Сноровисто поднял руку обер-лейтенант Кауфман в фашистском приветствии: «Хайль Гитлер!» А нежданный гость повернулся к замку, посмотрел на его высокие окна в каменных рамах с высеченными головами грифов; в стеклах, слепя глаза, отражалось утреннее солнце. «Фарзус! – Ганс Фогель опустил занавеску. – Не предупредил о приезде…»

Все прошедшие годы Мартин Сарканис работал в Германии, в глубокой, многократно проверенной и скрупулезно отработанной конспирации. Теперь он был разведчиком-профессионалом – одним из нескольких резидентов в фашистском государстве, которые, не соприкасаясь, держали в своих руках всю советскую агентуру. В тридцатые годы и в начале сороковых, до начала войны с Гитлером, он несколько раз оказывался в Советском Союзе. Там, на родине, его жизнь была строго, даже беспощадно ограничена спецшколами, курсами, семинарами, где готовили разведчиков. Как живет Советская страна, простые люди, что происходит в городах, на заводах и фабриках, на колхозных полях – словом, в реальной жизни, Мартин не знал, он никак не соприкасался с этой жизнью, доступ туда ему был закрыт прочно и, похоже, навсегда. О жизни великого Советского Союза Сарканис знал из газет, передач по радио, из сведений, которые им сообщали на политзанятиях, из книг советских писателей. Он, попадая «домой», старался прочитать их как можно больше. В то, что писали о Советском Союзе немецкие газеты и трубило радио, резидент Мартин Сарканис (Макс – под таким именем он значился в доме на Лубянской площади) не верил. Не верил ни единому слову. «Буржуазная брехня» – в этом он был убежден твердо и несокрушимо. Так его воспитали. Так он сам воспитал себя. Инстинктивно, может быть, в недрах подсознания жило предостережение: стоит усомниться в правоте идеи, которой он посвятил свою жизнь, – и конец, гибель здесь, в Германии, придет на следующий день. Это предостережение не было оформлено конкретными словами. Скорее действовал инстинкт самосохранения. Именно так: Сарканис свято верил в правоту дела, которому честно и мужественно служил. Можно сказать, он был ему фанатически предан. А вождь Советского Союза и всего прогрессивного человечества Иосиф Виссарионович Сталин был для Мартина олицетворением и символом этого правого дела. Будущее на земном шаре принадлежит социализму, в авангарде борьбы за который находится его страна и его партия. Так, и только так!

Все происходящее в последние годы в Европе подтверждало истинность убеждений и веры Мартина Сарканиса: его страна сломала хребет немецкому фашизму, во всех государствах, захваченных Германией, идет освободительная партизанская война, которую почти везде возглавляют коммунисты. Мартин Сарканис любил свою работу, она поглощала всю его жизнь без остатка. У него не было семьи, он не мог себя представить отцом, воспитателем детей. Работа – риск, просчеты каждого шага на много ходов вперед, явки, конспиративные квартиры, шифры и коды, десятки людей, которых надо держать под контролем, внутреннее напряжение, не отпускающее тебя ни днем ни ночью. А на поверхности жизнь немецкого обывателя, спокойная, неторопливая, замкнутая, – таков уж характер, считали те, кто близко знал Ганса Фогеля, прежде всего обер-лейтенант войск СС Пауль Кауфман.

С 1918 года непосредственным начальником Сарканиса был товарищ Фарзус (Третий, бригаденфюрер Иоганн Вайтер – под этим именем он значился на Лубянке). Через него Мартин получал все задания, ему, и только ему передавал информацию; от Третьего получал «окна» через границу, отправляясь в очередной раз в Советский Союз.

В 1941 году, через пять месяцев после нападения Гитлера на Россию, Мартин был переброшен на юг Германии, где ему предстояло расширить имеющуюся здесь агентурную сеть и руководить ею. Так (естественно, с незримой помощью Третьего) он оказался в замке Вайбер и получил конкретное задание: держать под контролем «Золотую братину». Если со стороны Никиты Толмачева будет сделана попытка похитить ее, принять немедленные меры (план действий в этой ситуации был детально разработан), сообщив сразу же Третьему об этом. Двухсторонний канал их связи был налажен и работал безотказно.

Обо всем, что происходило в минувшие два десятилетия с половиной сервиза, находящейся в Германии, Сарканис не знал. Ему была лишь известна судьба Арона Нейгольберга и его ювелирного магазина. Поэтому, увидев «Золотую братину» и другие сокровища русского искусства в замке Вайбер, постепенно вникнув во все, что здесь делается, Мартин мог лишь предположить, как разворачивались события. Одного он не мог постичь: как в замке оказался Никита Толмачев под именем Пауля Кауфмана и в чине обер-лейтенанта войск СС, в должности коменданта Вайбера? Ведь товарищ Фарзус, естественно, знает об этом.

Вариантов было несколько, и к одному из них Макс склонялся все больше и больше. Он уже давно, еще в Берлине в двадцатые годы, почуял в Фарзусе нечто неуловимо подозрительное, настораживающее («У него двойное дно, я знаю и понимаю его лишь наполовину», – думал Мартин), хотя, казалось, поводов для таких сомнений не было: Третий работал точно, профессионально, безукоризненно, и, попадая в Москву, Сарканис слышал о своем шефе от высшего руководства только положительные отзывы.

Однако в 1944-м по директиве, которая миновала Третьего, у Мартина Сарканиса состоялась встреча с человеком из Москвы, повергшая его в еще большие сомнения. До сих пор он получал задания только от Фарзуса, других связей с Центром не было. Прибывший агент передавал ему прямой канал с Москвой: шифры, коды, время связи и связиста, местного немца с передатчиком.

– Чем это объясняется? – спросил Мартин Сарканис, хотя по инструкции этого вопроса задавать не следовало.

– Для оперативности, – последовал ответ, – на случай экстренного задания. Или по необходимости срочно связаться с Центром. – Была выдержана пауза. – Да и Третий, сами понимаете… Прервется ваша связь с ним – что тогда?

Но почувствовал Мартин: не все сказал вестник из Москвы.

И вот товарищ Фарзус прибыл в замок Вайбер без предупреждения. Такого не должно было быть… Ганс Фогель в задумчивости прошелся вдоль бильярдного стола, перекинул кий из руки в руку, наклонился и на этот раз произвел тихий, аккуратный удар. Два шара медленно, не торопясь, послушно вкатились в черные дыры и повисли в сетках.

Осмотрев светящиеся солнцем окна замка, гость в черном кожаном пальто повернулся к Паулю Кауфману, выжидательно, похоже, насмешливо глядя на него. Потом взгляд как бы вильнул в сторону, ушел, хотя странным образом незнакомец продолжал смотреть на обер-лейтенанта.

– Простите, не имею чести… – начал было Никита Толмачев.

Мужчина в черном пальто остановил его жестом, полез во внутренний карман, вынул удостоверение в темно-коричневой обложке:

– Прошу.

«Бригаденфюрер Иоганн Вайтер», – прочитал Толмачев. И с ужасом подумал: «Контрразведка»…

– Приказ со мной, обер-лейтенант. – Бригаденфюрер протянул руку. Открылась дверца машины, и до сих пор невидимый молодой человек, тоже в черном кожаном пальто, протянул Иоганну Вайтеру портфель. – Но это потом. Сначала я хотел бы увидеть объект.

– Может быть, обед? – спросил Толмачев с некоторой нерешительностью в голосе.

– И обед потом.

– Тогда прошу – Обер-лейтенант Иоганн Вайтер стал первым подниматься по мраморной лестнице.

Они вдвоем медленно шли по залам. Иоганн Вайтер останавливался у картин, гобеленов, витрин, в которых красовались фарфоровые сервизы, изделия из бронзы и серебра, цокал языком, качал головой:

– А утверждают, что русские – варвары, дикари. А, господин Кауфман?

Толмачев молчал, разводил руками. Они оказались в последнем зале, у витрины с «Золотой братиной». Иоганн Вайтер стоял перед витриной в задумчивости, покачивался с пяток на носки, наконец сказал:

– Так-так… – И повернулся к Толмачеву: – Ну и…

– Прошу, господин бригаденфюрер. – И оберст Кауфман двинулся первым.

Справа, метрах в пяти от витрины с «Золотой братиной», была дверь мореного дуба (она не вписывалась в интерьер зала и создавала асимметрию). «Сделано недавно», – определил бригаденфюрер. Возле двери невозмутимо стоял охранник с автоматом. Эсэсовец отдал честь Вайтеру и Кауфману и замер по стойке смирно. Толмачев отпер дверь ключом, распахнул ее, пропуская вперед бригаденфюрера. Оба оказались в небольшой уютной библиотеке: шкафы с книгами, круглый стол с лампой под большим зеленым абажуром, удобные кресла; на стенах картины: псовая охота, горный пейзаж, площадь средневекового города; в двух нишах белые мраморные бюсты Гейне и Гёте. Дневной ровный свет падал из сплошного окна под потолком вдоль двух стен.