Пока у Джилсепони не было ответа на этот вопрос.
— Даже Роджер He-Запрешь стал благосклонно относиться к вашему с королём союзу, — заметил магистр Виссенти, и, услышав это, его собеседница нахмурила брови уже непритворно.
— Я… я хотел сказать… — заикаясь забормотал монах, но под суровым взглядом баронессы дальнейшие слова застряли у него в горле.
Глаза Джилсепони еще долго метали молнии в несчастного магистра. Она понимала, что кроется за его словами. Действительно, Роджер He-Запрешь — ее лучший друг и ближайший помощник в Чейзвинд Мэнор — изменил свое мнение относительно понятных всем намерений короля Дануба. Внешне эта перемена выразилась в том, что Роджер и его жена Дейнси еще до первого снега покинули Палмарис и отправились далеко на север, в Дундалис. В прежние годы Роджер, будучи другом погибшего Элбрайна, храня верность его памяти, упорно противился сближению Джилсепони с королем — впрочем, как и вообще с любым мужчиной. Баронесса знала об этом. Но прошлым летом отношение Роджера изменилось. И все равно Джилсепони не испытывала особого удовольствия, когда Виссенти или кто-либо другой пытались подталкивать ее к тому, что предстояло решать ей самой, основываясь на своих чувствах. Наверное, простой люд был бы рад, если бы она вышла замуж за короля Дануба и стала королевой Хонсе-Бира. Значительно возросла бы и ее роль посредницы в нескончаемых раздорах между церковью и государством. В этом Джилсепони тоже не сомневалась.
— Прости нас, — нарушил молчание аббат Браумин. — Церковь только приветствовала бы ваш союз с королем Данубом, если бы он состоялся, — пояснил он. — Разумеется, я приветствовал бы его еще горячее, если бы сердце Пони действительно не возражало против такого союза, — поспешно добавил Браумин, заметив, что баронесса, похоже, рассердилась не на шутку.
Джилсепони уже собиралась обрушить на Браумина свое негодование, но, услышав «Пони», замерла на полуслове. Это было ее прозвищем, ее единственным именем в течение многих лет. Элбрайн и почти все их друзья всегда называли ее Пони. Но когда разразилась чума и Джилсепони решила, что далее не может скрываться в Дундалисе, предаваясь своему горю, она намеренно отказалась от этого детского прозвища и предпочла именоваться так, как ее назвали, — Джилсепони Виндон. И вот теперь это имя неожиданно прозвучало из уст Браумина, закружив новый вихрь образов и воспоминаний.
— В сердце Пони нет места для короля, — тихо ответила она, разом позабыв про свой гнев.
Похоже, истинный смысл этих слов оба святых отца пропустили мимо ушей.
— И должна напомнить вам, друзья мои, что официально я подчиняюсь государству, а не вашему ордену, — добавила Джилсепони.
— Мы прекрасно знаем об этом, — пряча улыбку, заверил ее магистр Виссенти.
— На самом деле ты принадлежишь одновременно и церкви, и государству, — поспешил вставить Браумин, опасаясь, как бы неуместный сарказм слов Виссенти не заставил Джилсепони вновь ощетиниться. — Да, ты предпочла титул баронессы тому высокопоставленному положению, которое могла бы даровать тебе церковь. Но, став ею, ты сближаешь церковь и государство и по духу, и в повседневных делах.
— Ваша церковь ни за что не допустила бы меня к вершинам власти без борьбы не на жизнь, а на смерть, — заметила Джилсепони.
— Тут я с тобой не согласен, — возразил Браумин. — Особенно после второго чуда на горе Аида, когда исполнился завет Эвелина. Даже Фио Бурэй покинул это святое место изменившимся человеком, не говоря уже о его понимании силы Джилсепони Виндон и принесенного ею блага. Он не стал бы противиться даже твоему назначению на пост начальствующей сестры аббатства Сент-Прешес.
Джилсепони не ответила. Все ее только что произнесенные слова о близости к государственной власти показались ей такими пустыми…
— Тем не менее, ты предпочла стать баронессой, поскольку знала, что в этом качестве способна принести больше пользы. И это справедливо, учитывая мою поддержку — поддержку твоего друга и настоятеля Сент-Прешес, — продолжал Херд. — Ты сделала поистине мудрый выбор, и любой житель Палмариса подтвердит это. Теперь тебе предстоит сделать еще один выбор, положив на одну чашу весов устремления своего сердца, а на другую — возможность принести миру еще большее благо. Можешь не сомневаться: превращение Джилсепони Виндон в королеву Хонсе-Бира будет расценено всем орденом Абеля как великая благодать!
— Будущее церкви и так выглядит достаточно светлым, — возразила баронесса.
— Поистине так! — воскликнул Браумин. — Завет Эвелина духовно объединил многих наших братьев, которые прежде враждовали друг с другом. Если не навсегда, то хоть на какое-то время…
Последние слова были произнесены с предчувствием каких-то зловещих событий, и это не ускользнуло от проницательной Джилсепони.
— Здоровье отца-настоятеля Агронгерра становится все хуже, — сообщил Браумин. — Он ведь очень стар и, судя по всему, безмерно устал. Год, от силы два — вряд ли его правление продлится дольше. Да и его пребывание в этом мире, опасаюсь, тоже.
— Пока нет ясности с его преемником, — произнес Виссенти. — Скорее всего, на этот пост метит Фио Бурэй.
— Который получит мою поддержку, — неожиданно для Джилсепони вставил Браумин.
— А ты сам не желаешь дерзнуть и попытаться занять место отца-настоятеля абеликанского ордена? — поинтересовалась баронесса.
— Боюсь, что я все еще слишком молод для столь высокого поста, — возразил Браумин. — А если бы я выставил свою кандидатуру, то тем самым лишил бы Бурэя многих голосов.
— Не помню, чтобы ты восхищался этим человеком, — напомнила ему Джилсепони.
— Но уж лучше он, чем другой претендент, — ответил Браумин. — Ведь за магистром Бурэем в списке претендентов на этот пост идет Олин Жантиль — настоятель Сент-Бондабриса. Как известно, он не принял завета Эвелина.
— От Энтела до Барбакана не так-то просто добраться, — заметила Джилсепони.
— Во времена чумы Олин тайно поддерживал Маркало Де'Уннеро и его братьев Покаяния, — добавил настоятель Сент-Прешес.
Братьями Покаяния именовали себя монахи-отступники, которых собрал вокруг себя неистовый Маркало Де'Уннеро — заклятый враг Джилсепони. Орден Абеля отказался признать этих самозваных братьев, что не мешало им сеять смуту и устраивать мятежи в разных уголках королевства, добавляя к жертвам розовой чумы сотни новых. Братья Покаяния утверждали, что розовая чума якобы является наказанием Господним за повсеместный отход людей от истинной веры. Главными виновниками смертоносной болезни они объявляли последователей Эвелина, а также темнокожих бехренцев.
Баронесса молчала. Утверждение Браумина немало ее удивило.
— Все идет к тому, что магистр Фио Бурэй одержит верх. Но и Олина нельзя сбрасывать со счетов — он не новичок в закулисных играх. В любом случае, спокойное плавание корабля, который зовется абеликанской церковью, может неожиданно оборваться, и тогда начнется буря. Поэтому для нас всех было бы гораздо лучше, если бы баронесса Джилсепони оказалась на вершине власти.
Джилсепони долго и пристально глядела на своих друзей. Неужели на ее плечах лежит мало ответственности? Получается, что так, если ей недвусмысленно предлагают взвалить на себя еще более тяжкую ношу. Она снова представила себе образ короля Дануба — обаятельного, искреннего и надежного человека.
С этим трудно спорить. И все же… все же она никогда не сможет любить его так, как любила Элбрайна.
