маленький сад и остановились на Ефиме. Острый лисий носик, умело замаскировавшийся на большом белом лице, сделал принюхивающееся движение, и тут же на ее лице вспыхнула приветливая улыбка:

– Здравствуйте, Ефим Алексеевич! Вы – вовремя. Илья Сергеевич, как раз собрался чай пить! Со сливовым вареньем! Только вчера сварила! Вы садитесь! У меня уже все готово. Сейчас накрою!

Супруга генерального директора Ефима не любила. Ефим ее тоже. Людмила Александровна, как будто все время боялась, что Мимикьянов уведет ее Илью Сергеевича из уютного семейного мира в какой-то другой, глупый мужской мир, где так просто потерять, не только голову, но и должность.

Ефим ничего подобного никогда не делал, но ведь нашими чувствами – любовью и нелюбовью – руководит не разум, а инстинкт. Темный голос подсознания. А уж он-то знает!.. Да, и вообще, какая такая любовь может быть между лисой и волком?

Любви быть не может, но то, что простительно женщине, мужчина прощать себе не может. Он должен быть объективным. И Мимикьянов признавал за Людмилой Александровной немалые достоинства.

Лиса оказалась не хитренькой, а умненькой.

В то время, как ее подруги-хитрованки бегали по городку, выбирая себе мужа по-денежней, по-сановитей, по-перспективней, Людочка, как уцепилась за своего математика-теоретика, так и держалась крепко. Несмотря на то, что он не один год и даже не одно десятилетие сидел в «Топологии» на скромной должности младшего научного сотрудника и даже кандидатскую диссертацию защитил позже многих.