– Э-э-э, нет, дорогой! – энергично возразил Ицехвели. – За такую голову выпить стоит! Какая еще голова такую электрическую шапку придумать смогла? Никакая не смогла! А твоя – смогла! Это ж надо такое… – Гоча пошевелил пальцами свободной руки, – сотворить! Я скажу тебе, Иван Иванович прямо! Не такой Гоча человек, чтобы с тобой хитрить! – Он слегка нагнулся над столом. – Ведь в нашем деле, что самое главное? Не бумажки из кассы взять. Сейф ломануть и дурак сможет! Инкассатора на землю положить – ума много не надо. Они сейчас такие, что на рожон лезть не будут. Не за что им теперь умирать. Еще за свои деньги рискнуть можно, а за чужие? Но взять деньги – полдела, даже четверть, одним словом, тьфу, ерунда! Главное, – как уйти? Как сначала подойти не заметно, и как после дела с овощами уплыть! Тут-то как раз вилка в штепсель и не входит! Тут-то все и палятся! А с твоей шапкой-невидимкой – красота получается! Заслоны тишком миновал, появился, где надо, автоматом, да мордой раскрашенной сторожевых псов пугануть, и – фиу! – нет тебя! Исчез! В воздухе растворился! Кого ловить – неизвестно! Красота! Конечно, если бы еще твоя шапка-невидимка не одну минуту работала, а, скажем, час! Ну, хоть полчаса! Каких бы можно было дел наделать!

Ицехвели мечтательно уставился в даль проспекта Науки. Какое-то время он сидел неподвижно, погруженный в сладкие грезы открывшихся его внутреннему взору перспектив. Потом он вздохнул, возвращаясь в пивбар, и, взглянув на Ефима, махнул рукой:

– Да, я все понимаю! Емкость аккумулятора, запас энергии! Все знаю! Гоча – человек образованный! Гоча – политехнический институт закончил. Почти… Но, скажу тебе так, и одна минута, это в нашем деле – ой, как не мало! Как раз на подход-отход! Так что, ты, Иван Иванович, не возражай – золотая у тебя голова. Вот давай, за нее и выпьем! – в конце речи тон голоса Георгия Ицехвели взлетел почти на октаву.

Не найдя, что ответить на прозвучавшую в его адрес льстивую кавказскую оду, Мимикьянов только пошевелил волчьими бровями и выпил половину бокала. Рубиновое вино оказалось отличным. В меру терпким. В меру сладким. Кислинка – тоже без перебора.

Когда Ефим опускал на стол недопитый бокал, ему показалось, что живущий там демон, умильно сложив ручки на груди, поощрительно улыбается ему, покачивая головой, украшенной козлиными рожками.

А в уши к майору Мимикьянову, как-то совсем незаметно, пробралась новая мелодия.

Он прислушался.

Это во второй раз за сегодняшний день проснулось «Болеро» Равеля. Странная, повторяющаяся мелодия будто подстегивала неторопливо идущий среди песков времени незримый Караван Событий.

– Пробуй люля-кебаб, дорогой! – сказал Гоча. – Специально для тебя делали! По моему рецепту. Из барашка! С куркумой! Пальчики оближешь, а, потом и вилку скушаешь, потому что остановиться не сможешь!

Ефим попробовал мясную колбаску. Действительно, Гоча не обманул: люля-кебаб оказался выше всяких похвал: покрытый тонкой хрустящей корочкой сверху, сочный и парящий ароматом внутри. С настоящим мясным вкусом, приправленным какой-то возбуждающей экзотической ноткой.

– Только вот, что я тебе скажу, светлая голова, Иван Иванович! – подался в сторону майора, хлебосольный собеседник. – Зря ты с Кирпатым дело ведешь! Зря. Он тебя, Иван Иванович, обманет.

– Да? – сдвинул брови в черную линию Мимикьянов.

Кавказец ударил ладонью по столу:

– Это я тебе говорю, Гоча Ицехвели! Обманет! Да, он, Иван Иванович, и цены хорошей тебе не даст! Он же – синяк зоновый. Эти шакалы коцаные в настоящих делах понимают, как ишак в винограде.

– Вообще-то, он неплохие деньги обещает… – с важным выражением лица проронил майор.

– Ну, и сколько же, дорогой Иван Иванович, он тебе обещает? – склонил голову к плечу Гоча.

Майор посмотрел поверх его головы, прикидывая какую цифру назвать. Но, кто же знает, какие теперь цены на шапки-невидимки? Майор боялся ошибиться и попасть впросак.

Его выручил сам Ицехвели.

– Да, ладно, – махнул он рукой – Думаешь, я не знаю? Гоча все знает! От Гочи ничего не скроешь! Сто тысяч хеврюшек он тебе грозился отрезать. Что, не так? – торжествующе блеснул глазами кавказец.

Ефим приподнял сросшиеся брови, а потом, резко опустил, почти нахлобучив их на глаза: дескать, угадал, Гоча! Прямо в точку попал!

– Вот! – энергично делил люля-кебаб на куски Ицехвели. – А я даю тебе двести! Двести штук хеврюшек, хоть сейчас!

Ефим пошевелил бровями, что должно было означать: «Неожиданно! Подумать надо!»

– Я тебе так скажу, Иван Иванович! – с интимными нотками в голосе произнес Гоча. – Ну, кто такой этот Кирпатый? Ну, и что, – в авторитете? Да, кто его вообще знает? А Гочу Ицехвели – все знают! Вот ты, Иван Иванович, и то, наверняка, обо мне слышал… Так?

Сколько майор не напрягал память, ничего оттуда не выплывало. Да, впрочем, по кадровому составу уголовных авторитетов он и не был большим специалистом.

Ефим изобразил лицом нечто такое: «Ну, кто же про тебя, Гоча, не слышал! Разве глухой, да и тому соседи на пальцах объяснили».

– Так – как, а? По рукам? – с веселым напором произнес Ицхевели.

– Подумать надо, – качнул головой Мимикьянов.

– Конечно! – всплеснул руками покладистый южанин. – Конечно, подумай дорогой! Хочешь – час думай! Хочешь – день думай! Хочешь – два думай! И я тебе еще вот, что скажу. Двести штук хеврюшек это – одно. А к ним я тебе каждый месяц тебе по штуке хеврюшек приносить буду. Три года! Ну, вроде, как зарплату!

Мимикьянов недоверчиво покачал головой.

– Думаешь обману? – склонил голову к плечу Ицехвели.

Майор натянул на лоб выражение: «не то, чтобы думаю, но, подозреваю!»

Гоча рассмеялся:

– Ну, сам посуди, Иван Иванович! Ну, зачем же я тебя обманывать буду? А, если твоя шапка сломается? Кто ее чинить будет? Водила мой, что ли? Так я ему и мотор-то в телеге не доверю! Кто же кроме тебя в этой штуке разберется?

Ефим вынужден был согласно кивнуть: никто!

– Вот! – обрадовался Гоча. – Чего же я тебя обманывать буду? Я с тебя пылинки сдувать буду! Врача с дипломом приставлю – массаж делать. Или лучше – врачицу. Вот! А ты – обману-у-у!

Гоча откинулся на спинку стула с благодушным выражением лица. Но сидел так недолго. Через десяток секунд посуровел и выдвинул вперед измазанный черным обувным кремом круглый шар подбородка с вмятиной посередине:

– А, если Кирпатый приставать будет, на меня сошлись. Так и скажи, Гоча, с предложением вышел. Да, вообще-то, я с Кирпатым сегодня же увижусь. Сам скажу ему, чтобы грабельники сильно не распускал, отломиться могут.

Майор уважительно кивнул.

– А, если что, как тебя, найти, Гоча? – спросил он.

– Даже не забивай себе голову, Иван Иванович! – отбросил несуществующую муху ладонью Гоча. – Я сам тебя найду!

Ицхевели взял за тонкую ручку керамический кувшин с гордым лебединым носом, разлил гранатовое вино и, подняв бокал, произнес:

– Слушай, Иван Иванович, давай за большие дела выпьем! Чувствую, таких дел мы с тобой наделае-е-ем,! Людям головы задирать придется, и то – не увидишь! Выпьем!

– Выпьем! – согласился подхваченный железным потоком беседы майор, и увидел, как винный демон угодливо улыбается ему из волшебной кроваво-красной глубины.

– Иван Иванович, только прошу тебя, как друга, не продавай Кирпатому шапку, – выпив свой бокал до дна, выдохнул Георгий Константинович Ицехвели. – Ни за что не продавай!

– Я подумаю, – вытащил на свет свою любимую фразу майор. В сущности, она ничего не значила, но создавала у собеседника впечатление полученного согласия.

Ложное впечатление, разумеется.

Майор размышлял над проблемой.

Проблема состояла в следующем. Если говорить честно, а не для отчета, агентурные позиции в научном городке у майора Мимикьянова были слабы.

Если говорить не для ушей подполковника Пигота, их почти и не было. К сожалению, далеко не везде успевал старший оперативный уполномоченный отдела по охране государственной тайны на объектах промышленности и науки майор Мимикьянов.