— Вы хотите разжечь войну между церковью и государством! — в отчаянии возопил аббат.

— Церковь отречется от вас, — заверила его королева. — Вы и сами знаете ее правила. Я же даю вам возможность остаться в ордене и вновь обрести совесть, которую вы потеряли. Но времени на обдумывание у вас не будет. Соглашайтесь немедленно и безоговорочно, иначе прямо отсюда я отправлюсь к королю, и когда он услышит эту историю, вам будет несдобровать.

Страх, отчаянное несогласие и даже гнев — за считанные секунды на лице Огвэна успели отразиться все эти чувства. Наконец он, подобно зверю, бесповоротно загнанному в угол, выпрямился во весь рост.

— Вы возомнили себя Богом, — с нескрываемым презрением произнес он.

Королева ответила ему не менее презрительным взглядом.

— Если бы я действовала как человек, вы бы сейчас лежали на полу в луже собственной крови, — спокойно произнесла она.

Огвэн попятился назад и сник.

Джилсепони знала, что делать дальше. Вооруженная кое-какими подробностями, которые ей удалось вытянуть из разоблаченного настоятеля, она поспешила назад, в замок. Ей предстояла схватка, которой она до сих пор всячески избегала. Она отнюдь не была охвачена боевым пылом; наоборот, Джилсепони решилась на это с глубокой печалью в сердце. Но она знала: на сей раз битва неизбежна.

Подойдя к покоям Констанции Пемблбери, она постучалась и стала ждать ответа.

За дверью послышался сонный голос Констанции. Придворная дама чуть приоткрыла дверь и выглянула в коридор. Когда она увидела незваную гостью, лицо ее перекосилось от злобы, однако придворная дама быстро совладала с собой.

— Я должна поговорить с вами, — сказала Джилсепони.

— Говорите.

— Наедине.

— Говорите здесь или уходите, — прошипела Констанция, вздергивая подбородок. — Мне некогда.

Раньше, чем она успела договорить, Джилсепони оттеснила ее плечом и проникла в комнату, захлопнув за собой дверь.

— Мне наплевать, королева вы или нет, но у вас нет права вторгаться в мои покои! — взвизгнула придворная дама.

— А было ли у вас право вторгаться в мое тело? — резко спросила Джилсепони.

Констанция хотела было что-то ответить, но умолкла, раскрыв рот. Неожиданное и достоверное обвинение застигло ее врасплох.

— Ч-что? — заикаясь спросил она. — Что за чепуху вы…

— Я только что побывала у аббата Огвэна, — перебила ее королева. — А до этого я навестила кухню Урсальского замка. Госпожа Пемблбери, мне известно и о травах, предотвращающих беременность, и о том, в каких количествах вы подмешивали их мне в пищу.

— А где у вас доказательства? — осведомилась придворная дама, попытавшись от обороны перейти в наступление.

— Вам было недостаточно предохранять меня от беременности? — словно не обращая внимания на ее слова, спросила Джилсепони. — Вы хотели лишить меня и самой жизни?

— Вы не знаете…

— Знаю, — это слово Джилсепони произнесла с такой яростью, что Констанция невольно отпрянула. — И король Дануб тоже об этом узнает, если только…

— Если только… — потерянно прошептала придворная дама, совсем не желая показывать свою искреннюю заинтересованность.

— Если только Констанция Пемблбери не покинет немедленно Урсальский замок, — пояснила Джилсепони. — Уезжайте, и как можно дальше. В Йорки, в Энтел, да хоть в Бехрен, если вам так угодно. Единственное условие — это место должно быть достаточно удалено от столицы.

— Но это невозможно! — воскликнула Констанция.

— Другого выбора у вас нет, — спокойно ответила Джилсепони. — Я знаю о ваших злодеяниях и, если у меня не останется другого выхода, объявлю о них публично. Я открою правду о вашем заговоре королю, придворным, а если понадобится — и всем жителям Урсала. Вы предпочитаете именно это? Хотите, чтобы я полностью вас уничтожила?

— Я не могу уехать!

— Однако остаться здесь вам не удастся, — отрезала королева. — И не стоит тратить время на совершенно бессмысленные споры. Я пришла предложить вам единственный шанс на спасение: немедленно убирайтесь из Урсала и из моей жизни. Я не собираюсь терпеть в своем доме убийцу.

— В вашем доме? — пренебрежительно фыркнула придворная дама и подалась вперед, тыча пальцем в лицо Джилсепони. — В вашем доме? Да какое отношение имеете к этому дому вы, девчонка из простонародья? Ваш дом — в глуши Тимберленда, где живут подобные вам неотесанные бабы.

Джилсепони подняла руку и ударила ее по лицу. Констанция явно не ожидала такого ответа. Она ошеломленно попятилась.

— Впредь получше думайте над своими словами и не вынуждайте меня объясняться при помощи пощечин, — тихим, но властным голосом произнесла королева. — Вы пытались меня убить. Какими бы ни были ваши чувства ко мне, действия ваши не что иное, как измена государству. Это очевидный и неопровержимый факт. Если же вы все-таки будете продолжать упорствовать, я объявлю о вашем злодеянии, и тогда горе Констанции Пемблбери и горе ее детям, наследникам престола.

Упоминание о сыновьях мигом погасило гнев придворной дамы. Она задрожала всем телом; ее глаза метались из стороны в сторону, отчаянно ища выхода.

— Убирайтесь, — повторила Джилсепони. — И чтобы ноги вашей не было больше ни в замке, ни в городе.

Констанцию так трясло, что королева опасалась, как бы та не упала в обморок.

— Мои дети, — едва слышно произнесла придворная дама.

— Ваши сыновья, если желаете, могут остаться здесь, — ответила Джилсепони. — Или заберите их с собой. Выбор остается за вами. Неужели вы так до сих пор и не поняли, что я не являюсь угрозой для Мервика и Торренса и не собираюсь мешать их восхождению на престол?

Королева покачала головой и сокрушенно усмехнулась. Она до сегодняшнего дня не являлась угрозой и для самой Констанции. Ей хотелось сказать об этом взбешенной придворной даме, попытаться воззвать к ее разуму, спасти ее…

Но все зашло слишком далеко. Джилсепони понимала: ей никогда не наладить отношений с Констанцией Пемблбери, особенно если учесть, что эта женщина продолжает любить короля Дануба. Ненависть придворной дамы к Джилсепони была даже сильнее, чем страх за судьбу собственных детей. Эта ненависть имела корни в ее слепой и непреодолимой ревности к королеве. Джилсепони вспомнила язвительные колкости и насмешки, постоянно отпускаемые за ее спиной Констанцией и другими знатными дамами. Она вдруг поняла, что даже если бы это и было возможным, ей совершенно не хочется делать каких-либо шагов к примирению с этой женщиной.

— Нам больше нечего обсуждать, — сказала королева, подняв руку, чтобы упредить возможные возражения Констанции. — Я предоставила вам выбор. Вы вольны поступать тем образом, который сочтете для себя наилучшим. Напоминаю, однако: у меня есть все доказательства, чтобы обвинить вас на открытом суде.

Джилсепони махнула рукой, показывая, что разговор окончен, и направилась к двери.

— Сколько времени? — послышался вдруг дрожащий голос придворной дамы.

Королева обернулась. У нее сжалось сердце при виде жалкого зрелища, которое сейчас представляла из себя эта надменная придворная дама.

— Сколько времени у меня осталось до отъезда? — спросила запинаясь Констанция.

— Завтра — последний день вашего пребывания в Урсальском замке. Еще один день я даю вам на сборы, — ответила Джилсепони, знавшая, что у Констанции полно богатых и влиятельных друзей, которые не откажутся помочь ей в этом.

— И советую придержать язык относительно причин вашего внезапного отъезда, — предупредила она. — Предупреждаю также: если вы осмелитесь снова трепать мое имя или отзываться обо мне неподобающим образом, я потребую суда над вами, и все увидят вашу истинную сущность.

— Ведьма, — прошипела Констанция вслед уходящей сопернице.

Джилсепони даже не обернулась. Ее не терзали угрызения совести; наоборот, она была довольна тем, что проявила великодушие. И в то же время женщина понимала: Констанция покинет Урсал, но вряд ли сможет отказаться от мыслей о мести. И еще неизвестно, какими бедами это может в дальнейшем обернуться для королевы Джилсепони.