Пол вокруг ног Констанции Пемблбери был усеян осколками разбитой посуды — она уронила поднос, на котором несла сыновьям какое-то лакомство.
— Мама! — хором воскликнули Мервик и Торренс.
— Я только хотела… — начала объяснять Джилсепони, но Констанция явно не слушала ни ее, ни сыновей.
— Что вы здесь делаете? — прошипела она. — Как вы осмелились? — продолжала придворная дама, не давая королеве возможности ответить. — А вы оба — немедленно вон отсюда! — прикрикнула она на сыновей.
Мальчики беспрекословно подчинились. Мервик замешкался ровно настолько, чтобы забрать из рук Джилсепони свой деревянный меч. Он посмотрел на королеву, словно хотел извиниться за слова матери, но потом бросился вслед за братом, не осмеливаясь перечить ей.
— Вам здесь нечего делать, вы не имеете права вторгаться сюда, — с нескрываемой злостью и раздражением заявила Констанция.
— Я только хотела… — вновь попыталась объяснить королева.
— Они — наследники престола, — взвизгнула Констанция. — Они, а не вы! Ваша дерзость переходит всякие границы! Мой сын мог быть серьезно покалечен. Понятно ли вам, что это могло бы стать причиной войны? Вам нужны обвинения в заговоре против престола?
— Но почему?.. — спросила Джилсепони, едва верившая своим ушам.
Только сейчас женщина осознала, как глубока ненависть к ней Констанции. Джилсепони еще могла понять, что ей неприятно видеть своих сыновей рядом с женщиной, занявшей ее место в сердце короля Дануба, однако эта ярость, этот дикий блеск в глазах придворной дамы уже переходили пределы разумного.
— Вам известно, что я делила с ним ложе, и живые подтверждения нашей любви только что находились здесь, — дерзко и высокомерно заявила Констанция. — О, вы даже представить не можете, насколько Дануб был очарован мною, — бесцеремонно продолжала она.
И придворная дама вдруг принялась описывать сцены их интимной близости. Ошеломление Джилсепони сменилось брезгливой жалостью к Констанции. Королева, знавшая настоящую любовь, не понимала столь бесстыдного смакования интимных подробностей. Она собиралась объяснить придворной даме, что не представляет для нее угрозы, не собирается рожать Данубу наследников и отбирать права на престол у Мервика и Торренса. Собиралась, однако промолчала. Констанция сейчас слушала только себя, и слова Джилсепони ни в коей мере не смогли бы ее успокоить. Причиной гневных выпадов придворной дамы был не только страх за детей. Она продолжала любить Дануба, и это было ясно написано на ее лице.
Откровения Констанции вызывали у Джилсепони только отвращение. Однако она была не в состоянии приказать ей перестать любить Дануба, равно как не могла приказать мужу выбросить из сердца свою прежнюю возлюбленную. И королева покинула зал, оставив Констанцию наедине с ее негодованием.
После этого случая она много месяцев не видела ни госпожу Пемблбери, ни Мервика с Торренсом.
— Почему ты не отправился с герцогом Каласом на охоту? — спросила Джилсепони, когда король Дануб отклонил недавнее приглашение своего друга.
Вокруг Урсальского замка торжествовала долгожданная весна. Яркое солнце и теплый воздух помогали забыть тяжелую зиму.
— Ты напрасно отдаляешься от Каласа; как-никак — он твой самый близкий друг.
Король Дануб с нежностью посмотрел на жену.
— Любовь моя, а ты знаешь, как он относится к тебе? — спросил он.
— Как и подобает учтивому вельможе, — с улыбкой ответила Джилсепони.
Однако за ее улыбкой скрывалась ложь.
Дануб промолчал, недоверчиво глядя на нее.
Джилсепони улыбнулась еще шире и убедительнее, и ей все-таки удалось вызвать на лице мужа ответную улыбку. Она не хотела лишний раз огорчать Дануба, хотя, по правде говоря, отношение придворных к ней, включая и герцога Каласа, становилось все хуже. Вся эта утонченная и напыщенная знать и никогда не питала особо теплых чувств к королеве-простолюдинке, вторгшейся в их замкнутый и обособленный мирок, но после памятного случая с Мервиком и Торренсом неприязнь вельмож к Джилсепони заметно увеличилась. Прилюдно герцог Калас был неизменно учтив с королевой, да и в тех редких случаях, когда они оказывались наедине, из кожи вон лез, одаривая ее изысканными комплиментами. Однако Джилсепони неоднократно довелось слышать, как герцог, будучи уверенным, что ее поблизости нет, высмеивал ее в кругу придворной знати. Это не слишком задевало королеву. Джилсепони успела разобраться в особенностях придворной жизни и смирилась с ними. Высокородные обитатели замка, мнившие, что обладают голубой кровью, не стоили ее душевных терзаний.
— Ты непременно должен принять его приглашение, — продолжала Джилсепони. — Калас собирается в западные края вместе с герцогом Тетрафелем. Тот будет вне себя от радости, если ты к ним присоединишься.
Король Дануб, откинувшись на спинку стула, обдумывал слова жены. Герцог Тетрафель был хилым, изнеженным человеком. Более десяти лет назад Дануб уже посылал его в западные края на поиски прямого пути, ведущего через горную цепь Пояс-и-Пряжка в Тогай. Согласно словам Тетрафеля, он был уже близок к успешному завершению своей миссии, когда его отряд неожиданно столкнулся со странным низкорослым народом, сначала утопившим почти всех его слуг и солдат в болотной трясине, а затем оживившим их трупы, чтобы сделать своими послушными орудиями.
Тогда Тетрафель, герцог Вайлдерлендса, спасся только чудом. Хотя прошло уже много лет, он так до конца и не оправился от пережитого.
— Я бы предпочел остаться с тобой, — произнес король, наклоняясь к Джилсепони и кладя руку на ее колени.
Она накрыла его ладонь своей, добавив к улыбке оттенок сожаления.
— Тебе нездоровится? — спросил проницательный Дануб.
Женщина посмотрела ему в глаза и вздохнула. С недавних пор она начала ощущать боль где-то внизу живота, иногда перераставшую в сильные спазмы. Джилсепони связывала их с ранениями, полученными во время первой битвы с Марквортом в поле близ Палмариса, когда одержимый демоном отец-настоятель погубил ребенка в ее чреве. Осмотрев себя с помощью камня души, она увидела зарубцевавшиеся раны. Однако странно, почему через столько лет эти раны вдруг начали напоминать о себе?
Королеве было тягостно отказывать любовным желаниям мужа, но она чувствовала, что мгновения их близости вызывали в ней какое-то странное смятение. Женская природа Джилсепони по-прежнему не могла откликаться на страсть Дануба так, как некогда она отвечала Элбрайну. Ее отношения с Полуночником были полны любви и страстных желаний, порывов молодости; они несли отпечаток тревожного и опасного времени. С Данубом все происходило куда мягче и спокойнее, но ведь король не был в этом виноват, и Джилсепони не хотелось причинять ему душевные страдания.
— Пожалуй, я действительно отправлюсь вместе с Каласом, — сказал наконец король.
Выражение его лица говорило о доверии к жене. Он чувствовал: ее доводы в пользу его отъезда не являлись простой уловкой, предлогом, чтобы не делить с ним ложе.
Джилсепони была признательна Данубу за такое понимание. Она действительно надеялась, что ее недомогания, чем бы они ни были вызваны, вскоре пройдут и мгновения интимной близости с мужем возобновятся. Однако она боялась, что причина может оказаться глубже и внутреннее смятение так и не исчезнет. Больше всего женщину страшило, что со временем эта сторона ее отношений с Данубом может стать еще напряженнее и болезненнее.
— Я непременно вернусь к годовщине нашей свадьбы, — пообещал король.
Наклонившись, он нежно поцеловал ее в щеку.
— А я буду с нетерпением ждать тебя, любовь моя, — ответила Джилсепони.
Дануб встал и направился к выходу. Он не видел, как очередной спазм заставил королеву закусить губу от боли.
— Это чудовищные порции! — взвился аббат Огвэн. — Вы добавляете в пищу королевы совершенно немыслимое количество трав.
— Вполне мыслимое! — столь же сердито ответила ему Констанция Пемблбери. — Она ни в коем случае не должна родить ему ребенка! Неужели это так сложно понять?
