— А саксонского лучника Неббу куда девать, как считаешь? — спросил он.
— У него есть алиби хотя бы на одно убийство? — поинтересовалась Матильда, предпринимая отчаянную попытку сохранить Фитцхая в качестве главного подозреваемого.
Джон покачал головой, встряхивая длинными волосами:
Мы же даже не знаем точно, когда произошли убийства. Тот валлийский лучник, которого Гвин разыскал в Саутгемптоне, не знает точно, когда Небба сбежал из города. По существу, он мог принимать участие в любом из двух убийств, но зачем — вот в чем вопрос!
Во-первых, он наемник, во-вторых, из беглых преступников, ты сам говорил. Самый подходящий тип, чтобы нанять для убийства. Что, если твой Фитцхай заплатил ему, чтобы он выследил сквайра и избавился от него?
Вряд ли он мог справиться в одиночку. Сквайр был опытным воином, он еще не потерял приобретенные на войнах навыки.
Ну и что? Разве трудно найти пособников, готовых за одну-две марки прикончить кого угодно?
В ее тоне зазвучали триумфальные нотки, и Джон почувствовал, что его убежденность в невиновности Фитцхая подорвана, — Матильда с легкостью опровергала все возражения, которые он выдвигал.
— Я полагаю, ответ надо искать в Дартмуре, а не в Саутгемптоне и не во Франции, — упорствовал Джон.
— Думаю, что разгадка и там и там, дорогой муж. Да, оба убиты на западе, но причина может находиться где угодно. Если Небба продал лошадь де Бонвилля деревенскому старосте, неужели ты думаешь, что он наткнулся на нее во время невинной прогулки по лесу?
Довольная собой, она расправила подол юбки.
— На твоем месте я разыскала бы этого беспалого лучника и также заставила его пройти через испытание судом Божьим.
Поскольку отправленный в разведку Томас де Пейн не появлялся вот уже три дня, дело о погибших крестоносцах зависло в неопределенности, а коронер Джон вернулся к своему обычному размеренному образу жизни.
Гвин сообщил, что, вопреки пессимистическим прогнозам, Алан Фитцхай все-таки выжил и поправляется, а лихорадка спала, несмотря на неуклюжее лечение безграмотного тюремщика.
Джон попробовал добиться перевода заключенного под присмотр сестер милосердия в монастырь, однако шериф решительно запретил это делать. Коронер цинично подозревал, что его родственник по-прежнему надеялся на смерть Фитцхая от заражения крови, что решило бы затруднение, касающееся того, судить ли его судом графства и затем повесить или же оставить до прибытия выездного суда и повесить уже после этого.
Еще Гвин доложил, что Эдред из Доулиша, раненый у таверны «Сарацин» торговец свиньями, все-таки испустил дух, несмотря на невероятные старания молодого разбойника спасти ему жизнь. Очевидно, назревал очередной арест и последующая казнь.
Когда третий день уже клонился к вечеру, а коронер со своим помощником находились в кабинете Джона над привратницкой в замке, по узкой лестнице, прихрамывая, поднялся Томас, Его еще более утомленный мул остался в стойле Ружмона.
Джон восседал на своем привычном месте, в молчаливой сосредоточенности потея над упражнениями по латыни, которыми нагрузил его учитель из кафедрального собора. Гвин лениво точил клинок кинжала о мягкий красный камень подоконника, но прервал занятие, чтобы отпустить традиционную грубоватую шуточку в адрес появившегося в дверях изнуренного писаря. Впрочем, его поступки были более красноречивыми, нежели слова, ибо он, соскочив с подоконника, тут же предложил прибывшему клерку кусок хлеба и сыр с полки на стене, усадил горбуна за стол и налил ему кружку сидра, зная, что писарь предпочитает яблочное вино элю.
— Вот и наш путешественник! — вскричал коронер, удивляясь собственной радости, которую он испытал при виде писаря, вернувшегося в целости и сохранности после трехдневных одиноких скитаний по дальним краям, где под каждой скалой и у каждого ручья валяются мертвецы.
Они жадно слушали рассказ писаря, ни разу не перебив его, и даже Гвин на время позабыл о привычке поддразнивать Томаса. Когда тот умолк, Джон де Вулф, успевший свернуть домашнее задание и спрятать его подальше от внимательных глаз клерка, на мгновение умолк, размышляя над услышанным.
— Итак, теперь нам известно, что и де Бонвилль, и его сквайр были убиты на расстоянии в двенадцать миль друг от друга по Пути в Питер-Тейви, до которой ни один из них живьем не добрался.
Гвин, готовый прямо сейчас ринуться в бой, заметил, что, хотя тела и были обнаружены сравнительно недалеко друг от друга, убить рыцарей могли и в другом месте.
— Да кто будет таскать покойников туда-сюда, ты сам подумай! — возразил Джон, раздосадованный тем, что его сбили с мысли. — Интересно вот, почему их убили с такой разницей во времени? Судя по тому, что рассказал Томас, Эльфгар покинул Сэмпфорд-Спайни за несколько недель до убийства Хьюберта де Бонвилля.
Гвин почесал рыжую шевелюру, являвшуюся пристанищем для блох.
В Саутгемптоне мне сказали, что де Бонвилль задержался, чтобы продать кое-что из трофеев и расплатиться с солдатами, а сквайра отправил заранее, чтобы тот предупредил семью о его приезде.
Как апостол Иоанн и Иисус Христос, — благоговейно вставил Томас, перекрестившись куском сыра. Он осмелился предложить еще одно наблюдение, совпавшее с предположениями Матильды, высказанными накануне вечером. — Слишком странное и подозрительное совпадение, чтобы хозяин и слуга оба погибли примерно в одной и той же местности, убитые почти одинаково, но с разницей в несколько недель. Я во время поездки почти ни одной живой души там не видел. Никого там нет, кроме лисиц, овец да ворон. Если они угодили в засаду, убийцы, должно быть, знали об их приезде, — заключил коронер задумчивым тоном. Он повернулся к писарю. — Сколько, ты говоришь, времени провел этот Эльфгар в Сэмпфорд-Спайни?
— Две ночи, если священник не ошибся. У него захромала лошадь, и он дал ей день передохнуть, а затем снова отправился в путь.
— И деревня всего в нескольких милях от Питер-Тейви?
— Да до нее за пару часов можно пешком дойти! — ответил Томас. — Вот почему я переоделся цистерцианским монахом — на случай, если кто-нибудь в Питер-Тейви уже прослышал обо мне.
Джон вновь погрузился в раздумья.
Эльфгар не скрывал, что он сквайр де Бонвилля?
Ничего он не скрывал, похоже, об этом каждый селянин в Сэмпфорде знал.
Получается, что какой-нибудь пастух или бродячий торговец мог на следующий день сообщить новость в Питер-Тейви?
Выходит, так.
Джон посмотрел на Гвина, и оба почти одновременно многозначительно хмыкнули.
Шериф не скрывал скептицизма по поводу высказанных Джоном подозрений и наотрез отказался даже слушать о допросе де Бонвиллей.
— Вы что, дражайший шурин, окончательно выжили из ума? — возмущался он, глядя на сидящего за столом напротив Джона, пришедшего с визитом в кабинет шерифа в главной башне замка. — Епископ считает себя большим другом семьи де Бонвиллей. Он уже отругал нас обоих — особенно вас — за то, что мы никак не можем найти преступника, виновного в смерти Хьюберта. А Господь, между прочим, дает нам знак после испытания судом Божьим, что преступник-то у нас в руках, и это не кто иной, как Фитцхай! — Он в сердцах грохнул кулаком по столу. — Ну, и представьте, являюсь я во дворец епископа и говорю Генри Маршаллу, что мы подозреваем, будто бы убийца — член семьи его старого больного друга? Нет, Джон, вы, кажется, совсем свихнулись.
Коронеру стало ясно, что шериф непреклонен в своих заблуждениях, и никакие доводы не заставят его изменить мнение, поэтому он поднялся, и теперь на стол опустился его тяжелый кулак.
Ну и хорошо. — Вы, Ричард, не имеете права распоряжаться следствием, которое провожу я. Я намерен отправиться в Питер-Тейви. Посмотрим, что мне удастся там разузнать. — Он решительно зашагал к выходу.
Глупец! — закричал де Ревелль ему в спину. — Епископ тебя за это пригвоздит к кресту! Учитывая, что через неделю-другую к нам собирается с визитом Хьюберт Уолтер, ты будешь счастлив, если тебе удастся сохранить голову на плечах; я уже не говорю о коронерстве.
