Потому-то столь необходимы были самые лучшие доспехи. Де'Уннеро улыбнулся в предчувствии незабываемого зрелища. Он знал, что Садья и юный воин уже где-то неподалеку. Бывшему монаху просто не терпелось увидеть Эйдриана во всем его великолепии.

Его доспехи! Ни тот человек, которого прозвали Когтем, ни сам герцог Калас не могли сравниться с Эйдрианом в роскоши снаряжения. И едва ли кто-нибудь мог догадаться, что самоцветы, вделанные в металл доспехов юного воина, служат не только украшением.

На подступах к полю послышались приветственные крики. Улыбка Де'Уннеро стала еще шире. Он видел, как простой люд бросается врассыпную, освобождая дорогу Эйдриану, восседавшему на Даре. Его несравненные доспехи отливали золотом, лицо юноши скрывало опущенное забрало. Черная, отороченная красным попона ниспадала с боков скакуна, бирюза в груди Дара была тщательно скрыта под конскими латами. Такая маскировка была необходима: если толпа могла посчитать самоцвет простым украшением, то Джилсепони сразу бы поняла, что к чему.

«Наверное, она и так что-нибудь заподозрит», — размышлял Де'Уннеро. В мире немного нашлось бы столь величественных коней, как Дар; причем с годами его стать оставалась крепкой, а ведь коню было уже немало лет.

Оглянувшись на королевский павильон, Де'Уннеро увидел, что Джилсепони и Дануб уже заметили Эйдриана и не отрывают от него глаз. Король даже привстал со своего места, чтобы получше рассмотреть неизвестного и нежданного участника. Сидевший рядом с королем герцог Калас тоже встал с места, глядя на неведомого рыцаря. Каласу предстояло выйти на поле лишь во второй половине дня, и до этой минуты герцог оставался вполне спокойным и даже равнодушным. Но теперь… Де'Уннеро даже издали видел: Калас был охвачен неподдельным любопытством.

Эйдриан выехал на поле. Безупречный воин на безупречном коне. Следуя наставлениям Де'Уннеро, юноша перевел Дара на медленный шаг и объехал поле по кругу, позволяя толпе вдоволь налюбоваться на него. После этого он должен был занять место в цепочке претендентов, выстроившихся перед королевским павильоном, и заявить о своем желании принять участие в состязании.

Наконец Эйдриан примкнул к остальным, встав рядом с тем, кого называли Когтем. Тот во все глаза пялился на великолепного рыцаря, однако юный воин не удостоил его ответным взглядом.

— Пока все идет как надо, — прошептал Де'Уннеро.

Толпа никак не могла угомониться. Король Дануб не стал требовать, чтобы стихли крики и возгласы, а просто сел, откинулся на спинку кресла и устремил взгляд на Эйдриана.

Де'Уннеро более занимало то, что сейчас происходило в душе королевы Джилсепони. Выражение ее лица менялось ежесекундно и давало большой простор для различных истолкований. Бывший монах перевел взгляд на герцога Каласа. Герцог попеременно смотрел то на королеву, то на незнакомца. Можно себе представить, какие зловещие мысли роились сейчас во взбудораженном мозгу Каласа!

Наконец толпа затихла. Король Дануб встал, не сводя глаз с незнакомого рыцаря. Теперь, следуя правилам этикета, Эйдриан должен был снять шлем. Де'Уннеро, зная об этом, велел ни в коем случае этого не делать.

— Ваше величество, — произнес Эйдриан, поднимая в знак приветствия меч.

Де'Уннеро заметил, как округлились глаза Джилсепони. Рукоятку «Урагана» предусмотрительно обтянули голубой кожей, однако видом своим эльфийский меч все равно отличался от грубо сработанного оружия остальных участников. Его лезвие было уже и отливало ярким серебристым блеском. Вид этого меча должен был еще более усилить подозрения королевы.

— Ты желаешь принять участие в наших состязаниях? — спросил король Дануб, поняв, что незнакомец не собирается снимать шлем.

Эти слова являлись официальным приветствием. Де'Уннеро облегченно вздохнул: значит, король примирился с тем, что незнакомец не намерен показывать свое лицо.

— Желаю, ваше величество, — спокойно ответил Эйдриан.

— Каково твое имя и звание? — задал Дануб традиционный в таких случаях вопрос.

— Меня зовут Тай'маквиллок из Хонсе-Бира, — с дерзким задором ответил юноша.

Де'Уннеро был немало удивлен и рассержен нарушением их договоренности насчет имени. Но потом едва удержался от смеха, увидев, как королева Джилсепони непроизвольно вздрогнула. Несомненно, она узнала эльфийское имя. Одно это должно было сказать ей, что за этим что-то кроется. Конечно же, Джилсепони смогла перевести и значение этого имени — Ночной Ястреб, — столь близкого к имени ее незабвенного Полуночника!

Король Дануб, похоже, ничего не понял. Он лишь усмехнулся.

— Странное имя, — заметил король. — Или это звание? Хонсе-Бир, юный Тай'маквиллок, — громадное государство. Не мог бы ты сказать, из какой его части ты родом?

— Вы правы, ваше величество. Это мое имя и одновременно — мое звание, — ответил Эйдриан. Я не могу назвать ни одного уголка вашего государства в качестве своей родины. В дороге меня настигла весть об этом турнире, и потому я явился сюда, желая доказать, что чего-то стою.

— Желая доказать королю? — спросил герцог Калас, нарушая этикет, запрещавший вмешиваться в королевский диалог.

— Нет, самому себе, — ответил юноша, заставив Дануба вновь повернуться в его сторону. — Пока я не докажу себе, что чего-то стою, я не смогу убедить в этом других.

— Восхитительно, — пробормотал Де'Уннеро.

Король Дануб коротко рассмеялся, желая разрядить возникшее напряжение.

— Что ж, юный рыцарь, ты избрал подходящее место для пробы своих сил.

Сказав это, король махнул оруженосцам, и Эйдриану подали обитую войлоком дубинку. Потом Дануб подал знак трубачам. Запели трубы, знаменуя начало сегодняшних состязаний.

Как и вчера, все началось с шумной групповой схватки. Она должна была продолжаться до тех пор, пока на конях останутся последние трое участников, которые смогут претендовать на участие в дальнейших состязаниях.

Де'Уннеро спокойно наблюдал за происходящим; Эйдриану там ничего не грозило. Едва затихла дробь барабанов, юный воин устремился в самую гущу сражающихся. Несколько человек оказалось у него на пути, и Эйдриан расшвырял их, точно великан — тонконогих гоблинов. Дар опрокинул одного коня вместе с всадником, и в это время юноша успел ударить другого в грудь.

Третий заставил Эйдриана вспомнить уроки эльфов. Когда его конь поравнялся с конем противника, тот попытался ударить юного воина, но он, взмахнув дубинкой, словно мечом, легко отбил этот удар. Затем он ударил противника прямо в лицо, расквасив ему нос. Тот покачнулся и инстинктивно натянул поводья, замедлив бег лошади.

Рейнджер ударил его снова — теперь уже по затылку. Затем, повернув Дара вправо, догнал противника, который находился почти в бессознательном состоянии и только каким-то чудом держался в седле.

Эйдриан мог бы завершить схватку, не прикладывая к этому особых усилий, но в юном воине уже бушевал огонь сражения, и кипевшая в нем ярость заставила его забыть, что это состязание, а не война. Он жестоко ударил обессиленного противника, и тот с грохотом свалился на землю.

Толпа взвыла от восторга. Улыбка Де'Уннеро сияла торжеством.

Эйдриан осадил Дара и огляделся. Число остававшихся в седле участников значительно поредело. Коготь предпочитал держаться от юного воина как можно дальше. Он следовал обыкновению знати, основанному на нехитрой логике: зачем драться со своими, когда хватает более легкой добычи из числа простолюдинов?

Рейнджер имел на этот счет другое мнение, а потому, пришпорив Дара, устремился прямо к Когтю.

Тот немало удивился, увидев, что рыцарь несется навстречу, не дав ему должным образом подготовиться. Кое-как Когтю удалось развернуть лошадь и взмахнуть дубинкой, чтобы отвести удар противника.

Впрочем, это не имело особого значения, поскольку Эйдриан применил обманный маневр. Едва его дубинка коснулась дубинки Когтя, юный воин выпустил ее из рук. Как только их лошади поравнялись, Эйдриан с силой схватил противника за запястье и пришпорил Дара.