Они охотно приняли приглашение, лелея надежду помыться, поесть, поспать и, если повезет, раздобыть лошадей.

Авриск, похожий на Греста Винита, назвался Инегом и пригласил их в свой дом. Охотника они потащили с собой, для предосторожности связав ему руки, и бросили, как куль, в угол. Пока Рилг, Дарк и Дим обедали, он окончательно очнулся и теперь сидел, прислонясь к стене и вперившись в них ненавидящим взглядом. Особенно пристально смотрел он на Дарка, словно догадался, что перед ним ормит. Дарк поймал этот взгляд и протянул Охотнику кусок хлеба и кружку с молоком, от которых тот презрительно отвернулся.

— Я не ем из рук врага, — процедил он.

— Я тебе не враг, — спокойно возразил Дарк.

— Ты — ормит, а значит, мой враг, — зло бросил Охотник.

— Я что-то украл у тебя? Я убил кого-то из твоей семьи? — Дарк наклонился к нему. — Я забрал твою землю? Разрушил твой дом? Нет? Тогда почему ты считаешь меня врагом?

— Ты — ормит, на руках твоих предков столько крови, что ее не смыть вовек. Только своей смертью ты можешь искупить их грехи.

— Восхитительно, — пробормотал Дарк и выпрямился. — А этот мальчик в чем перед тобой виноват? — он ткнул пальцем в притихшего Дима. — Ты собирался прирезать его — за что?

Но Охотник ничего не ответил и неподвижным взглядом уставился в стену. Навряд ли он сумел бы объяснить причину своей ненависти, потому что ненависть часто бывает слепа, а кровь на своих руках он считал вполне оправданной.

— Оставь этот разговор до вечера, — сказал Дарку Рилг. — Сейчас хозяин мыться зовет.

Они отправились в баню, хорошенько попарились, отмылись сами, отмыли Дима и потом, усталые и разморенные, уснули крепким сном до самого вечера.

Когда на деревню пала темнота, Рилг проснулся и разбудил остальных. Они с удовольствием надели постиранную одежду, хотя та была еще слегка влажной.

— Высохнуть не успела, — извинился хозяин.

— Ничего, — улыбнулся Рилг, — на нас высохнет!

Дим выглядел унылым, ему не хотелось снова уходить в ночь и снова неизвестно куда.

— Что это? — Рилг обувался, услышал шум с улицы, да так и застыл с сапогом в руке.

За окном злобно залаяли деревенские собаки, причем все сразу, послышались крики.

— Я погляжу, — коротко сказал хозяин и вышел за дверь. Дим увязался следом.

Хозяин возвратился почти сразу, потому что весть настигла у самых ворот, и лицо его было страшным.

— Скорее! — крикнул он. — На деревню напали наемники! Мальчишку я отправил с женщинами в лес!

Из угла, где сидел пленный Охотник, донесся торжествующий смех. Рилг и Дарк мгновенно обернулись.

— Думали, что победили? Они нашли мой знак, и теперь вы все умрете!

И он рассмеялся им в лицо. Дарк шагнул к нему, наклонился и сказал, едва сдерживая ярость:

— Мне неинтересно, как ты сумел предупредить своих, но ты боец, Охотник, и знаешь, что в живых нам тебя оставить нельзя. Может, мы и умрем, но ты умрешь первым.

И молниеносным движением перерезал ему горло.

Рилг несколько мгновений смотрел на него, будто впервые увидел, а Дарк бросил, проходя мимо:

— Все равно нам больше не о чем было говорить.

Страж покачал головой, радуясь, что при всем этом не было Дима. Он не сумел бы объяснить мальчишке, что ормит поступил правильно, и что сам на его месте, пожалуй, поступил бы так же.

Рилг и Дарк поспешили на улицу.

Ночь озарялась кострами пылающих домов. Оглашая деревню яростными криками, наемники, точно муравьи, карабкались на стену, да стена была не ахти какая высокая и не ахти какая прочная. Авриски оборонялись грамотно, слаженно, без суеты, видно, не в первый раз уже, но силы были слишком неравны. Пока они удерживали ворота, старики, женщины и дети через скрытый лаз уходили в лес. Рилг и Дарк бросились в гущу мелькающих тел и сверкающей стали.

Вскоре, разнесенные в щепки, рухнули ворота, и наемники верхом на взмыленных конях ворвались в деревню. Стоны раненых и умирающих, звон мечей и топоров, дикое ржание коней и вой пламени горящих домов смешались в одно.

— Нужно уходить! — крикнул Дарку Рилг, хотя эти слова обжигали ему губы. — Мы обречены!

Он положил много наемников, его сапоги скользили по лужам крови, но ряды защитников быстро, слишком быстро таяли.

А Дарк ничего не слышал, захваченный пьянящим азартом боя. Рилг хорошо знал его таким и знал, как трудно его теперь остановить. Гуннхвар рубил направо и налево и пил горячую кровь. Дарк сшиб одного наемника с седла, взлетел на его коня и бросил быстрый взгляд по сторонам. Увидел Рилга, его со всех сторон окружили наемники, точно медведя — собаки, и поспешил на помощь. Вздымая снопы искр, падали горящие бревна, обрушивались крыши, конь танцевал под ним и становился на дыбы, но Дарк упрямо натягивал узду, отбивая мечом раскаленные головни.

И в этот миг тугая петля вдруг захлестнула шею, и чей-то клинок рубанул по правой руке. Дарк, задыхаясь, рухнул не землю, и десятки ног втоптали его в месиво из грязи и крови.

…Там ничто не радует глаз. До самого неба простирается ледяная пустыня. На ней ничего не растет, и люди не строят здесь дома. На бескрайних просторах хозяйничает ветер, и солнце тщится растопить неподвижные льды. Там находится Кахантар — замок Черного Короля. Никто никогда не видел его. И никто не знает, почему в сердце обладающего знаниями поселилось зло. Должно быть, он и сам уже не помнит этого…

Кирч Скронгир стоял на вершине скалы и смотрел вдаль. Позади остались Рок, Мелик-Тай и Каравех, впереди — через лесистую ложбину — раскинулись снежные степи Экбора. Кирч не любил это название — холодное, закостеневшее, но и назвать ледяную пустыню Махагавой он тоже не мог, язык не поворачивался.

Кирч был в пути уже одиннадцать дней. Он звал Риэл каждую минуту, но не слышал ее, он разговаривал с нею, но она молчала. Лишь однажды он смог прорваться сквозь пространство и уловил голос — единственный, который не спутал бы более ни с чьим, — слабый и далекий, он почти сразу исчез. И все же Кирч знал, что Риэл жива. Если бы она умерла, он в тот же миг почувствовал бы это, таким был его дар.

Мысленно прикинув расстояние, он начал спуск в ложбину. Куницы и белки испуганно прятались, заслышав треск сучьев или грохот упавшего с кручи камня. Чужаков здесь не было уже давно.

Срезая наискось склон, Кирч жадно вдыхал смоляной запах сосен и елей. Деревья росли все гуще, все сумрачнее становилось вокруг — мохнатые кроны закрыли и без того неяркое солнце.

На дне лощины, зажатый узкими берегами, бежал по камням студеный ручей. Белой крупой на стылой земле лежал снег.

Кирч вышел на открытое место. Он собирался уже пересечь ручей, когда мимо него скользнула нить чужого запаха. Страж обвел взглядом утесы, и сердце его вдруг гулко забилось: он увидел своих.

В одежде, сшитой из разных шкур, на выступе стоял человек — по виду старик, а по взгляду молодой, он смотрел на Кирча глазами темными, как земля, и словно ждал чего-то. Седые волосы обрамляли суровое, будто выточенное из камня лицо. Старик держал в руках посох, испещренный знаками столь же древними, как и он сам. У ног сидели два медведя и волк.

Кирч бесстрашно взобрался на утес и теперь, когда их разделяли всего несколько шагов, ощутил, как его окутало мягким теплом. Сердце стража дрогнуло.

Он вернулся домой.

— Прими человеческий облик, — повелительно произнес старик. — Я хочу увидеть, каким ты стал.

Кирч повиновался. Старик внимательно и придирчиво оглядел его и, должно быть, остался доволен, потому что сказал:

— Добро. Теперь идем.

И Кирч с радостью пошел за ним, и радостью встречала его суровая земля, ведь это она взрастила его.

Спустя час остановились, и место, куда они пришли, ничем не отличалось от места, где встретились: те же скалы, те же деревья, тот же ручей, только снежный пик Каравеха теперь оказался справа. Кирч знал, что это место — особое, как в доме — у очага.