– Начинаю понимать! – перебил Любин.
– Да, Иван Кириллович, постепенно Никита Дакунин узнал все, что ему, по заданию отца, дóлжно было узнать. Главное – узнал дату, когда блюдо будет передано вашему музею, согласно завещанию Алексея Григорьевича Оболина, деда молодого графа. А что такое завещание существует, Никита Никитович знал из публикаций, в частности, вашего, Иван Кириллович, отца.
– Да, да! Были такие публикации!
– Кстати! – Арчил повернулся к Мирову. – Я, Вениамин Георгиевич, ошибся, предположив, что ограбление могло произойти гораздо раньше, – знай банда Толмачевых о письме графа Алексея Григорьевича, которое оказалось в третьей папке.
– То есть оно не присовокуплено к главным документам о «Братине», которые хранятся у меня в сейфе? – догадался Любин. – И точный год этого события я забыл.
– Именно, Иван Кириллович!
– Но почему?
– Потому что золотое блюдо сначала Петр Алексеевич, а потом его сын, молодой граф Александр Петрович, хранили до «года икс» в одном из банков Рима. Об этом мне поведала графиня Екатерина Андреевна. Как говорится, от греха подальше. И «верный» слуга Никита Дакунин… – Табадзе усмехнулся, – все-таки мне легче называть его Никитой Толмачевым. Так вот… Никита, конечно, узнал об этом. И ждали. Ждали многие годы. И готовились.
– В это время в музее уже трудился на поприще охраны Воротаев, – включился в рассказ своего помощника Миров. – И десятилетия отрабатывал ту операцию, которая произошла в июле нынешнего года. То есть они все ждали того момента, Иван Кириллович, когда вы своим кодом отключите вторую сигнализацию, охраняющую «Братину», секрет которой известен только вам. Не будь ее… Ян Капаньский давно бы сумел организовать ограбление каким-нибудь другим способом. Вообще, уникальная личность этот Капаньский-Воротаев, ничего не скажешь.
– В это же самое время, – продолжал уже Арчил, – в России акцию готовили два старших сына Василия Никитовича, о них я тоже узнал от графини: они приезжали проведать своего младшего брата. Вот только их имен не запомнила Екатерина Андреевна. Жаль… И сейчас эти господа в России, один – в Москве, думаю, что это тот самый «коммерсант из Вильнюса», который жил в «Космосе» напротив графа Оболина. Это он заранее снял номер для своего братца, из которого есть запасная дверь в коридор к рабочему лифту. Она, естественно, открывается только по крайней необходимости ответственным дежурным отеля. Но чего не сделают доллары в наше время? А второй брат – в Питере. Это он был доверенным лицом графа Оболина, который оформлял за два дня до его приезда купчую и прочие документы на эти чертовы ворота со львами. Некто Самойлов Виктор Иннокентьевич. Увы, не проживает такой ни в Питере, ни в Москве. Теперь только остается добавить, что сам Никита Васильевич объявился в Москве года за два до срока, определенного завещанием графа Оболина. И цель его была конкретна: создать боевой отряд для осуществления ограбления. Тогда и появилась фирма «Амулет», был на два года снят загородный коттедж. И все рядовые исполнители дела после того, как все свершилось, были безжалостно и хладнокровно уничтожены. Свидетелей не должно оставаться…
– Даже Таисия Комарова! – вздохнул Миров.
– Думаю, это приказ Дакунина-старшего, – предположил Арчил. – Мне кажется, я проник в его логику: наверняка Боб, то есть Борис Миротворский, своей молодой жене мог между поцелуями что-то рассказать. Кстати, характерно – из команды Дакунина нам известны семь трупов: Боб с Таисией Комаровой, Кол, двое в «БМВ». Кто им стрелял в затылки?…
– Третий. Тот, кто был в машине, – пояснил Вениамин Георгиевич.
– Да, эксперты склоняются к этому… И два трупа во взорванном «линкольне». Я не удивлюсь, Иван Кириллович, если ими окажутся ваши «телохранители». Только как это узнать? Главное в другом. Кто все эти ребята? Они никому не известны. Их никто не ищет. А Борис Миротворский, Боб, – детдомовский. Из Самары. Сбежал от воспитателей, которые дали ему эту идиотскую фамилию – Миротворский, поскитался по России, наконец осел в Москве, примкнул к группе рэкетиров, женился на вдовушке с однокомнатной квартирой. Обычная история. И его никто не ищет, не оплакивает. Вы понимаете, каких парней подбирал себе Василий Никитович Дакунин?
– Теперь моя инициатива, – сказал Любин. – По глоткý коньяка.
– Поехали! – поддержал Миров. Выпили и некоторое время молчали.
– Тогда у меня два вопроса, – нарушил молчание Любин. – Зачем Никите Васильевичу Дакунину, так блестяще исполнившему роль графа, понадобилось вам рассказывать о поездке в Ораниенбаум, о покупке ворот, о том, как он собирается переправить их домой? Ведь если бы мы с вами об этом не знали…
– Правильно! – обрадовался Арчил. – В самую точку! Если бы нам это было неизвестно, вряд ли «Золотая братина» вернулась бы в музей. Но семейка Дакуниных была уверена в том, что нам это известно! А было так. За два месяца до своего предполагаемого визита в Москву граф Оболин… настоящий граф, Алексей Петрович, написал вам письмо с просьбой помочь ему в приобретении этих ворот, у него с властями Ораниенбаума возникли какие-то осложнения. Об этом письме и его содержании знал слуга Никита Дакунин, с ним граф советовался по многим вопросам, полностью доверяя ему. Но письмо не было отправлено, и этого-то Никита как раз не знал!
– Так что же произошло? – не понял Иван Кириллович.
– Графиня Екатерина Андреевна и ее сын – друзья, она считает себя его домашним секретарем, в частности ведает всей его перепиской. Вот она и не отправила вам то письмо, посчитав неудобным, некорректным обращаться с подобной просьбой к незнакомому человеку. Тем более коли граф везет блюдо… Может быть воспринято, посчитала графиня, как плата за то, что блюдо будет возвращено. Так она потом объяснила свой поступок сыну, и он с ней согласился. А Никита Васильевич не знал об этом. Он считал, что письмо ушло в Москву.
– Вот оно что!.. – воскликнул директор музея. – Да, да, теперь я припоминаю. В нашу первую встречу он что-то лепетал мне об этом письме, а я, грешным делом, подумал, что не обратил на него внимания или не прочитал, и тоже лепетал какую-то ерунду в свое оправдание. До сих пор неудобно.
– Считайте, что всем нам крупно повезло, – подчеркнул Арчил Табадзе. – А вообще… Я думаю, что такой поворот событий – послание свыше. У «Золотой братины» судьба, которая решается не здесь, не на земле, а мы лишь исполнители этой судьбы, статисты.
– Что ты говоришь, Арчил? – изумился Миров.
– Что думаю, что чувствую – то и говорю. А какой второй ваш вопрос, Иван Кириллович?
– Что? Второй вопрос? Ах да… Мне непонятно, зачем Никите Дакунину нужно было говорить мне о фирме «Амулет», в которой он нанял телохранителей?
– Ну, это проще, – улыбнулся Табадзе. – Во-первых, Дакунин и компания рассуждали здраво: «графу» необходимо появиться в музее со своими двумя соучастниками, которые специально, помимо всего прочего, натренированы… Я имею в виду удары, что были нанесены вам и лжеграфу, особенно ему, с рассечением кожи головы. Кстати, чтобы согласиться на получение такого удара, хотя и точно рассчитанного… Нужны железная воля и стойкие убеждения в своей правоте. Так вот, Дакунины здраво рассудили: услышав, что граф направится к вам с телохранителями, вы тут же поинтересуетесь, откуда они, а узнав название фирмы, позвоните в справочную: есть ли такая фирма? Кстати, любой на вашем месте поступил бы именно так. Вы слишком доверчивы, Иван Кириллович.
– Да уж… – вздохнув, добавил Миров.
– Это на первом этапе. А во-вторых, им потом просто надо было вывести нас на исчезнувшую фирму «Амулет», которая причастна к похищению сервиза, что, как это ни парадоксально, соответствует действительности. Но цель у них конкретна: пустить нас по ложному следу здесь, в Москве, тогда как главные события должны произойти в Петербурге. И это, надо признать, им удалось.
– Тогда еще один вопрос… – Директор музея помедлил. – Зачем им было оставлять меня в живых? Ведь я для следствия – находка.
