Даже могущественный король Дануб не мог оспаривать у Элбрайна право на эту любовь, ибо он сам восхищался героем и чем больше узнавал о подвигах Полуночника в годы войны и смуты, тем большим уважением проникался к отважному воину.

— Я не оставлю Палмарис и его жителей, — сказала Джилсепони, отстраняясь от него. — Поэтому я не смогу отправиться в Урсал вместе с вами.

— Тогда весной, — не отступал Дануб. — Я начну приготовления к свадьбе. Уверяю тебя: такой свадьбы Хонсе-Бир еще не видывал!

Джилсепони улыбнулась и кивнула. Сейчас на ее лице отражалось все, о чем она думала.

— Мне будет в тягость каждый зимний день, — сказал Дануб, вновь крепко обнимая ее. — А когда наступит весна, я буду ежечасно ожидать появления твоего корабля!

Вернувшись в Чейзвинд Мэнор, Джилсепони заперлась у себя в покоях. Роджер и Дейнси звали ее сойти вниз, но она сообщила им о своем желании побыть в одиночестве.

Ей нужно было свыкнуться с неожиданным поворотом, произошедшим сегодня в ее жизни, и еще раз серьезно обдумать все, о чем они с Данубом говорили, Да, она поступила с ним благородно и великодушно. Да, конечно, она по-своему любила его. Но у Джилсепони до сих пор звучали в ушах слова короля: «Мне будет в тягость каждый зимний день». Могла ли она искренне признаться, что чувствует то же самое? Будет ли и ее тяготить грядущая зима, и, что важнее, покажется ли она ей длиннее только потому, что рядом нет Дануба?

Любовь, как и дом, имеет несколько этажей. Джилсепони вздохнула. Она не знала, где кончается один этаж и начинается другой. Достаточно ли она любила Дануба, чтобы быть его женой? Чтобы делить с ним ложе и соединяться в любовном блаженстве так, как сливалась с Элбрайном?

Она всецело — телом и душой — отдавалась Элбрайну, обнажая перед ним не только свою плоть, но и душу. Ему она могла рассказать обо всем; радостно, не колеблясь и не боясь показать свою незащищенность.

Сможет ли она быть такой же женой и королю Данубу?

И должна ли?

— Зато источник моей силы — в моем здоровье, в том, что я ежедневно исполняю танец меча, который укрепляет и тело, и разум, — упрямо заявил Эйдриан, сидя в темноте пещеры, находившейся под раскидистым вязом.

Сегодня он пришел к Оракулу рассерженным — госпожа Дасслеронд вновь отчитывала его за утренний тренировочный поединок. Поток ее недовольства изливался не иссякая, и все эльфы, разумеется, разделяли мнение своей предводительницы. По ее словам, Эйдриан допускал сплошные ошибки. При этом Тойена Мильвэ — его противника — она не упрекнула ни в чем.

— Потому что Тойен Мильвэ был совершенным, — презрительно и иронично усмехнулся мальчик, вспомнив, как эльф в совершенно бессознательном состоянии валялся на земле у его ног. — Вот так: я действовал ошибочно, а эльф, которого я отделал, был совершенным, — скривил губы Эйдриан, обращаясь к призрачной фигуре в зеркале.

Призрак в зеркале, естественно, ничего ему не ответил, и это успокаивающе подействовало на Эйдриана, заставив умолкнуть и углубиться в размышления о причинах своего негодования. Он вновь подумал, что его умелое владение мечом и магией самоцветов не является одним только результатом унаследованных способностей. Эльфы тол'алфар поделились с ним бесценными дарами. С какой бы запальчивостью и злостью он это ни отрицал, здесь, в пещере, перед Оракулом, оставшись наедине со своими мыслями и чувствами, он вынужден был признать очевидную истину.

— Я хотел бы испытать их дары в настоящих поединках, — произнес Эйдриан. За последние несколько недель упрямый мальчишка часто произносил эту фразу, сидя перед Оракулом. — Я хочу, как и Бринн Дариель, уйти в большой мир, где буду сам себе хозяином.

Он ожидал, что сейчас услышит мысленное возражение. Призрак в зеркале постоянно внушал ему, что он пока еще не готов покинуть долину эльфов. Он еще должен многому научиться у госпожи Дасслеронд и ее подданных, поскольку его нынешних знаний и навыков недостаточно. Так повторялось каждый раз: после своей негодующей тирады Эйдриан обычно замолкал и начинал раздумывать над наставлениями призрачной фигуры. Мальчик отчасти признавал справедливость этих доводов: упрямство не мешало ему видеть собственную выгоду. Действительно, если он проведет среди эльфов еще какое-то время, то не только станет крепче и сильнее телом, но выиграет и во многом другом. Возможно, он научится справляться с гневом, который почти постоянно кипел в его душе. Быть может, он примет неизбежную реальность своего рождения в человеческом облике и смирится с тем, что Дасслеронд и другие эльфы переживут его, хотя им уже по несколько сотен лет.

До сих пор эта нехитрая логика действовала на него успокаивающе. Вот и сейчас Эйдриан сидел и ждал, когда она начнет овладевать его сознанием.

Неожиданно он поймал себя на том, что думает по-иному. Мальчик продолжал размышлять об уходе в большой мир и чувствовал страстное желание вырваться из Эндур'Блоу Иннинес. Ему хотелось увидеть других людей. Ему хотелось вновь встретиться с Бринн — как ему сейчас недоставало общения с нею! А если не с Бринн, то с другими молодыми женщинами. Он мечтал говорить с ними, дотрагиваться до их нежной кожи…

Эти мысли овладевали им все настойчивее. Эйдриан думал о том, что превосходит большинство опытных эльфийских воинов, если не всех вообще, а ведь они обучались танцу меча десятками лет! Интересно, какое место сможет он занять среди людей, которым отпущено всего несколько десятков лет жизни?

Большой мир полон людей. Их сотни, тысячи, десятки сотен тысяч! Он смог бы очень скоро завоевать их признание. Сумеет ли кто-нибудь победить его в сражении? Найдется ли среди них равный ему во владении магией самоцветов? Эйдриану не терпелось узнать свое место в настоящем, большом мире.

Чрезвычайно довольный собой, мальчик уперся спиной в земляную стену и понимающе ухмыльнулся.

И тут до него вдруг дошло, что он знает меньше, чем ему казалось. Он не мог сказать, откуда появилась эта мысль: то ли ее передала безмолвная фигура в зеркале, а может, его просто озарило. Эйдриан понял, что блуждает во второстепенном, не разобравшись в главном. Он не знал, кто он и кем мог бы стать.

Таким, как все?

Нет, ни в коем случае. Это он ясно осознал в момент своего озарения. Он никогда не будет таким, как все. Он родился не для того, чтобы быть одним из многих. Он будет возвышаться над толпой. Владеющий силой меча и магией самоцветов не должен оценивать себя по меркам слабых людишек.

«Я занимаю особое место, — то ли он сам мысленно сказал себе, то ли повторил слова, пришедшие от призрачной фигуры в зеркале. — В моих жилах течет кровь героя. Мое предназначение…

Но в чем же оно заключается?» — продолжал размышлять мальчик. Все эти годы он считал, что готовится стать рейнджером. Рейнджером? Возможно, но это будет лишь ступенькой к чему-то другому, более серьезному. Он не проведет свою жизнь как обыкновенный рейнджер. Для его сил и способностей этого слишком мало! Неожиданно он с удивительной ясностью это понял. Пусть эльфы уже уготовили ему будущее — ему теперь глубоко наплевать на их замыслы. Эйдриан узнал правду: он родился, чтобы повелевать, а не подчиняться:

— Мое предназначение — повелевать другими, — негромко произнес мальчик.

Возможность серьезного столкновения с госпожой Дасслеронд и ухода в большой мир теперь казалась ему менее пугающей. Она будоражила и манила его куда сильнее, чем прежде.

— Он стал проводить там чересчур много времени, — озабоченно сказала госпожа Дасслеронд, обращаясь к То'эль Даллии.

Обе эльфиянки стояли на лужайке, глядя в сторону вяза, под которым опять скрылся Эйдриан.

— Вы хотели, чтобы он научился искусству общения с Оракулом, — напомнила ей То'эль. — Это его связь с прошлым, с великими и благородными традициями предков. Я уверена, что Мазер и Элбрайн беседуют с ним.