– Что же это за послание такое? – полюбопытствовал Забродин, раскуривая свою трубку.

– А вот это – профессиональная тайна! – засмеялся товарищ Фарзус, он же Иоганн Вайтер. Правда, засмеялся несколько натянуто…

Да разве мог он поведать соотечественникам все свои мысли и тайные планы! Как сыщику, разведчику надо отдать должное Фарзусу. Еще в декабре 1918 года его стараниями был обнаружен Никита Никитович Толмачев. Результат неусыпной слежки целой группы агентов за ювелирным магазином «Арон Нейгольберг и К^о». В эту группу он не включил Иоганна Вайтера Мартина Сарканиса, своего нового сотрудника. Пусть опыта набирается. Да и других дел в Германии на каждого агента хватит с избытком – из Чека только успевают секретные директивы расшифровывать. (Далась им эта пролетарская мировая революция!) Потом… Есть смысл Мартина Сарканиса, простите, теперь уже Ганса Фогеля, от «Золотой братины» держать подальше. Может быть, до времени…

Конечно, был соблазн, как только Толмачев осязаемо возник, сдать его полиции – и дело с концом: поставленная Центром задача выполнена. Второй половине сервиза – от лжеграфа никакой угрозы. За содеянное, даже если не всплывет убийство Толмачевым Саида Алмади, по германским законам обеспечено Никите многолетнее заключение. Но не спешил товарищ Фарзус. Посмотрим… Отчего это Никита с Дарьей решил жилье снять во дворе, где черный ход в магазин Нейгольберга?

Вскоре в доме фрау Хельги Грот появился новый жилец, Курт Балл, вдовствующий пенсионер, бывший управляющий конторы какой-то торговой посреднической фирмы и потому человек состоятельный, занял две уютные комнаты как раз над квартирой, в которой проживали Отто Штойм со своей Дархен. Встречался с Куртом Баллом товарищ Фарзус раз в неделю в соответствующих, заранее обусловленных местах (для экстренного сообщения был телефон с условным паролем на конспиративной квартире). Однако больше года – ничего!

– Работает на такси, – отчитывался агент Курт Балл, который у товарища Фарзуса проходил под кличкой Лысый. – Уезжает рано утром, возвращается к обеду. Часто возится со своей машиной, ремонтирует, случается, и ночью.

«Что-то тут есть…» – думал Иоганн Вайтер и советовал:

– Наше дело такое, дружище Курт, – терпеть и ждать. Продолжайте наблюдение не спуская глаз.

В августе 1919 года Лысый докладывал:

– Соорудил гараж для своей машины под окном кухни.

«Вот это уже интересно! – определил товарищ Фарзус. – Это уже горячо». И сообщил:

– Теперь встречаться будем два раза в неделю. И, дружище Курт, я удваиваю вам гонорар. Но не засветитесь. Осторожность и еще раз осторожность!

В феврале 1920 года на конспиративной квартире раздался телефонный звонок, прерывающимся от волнения голосом Лысый назвал пароль. Через час в условленном месте встретились Курт Балл и господин Иоганн Вайтер.

– По утрам в багажнике своей машины он вывозит… – Лысый облизал пересохшие губы, – вывозит землю в мешках!.. Я выследил: утром вчера и сегодня… на своем такси… Вывозит в парк Фридрихсгайн, там в конце есть овраг.

«Вот оно что… – подумал товарищ Фарзус, испытав внезапный озноб. – Понятно…» И вслух сказал:

– Теперь, дружище Курт, наблюдение только за квартирой господина Штойма и за фрау Дархен… Могут они в одночасье засобираться съезжать… Вот этот момент нам упустить никак нельзя. Наблюдать денно и нощно! Вознаграждение еще раз удваиваю.

«Значит, подкоп, – определил Иоганн Вайтер. – И у Никиты получится. Наверняка он все рассчитал. Что же… Остается только ждать. Со второй половиной провалиться нельзя…»

Да, были у господина Иоганна Вайтера свои намерения, связанные со второй половиной сервиза «Золотая братина»…

«Удачи тебе, Никита Никитович!»

Но рухнули планы товарища Фарзуса. Из Москвы пришла шифрованная директива: готовить судебный процесс, склонить к нему любыми способами и средствами графа Оболина. Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!..

«Что же, – рассудил товарищ Фарзус, – приказы начальства анализу не подлежат, они выполняются. И выполню я его по высшей статье. Процесс будет. Во всяком случае, он начнется. А там посмотрим. Интересно, кого они из Москвы пришлют, чтобы мне через плечо заглядывать? Первая кандидатура – Забродин. С этим лучше ухо держать востро – хитрая бестия… Итак, первая задача – граф Оболин. Очень даже не зря мой человек его в Осло сопроводил – тайно, разумеется».

Как-то в полдень в один из первых дней мая 1922 года (было прохладно и ветрено) Дарью на многолюдной берлинской улице, когда она вышла из магазина, остановил мужчина средних лет и сказал на чистейшем русском языке с петербургским выговором:

– Добрый день, милейшая Дарья Ивановна! Дарья обомлела – чуть сумку не выронила.

– Да вы не извольте волноваться, сударыня, – пришел ей на помощь незнакомец, подхватывая под локоток. – Я, собственно, к вам с приветом от Алексея Григорьевича.

– Графушка… – прошептала молодая женщина. И серые дома с витринами магазинов стали заваливаться набок. – Графушка…

Сильная, цепкая рука подхватила ее за талию.

– Вот что значит любовь, Дарья Ивановна! Умоляю, молчите. Именно так-с, любовь! И их сиятельство без вас, можно сказать, жизни не имеет, чахнет на глазах.

– Да кто вы такие?… – наконец прошептала Дарья.

– Я ваш друг и преданный слуга графа Оболина. И у меня к вам, Дарья Ивановна, лишь один вопрос: желаете ли вы, как этого страстно желает Алексей Григорьевич, соединиться со своим возлюбленным?

– Желаю… – И у молодой женщины опять все поплыло перед глазами.

– Да не переживайте так, многоуважаемая Дарья Ивановна. Все складывается наилучшим образом! Вам надо всего лишь написать Алексею Григорьевичу небольшую записочку.

– Какую записочку? О чем?…

– Моментально растолкую. Только, милая моя Дарья Ивановна, если о ней узнает… – Незнакомец огляделся по сторонам и понизил голос: – Если о ней узнает Никита Никитович – всему конец. Вы погубите и себя, и Алексея Григорьевича.

– Он ничего не узнает! Крот… – И такая ненависть прозвучала в голосе Дарьи, что мужчина с незапоминающейся внешностью погрузился в довольно продолжительную паузу.

Но затем продолжал с явным облегчением:

– А раз так, сейчас я вам все растолкую…

Да, записка, полученная от Дарьи графом Оболиным, сработала безотказно, хотя у товарища Фарзуса были некоторые сомнения (дело в том, что люди его типа не верят в «так называемую любовь», в то, что «браки заключаются на небесах», и в прочую подобную чепуху). Были, были сомнения, и на крайний случай разработал господин Иоганн Вайтер второй, запасной вариант действий – его основу составлял прямой, грубый шантаж, включающий угрозу жизни дочери Алексея Григорьевича, Оленьке, проживающей в Париже с матерью по адресу, который товарищ Фарзус помнил наизусть. Слава богу, ко второму варианту прибегнуть не пришлось.

Подготовка к процессу теперь шла полным ходом – адвокаты, свидетели, журналисты и прочее, и прочее. Дел, как говорится, под завязку. Но оставалось еще одно, главное дело: Никита Никитович Толмачев, лжеграф, охотник за второй половиной «Золотой братины» с подкопом под магазин Арона Нейгольберга. «Знать бы, сколько ему осталось копать…» Над запиской Толмачеву товарищ Фарзус трудился несколько дней, выверяя каждое слово, и записка эта была такова: