Судя по выражению лица, капитан склонялся к тому, чтобы принять Мимикьяновские извинения. Тогда майор быстро спросил:
– А ты чего Грибкова арестовал? Ты ж еще в обед собирался его не арестовывать, а разрабатывать. Что такого случилось-то?
– Взял потому, что появились на то основания… – поджал румяные губы Коля.
– Что за основания такие?
– Серьезные основания, – обезвоженным официальным тоном произнес капитан Кокин.
– А конкретнее? – волчьей хваткой вцепился в «замнача» Мимикьянов.
Коля непреклонно качнул ровным пробором:
– Это – тайна следствия и оперативных мероприятий.
– Коля! – нажал голосом майор.
– Ефим! – вздернул подбородок капитан.
– Хотя бы в общих чертах!
– Не имею права!
– Коля!
– Ефим!
– Николай, я ведь тоже не имел права не информировать руководство о твоих делах с китайцами? – подступил вплотную к письменному столу майор. – А я вот закрыл глаза.
– Какими китайцами? – дрогнувшим голосом поинтересовался Кокин.
– С теми, что пункт по приему цветных металлов в городке открыли. И списанное оборудование с золотыми контактами принимать начали, – охотно пояснил майор.
– Ах, это! – словно припоминая, произнес Коля. – Да, какие там дела!
– Да, не такие уж и маленькие дела! – ужесточил тон голоса Мимикьянов. – На весь второй этаж у твоей дачи хватило! И на новую машину еще осталось…
Николай Олегович вздохнул.
– Ладно, Ефим! Чего ты сразу в бутылку лезешь? – обиженным голосом произнес он. – Раз ты просишь, ладно, скажу! Взял я Грибкова потому, что мы получили от одного нашего надежного осведомителя важную информацию. В соответствии с ней провели в служебном кабинете гражданина Грибкова обыск.
«Уж не всезнающая ли секретарь приемной генерального директора Полина Аркадьевна этот надежный осведомитель?» – мелькнуло в голове у Ефима.
– И мы не ошиблись! – продолжал капитан. – В ходе обыска мы обнаружили там брезентовую инкассаторскую сумку. Ту, самую, что была похищена в пятницу у инкассаторов в торговом комплексе «Наш дом».
Ефим на некоторое время потерял дар речи. Когда вновь обрел, спросил:
– И как он это объясняет?
– Ну, говорит, осматривал чердачное помещение, нашел, принес в кабинет. Собирался в милицию отнести, да не успел! Так вот объясняет! – развел ладони в стороны Коля.
Ефим прошелся по кабинету.
Дойдя до стены с картой научного городка, майор резко повернулся к письменному столу с живым бюстом капитана Кокина на нем.
– Ну, а, если, действительно, нашел? И собирался? – задал он бюсту вопрос. – Грибков ведь за безопасность объекта отвечает. Ему положено все щели и чердаки осматривать…
– Разберемся! – официальным тоном заявил капитан. – Сейчас, как раз, именно этим и занимаемся. – Может быть, и правда: нашел и собирался… Всякое бывает!
– А чего ж сразу хватать? Наблюдение бы установили! Посмотрели бы за ним сначала! Контакты отследили!
Николай Олегович махнул ладонью:
– Ай, Ефим! Тебе легко говорить! Понаблюдали бы! Тут такой шум стоит! Шутка ли инкассаторов на десять миллионов грабанули! У нас в области никогда ничего подобного не было! Начальство через каждые полчаса звонит, результаты требует! Балалаев этот, владелец «Нашего дома» такой тарарам поднял! Вот только что помощник губернатора звонил, интересовался! Аврал! Когда тут ждать?
Капитан посопел и добавил:
– Можно подумать, в твоей конторе, Ефим, начальство вам говорит: «Вы работайте, не торопитесь, когда сделаете, тогда и ладно! Если в этом столетии – хорошо! А в следующем – еще лучше!» Так, да? Или наоборот: «Вынь да положь немедленно, чтоб стояло здесь еще вчера!» Разве не так?
– Мда! – не нашелся, что возразить на эту Колину тираду майор.
– Да, и вообще, – поднялся из-за стола Кокин, – если хочешь знать, Ефим, лично мое мнение, что-то тут с Грибковым не чисто. Слишком много улик вокруг Грибкова набирается. И банковскую упаковку с десятью тысячами в коридоре «Топологии», из украденных в торговом комплексе, нашли. И ночует гражданин Грибков не дома, а, то ли, в своем кабинете, то ли, неизвестно где! И теперь вот на его рабочем месте – та самая инкассаторская сумка обнаружилась! Не слишком ли много совпадений, а?
– И не такие совпадения случаются, – не слишком уверенно произнес майор.
– В жизни всякое случается, – не стал спорить Кокин, – И кирпич не на землю падает, а, наоборот, сам собой, как вертолет, в небо поднимается. Но, все-таки, согласись, Ефим, не часто такое наблюдается. А?
Майор Мимикьянов не стал продолжать дискуссию.
– Ладно! Спасибо тебе, Николай за информацию! Расстроил ты меня! – после небольшой паузы произнес он. – Не буду тебе больше мешать с преступностью бороться. Успехов! – бросил он и покинул Кокинский кабинет.
Когда Мимикьянов подошел к аквариуму дежурной комнаты, лейтенант, старательно отвел глаза в сторону и нажал педаль, отпускающую тормоз никелированной вертушки. И та, на прощанье, злобно хлопнула Ефима по заду.
Ефим вышел на солнце из сумрака городковского управления внутренних дел.
Прямо скажем, он был растерян, что случалось с ним в жизни не так уж часто.
А в ушах у него все громче и напористее звучала знакомая однообразная мелодия Мориса Равеля. Испано-арабское «Болеро.
Караван событий шел по бесконечным барханам жизни, все набирая и набирая ход.
31. Явка с повинной
– Не может этого быть! – повел вокруг своими стекляшками Лисоверт. – Чтобы Алексей Григорьевич грабил инкассаторов!.. Какая-то нелепица! Самовар из ваты!
Ангелина Анатольевна возмутилась:
– Знаю я эту милицию, им лишь бы отчитаться! Лишь бы начальству угодить! Конечно, самого Балалаева обчистили! Вот они на стену и лезут! Хватают, кто под руку подвернулся!
Произнося свою речь, Рогальская ходила вдоль садовой дорожки, и миниатюрные копытца ее высоких каблуков оставляли во влажном песчаном грунте глубокие ямки, похожие на пулевые отверстия.
– Ты-то чего молчишь, Ефим Алексеевич? – наставил на Мимикьянова свою простодушную оптику генеральный директор. – Ты-то, Ефим, как считаешь, мог Грибков пойти на такое, а?
Ефим сжал губы в подковку концами, устремленную к земле: дескать, не знаю, что и думать.
В следующее мгновение его сросшиеся на переносице брови приподнялись.
Ефим увидел, как в калитку директорского сада один за другим втискивались трое мужчин. Это была лаборатория пространственных измерений в полном составе. Первым двигался прямой и мрачный, как приговор суда, исполняющий обязанности заведующего лабораторией Максим Карликов. За ним выступал, опустив львиную голову, младший научный сотрудник Феликс Бобин, а замыкал шествие – инженер Женя Вергелесов, нарядный, как киногерой. Снежно-белую шляпу он держал в опущенной левой руке.
Очки Ильи Сергеевича устремились на нежданных гостей с выражением вопроса.
Ангелина Анатольевна перестала хрустеть песком.
Лаборатория подошла к дачному столику, за которым сидел генеральный директор «Топологии», и выстроилась, словно воинское подразделение на плацу.
Все молчали, будто прятались за еще не нарушенной тишиной от новых нерадостных известий.
Наконец, Карликов грузно переступил с ноги на ногу, сморщил свое маленькое лицо медвежонка, укрепленное на большой колючей голове, и мрачно прогудел:
– Мы признаться пришли.
– Раз уж так получилось, – встряхнул львиной гривой Феликс Бобин и намертво уткнул глаза в землю.
Женя Вергелесов ничего не сказал, а только переложил свою снежно белую шляпу из левой руки в правую.
– В чем признаться-то? – осторожно и даже, как показалось Ефиму, с испугом спросил Лисоверт.
Карликов похрустел подошвами по песку, и ответил по праву старшего по должности:
– Мы же думали, тот эхолот «Зонд -5» был списанным. Мы не знали, что он остался на балансе. Ну, и… – исполняющий обязанности начальника лаборатории с видом вконец проигравшегося банкрота, махнул рукой.