Древние греки, хоть и не уступали в глупости другим народам, поскольку тоже были людьми, все же проявили достаточно мудрости по отношению к небесным силам, парадоксальным образом отказавшись обожествлять их и тем самым идеализировать. Поэтому они выставили Меркурия, бога торговли, вором, Венеру, богиню любви, – неверной женой, а Фортуну – слепой безумицей. И распутницей!

Слепая распутница – такой побрезговали бы даже карманники с Главного рынка!

В 1496 году она сыграла с двумя своими недавними любимчиками презлую шутку.

С помощью Венецианской лиги, объединившей северные города-государства, она ликвидировала французские завоевания в Италии, нанеся тем самым великий урон Карлу VIII, а заодно лионским и миланским банкирам, которые подстрекали его к этой безрассудной авантюре. Ничего у французов не осталось! За их воинские подвиги никто не дал бы и апельсина, скатившегося с холма Вомеро к тогда уже мутным водам Неаполитанского залива.

Потом она унизила и выставила на посмешище Христофора Колумба, еще вчера первооткрывателя западного пути в Индию, адмирала и вице-короля обеих Индий. Управлял он «Индией» бездарно и грубо: вешал любого, кто ему не приглянулся, и раздавал первым встречным земли, которые ему вовсе не принадлежали. Кончилось это тем, что он настроил против себя всех. Мадрид прислал судебного следователя Хуана Агуадо. Тот сообщил вице-королю, что его вызывают в столицу для доклада. Прибыв в Мадрид в июне, Колумб обнаружил, что он больше никого не интересует. Двор пребывал в Бургосе по случаю бракосочетания Филиппа Красивого, сына императора Максимилиана Габсбургского, и инфанты Хуаны. Австрия и Испания вступали в союз, что было гораздо важнее россказней этого морского вояки, карнавального вице-короля, хозяина голых дикарей, которые, по слухам, совокуплялись на виду у всех и ни от кого не таясь. Он считает себя собственником кубинского золота? Вздор! А как же договор, заключенный между ним и королевской властью? Пустяки!

Феррандо во время своих наездов в Страсбург сообщал сведения, полученные от генуэзцев, первых лиц Кадикса, Бургоса, Мадрида, Лиссабона – короче, от всех, с кем стоило иметь дело. Франц Эккарт делал свои комментарии. Язык у него был хорошо подвешен, и, слушая его, Жанна умирала от смеха.

Этого показалось мало Слепой распутнице, и она пришла в неистовство.

Восьмого апреля 1498 года в Амбуазском замке Карл VIII прошел через низкую дверь, не заметив, какая она низкая. Он так сильно ударился головой о притолоку, что через несколько часов умер.

Четыре месяца спустя Христофор Колумб, достигнув пролива Парна, подошел к устью Ориноко, самой большой реки континента, который получит потом название Южная Америка. Обнаружив огромную массу пресной воды, Колумб вообразил, что увидел земной рай – видимо, это так его напугало, что он не посмел пристать к берегу. Впоследствии стало известно, что в одном из писем он говорил о громадной земле, никому доселе не ведомой.

Но почему, черт возьми, он там не высадился?

Между тем земля эта уже горела у него под ногами. Джованни Кабото, генуэзский мореплаватель, ставший венецианцем, а затем подданным короля Англии под именем Джон Кабот, свято верил в легенды о большом острове «Бразилия» и ломящихся от золота семи городах. Он убедил Генриха VII Английского отправить экспедицию на запад. Второго мая 1497 года из Бристоля вышла в море каракка «Мэтью» с экипажем из восемнадцати человек. Кабот обогнул Ирландию и через пятьдесят два дня увидел высокий берег неизвестной земли. Он назвал этот мыс Дискавери – Открытие.

Как и предсказывал Феррандо, договор в Тордесильясе превратился в пустую бумажку: Кабот объявил открытые им земли собственностью английского короля. Вернувшись в Бристоль, он был принят монархом, который даровал ему десять фунтов стерлингов в награду за труды и обещал снарядить флотилию из десяти кораблей, чтобы англичане начали, наконец, торговать азиатскими пряностями.

Ибо все считали, что новые земли представляют собой восточную оконечность Азии.

Франсуа, Жак Адальберт, Деодат и, разумеется, Феррандо уже не могли сдержать нетерпения. Да что мы тут сосиски лопаем! Надо ехать! Жак Адальберт вслух мечтал о том, как повезет через океан материалы для устройства печатни и Старый Свет получит его собственные описания Света Нового. Он неслыханно разбогатеет!

– А бумага? – спросил Франц Эккарт.

Франсуа расхохотался.

– Я возьму бумагу с собой, – сказал Жак Адальберт, несколько уязвленный замечанием Франца, по-прежнему считавшегося его братом.

Впрочем, ими всеми владела не столько мечта о баснословном богатстве, сколько страсть к приключениям.

И приключений предстояло немало.

Примерно через месяц после водворения Франца Эккарта на Санкт-Йоханн-гассе почтовый дилижанс привез из Гольхейма оставленные им рукописи и книги. Молодой человек в это время занимался с Жозефом. Жанна и Фредерика, не желая его тревожить, решили сами поднять сундук на пятый этаж. Они недооценили материальный вес знаний и на третьем этаже – том самом, где Франц Эккарт втолковывал азбуку малышу, – поставили сундук на пол, чтобы перевести дух. Точнее сказать, выронили его с таким грохотом, что Франц Эккарт отворил дверь, желая узнать причину шума.

Увидев двух обессилевших женщин, он воскликнул:

– Надо было позвать меня!

Одна из служанок кликнула снизу Фредерику.

– Оставь, я один справлюсь, – сказал Франц Эккарт Жанне.

– Я тебе помогу.

Они добрались, наконец, до пятого этажа и, когда, запыхавшись, придвинули сундук к стене, оказались совсем близко друг от друга.

Такого еще не было никогда. Их взгляды встретились, оба: пришли в изумление, потом смутились.

Франц Эккарт обхватил лицо Жанны ладонями. Мгновение всматривался в него, потом привлек к себе и впился в ее губы.

Ее покорила нежность этого движения. Она закрыла глаза. Потом вернула ему поцелуй.

Так долго никто не целовал ее! По любви, а не в знак благодарности. Словно ей снова было двадцать лет. Глаза их вели разговор, они спрашивали:

«Это правда?»

«Правда».

«Почему?»

«Потому что это так».

Затем губы Жанны произнесли:

– Зачем тебе старуха?

– Ты не старуха.

– В шестьдесят два года!

– Разве в шестьдесят два года чувств больше нет?

– Твой урок не закончен, – сказала она. – Тебя ждет Жозеф.

И пошла к двери.

– Хозяйка, я дала кучеру пятнадцать денье на чай, – крикнула снизу Фредерика.

Пятнадцать денье! Некогда это означало сорить деньгами, и трех денье кучеру хватило бы за глаза, хотя почтовых дилижансов тогда не было. Но сегодня он швырнул бы три денье вам в лицо.

– Хорошо. Сейчас я спущусь и верну их вам.

Она обнаружила кучера, крепкого детину с обветренным лицом, на кухне: он сидел за столом, а Пульхерия, вторая служанка, наливала ему вина. Жанна отдала пятнадцать денье Фредерике и вышла вместе с ней. Дойдя до большой залы, откуда их голосов на кухне не было слышно, они обменялись понимающим взглядом. Фредерика рассмеялась.

– В жизни должно быть немножко перчика, хозяйка! Это бодрит кровь!

Жанна не удержалась от улыбки.

– В молодости, – сказала она.

– Ах, хозяйка, кровь можно взбодрить в любом возрасте! С лестницы послышался смех Жозефа.

– Мальчуган стал совсем другим с тех пор, как мэтр Франц взялся за его воспитание, – заметила Фредерика. – Он полон жизни!

Это была правда.

– Каждый раз, когда он уводит Жозефа в лес, тот возвращается с горящими глазами. И рассказывает, будто говорил с волками! – Фредерика коротко рассмеялась. – Похоже, есть люди, которые умеют это делать. Но если бы я увидела волка, умерла бы на месте от страха!

Во входную дверь позвонили, и Фредерика пошла открывать. Жан и Франсуаза, каждый со своей кормилицей, шумно ворвались в дом. Это происходило каждый день в один и тот же час: дети приходили к Жозефу поиграть. Естественно, все они были бесконечно далеки от соображений старшинства, хотя трехлетняя Франсуаза приходилась обоим мальчикам теткой. Заводилой выступал Жозеф, затевавший то жмурки, то салки по всему дому.