Впервые весенние дни нового, 1500 года и нового столетия, в ту пору, когда ветер становится не таким холодным, но зато пронизывающим, когда деревья будто не желают замечать удлинившийся день и остаются черными, как засидевшиеся в девках барышни, которые воротят нос от женихов, в двери дома на Санкт-Йоханн-гассе постучались трое посетителей. Двое были в диковинных волчьих шубах, расшитых сапогах и в шляпах, высоких, как каминная труба.

Третий, напротив, выглядел нищим. Благопристойным, но нищим.

Это был Жоашен. В последний раз она видела его на похоронах Об. Каким образом этим людям удалось его отыскать? Положительно, много шпионов развелось в королевстве, и даже в свободном городе Страсбурге.

Жанна, которую гости в шубах именовали баронессой де л'Эстуаль, предпочла не раскрывать рта.

– Вы знаете этого человека? – спросил самый медоточивый из них на правильном французском, но с гортанным выговором и сильным иностранным акцентом, острым и пряным, как запах кориандра при жарке цыпленка.

Однако акцент не был немецким.

Она поймала блуждающий взгляд Жоашена и инстинктивно ответила «нет». Жоашен прикрыл глаза в знак того, что она поступила правильно.

Вспомнив рассказ Франца Эккарта, она догадалась, зачем пожаловали эти люди, чьи экзотические имена ей все же удалось удержать в памяти. Одного звали граф Эрнест Эстерхази, второго – медоточивого – граф Ласло Зилаи или что-то в этом роде.

После отрицательного ответа Жанны им следовало бы уйти; они же, не трогаясь с места, озирались вокруг.

Именно в этот момент Франц Эккарт поднялся из парильни вместе с Жозефом. Заметил ли он их? Он бросил на них рассеянный взгляд. Как бы там ни было, они увидели, как он направился к лестнице.

– Граф Франц! Граф Хуньяди! – крикнул Эстерхази.

Франц Эккарт начал подниматься по ступенькам, не оборачиваясь, словно бы ничего не слышал. Но Жозеф повернул голову. Франц Эккарт с улыбкой взглянул, куда смотрит мальчик, по всей видимости, не придав никакого значения возгласу гостя.

– Граф! – повторил Эстерхази, бросившись к Францу Эккарту.

Тот заметил своего отца и одновременно второго посетителя.

– К кому вы обращаетесь? – спросил он у Зилаи.

– К вам, граф.

– Я не граф, и мне неизвестно имя, которое вы произнесли.

– Мессир, уделите мне толику вашего внимания!

Тон был умоляющим. Франц Эккарт вглядывался в незнакомца.

– Кто вы?

– Я граф Эрнест Эстерхази, посланник венгерского дворянского собрания.

Жанна наблюдала за этой сценой, стараясь сохранить хладнокровие. Неужели ей придется потерять последнего мужчину, который остался в ее жизни?

– Я с вами не знаком, месье. Что вам нужно? – спросил Франц Эккарт, по-прежнему оставаясь на третьей ступеньке лестницы.

– Мессир, вы знаете этого человека? – спросил Эстерхази, указывая на Жоашена.

– Никоим образом.

– Вы не знаете своего отца?

– Мессир, – ответил Франц Эккарт высокомерно, – мой отец – барон Франсуа де Бовуа, и я нахожу ваше поведение дерзким.

Эстерхази выкрикнул что-то на непонятном языке, очевидно венгерском.

– Вы ведь сын графини Софи-Маргерит фон унд цу Гольхейм?

Следовало признать, что дело внезапно принимает серьезный оборот. Второй посетитель, Зилаи, обладавший более светскими манерами, вышел вперед, положил на стол тяжелый кошель и вынул из кармана миниатюру, которую протянул Жанне:

– Мадам, это портрет нашего покойного короля Матьяша Корвина. Если вы соблаговолите взглянуть на него, вам будет проще понять, в чем цель нашего визита.

Жанна рассмотрела миниатюру: это был почти точный портрет Франца Эккарта. Она вернула миниатюру гостю.

– Вы заметили сходство?

– В мире много похожих людей, – сказала Жанна, пожав плечами. – К чему вы клоните?

Зилаи уселся, хотя никто ему этого не предлагал, а затем произнес:

– Мы знаем, что этот человек по имени Жоашен – незаконный сын Яноша Хуньяди, отца покойного короля. Об этом свидетельствует все: имя, возраст, внешний облик, тот факт, что у него отрезан язык. Мы также имеем основания полагать, что вот этот дворянин, – Зилаи показал на Франца Эккарта, – является сыном Жоашена Хуньяди и графини фон унд цу Гольхейм, баронессы де Бовуа. Они встретились двадцать с лишним лет тому назад в Анжере, где Жоашен был подмастерьем художника по имени Местраль. Похоже, баронесса отличалась пылким нравом. Есть трое свидетелей возвращения графини Софи-Маргерит из леса. Местраль…

– Он умер, – отрезала Жанна.

Зилаи кивнул и продолжил:

– …Вы сами и служанка, которая заметила, что графиня вернулась в страшном смятении. Одновременно она увидела из окна вашего дома молодого Жоашена. Он был полностью обнажен и находился на опушке того леса, откуда выбежала графиня.

Жанна сглотнула слюну. Франц Эккарт слушал безмолвно, по-прежнему стоя на лестнице. Он отослал Жозефа наверх, спустился, подозвал проходившую мимо служанку и вполголоса отдал ей какое-то распоряжение.

– Значит, все ваши выводы основаны на свидетельстве прислуги? – надменно осведомилась Жанна.

– Истина, как вы хорошо знаете, мадам, не зависит от положения в обществе, – ответил Зилаи. – Привело нас сюда, меня и графа Эстерхази, единственно желание нашего дворянства, чтобы престол достался родственнику нашего возлюбленного короля. Король Матьяш глубоко скорбел о своем убитом брате Ласло, а когда узнал, что случилось с его братом Жоашеном, не смог сдержать слез. Наша знать желает, чтобы сын Жоашена занял подобающее ему место. Мне поручено передать Жоашену вот этот кошель с тысячей флоринов и предложить корону его сыну.

Повернувшись к неподвижному Жоашену, венгр добавил:

– Если он возьмет этот кошель, значит, согласен поехать с нами в Будапешт. И сын поедет вместе с ним. Ибо там его ждет корона.

В зале повисло молчание. Жанна была потрясена. Однако Франц Эккарт сохранял отчужденный и даже иронический вид.

– Граф, – сказал он, – мы здесь, во Франции, осведомлены о венгерских делах лучше, чем вы полагаете. Незачем обсуждать эту басню, будто бы я племянник покойного короля Матьяша. Но должен вам заметить, что у короля есть побочный сын Янош, который по возрасту вполне может править. Не понимаю, зачем вам искать во Франции еще одного родственника.

Зилаи явно изумился.

– Это верно, – признал он. – Но Яноша не признает королева Беатриса.

– Потому что он бастард, не так ли? – сказал Франц Эккарт. – И потому что хочет, как и его отец, сохранить независимость своей страны?

Гости были захвачены врасплох.

– Вы и в самом деле хорошо знаете венгерские дела, – объявил Зилаи.

– Почему же вы отдаете предпочтение другому бастарду? – продолжал Франц Эккарт. – Второй ничем не лучше первого! Просто государственное собрание, посланцами которого вы являетесь, раскололось, не так ли? Мелкопоместные дворяне стоят за Яноша, поскольку верны памяти Матьяша, зато крупная знать хочет слабого короля, чтобы вертеть им по своему усмотрению. И думает, что другой бастард, который никогда не бывал в стране и несведущ в их интригах, возможно, устроит всех. Верно, ли я излагаю факты?

Зилаи и Эстерхази были ошеломлены. Жанна тоже. Франц Эккарт расхохотался.

– Невозможно, – вскричал Эстерхази, – чтобы в делах престолонаследия так глубоко разбирался человек, которого трон вовсе не интересует! Вы истинный потомок Хуньяди! Вы сын Жоашена!

Франц Эккарт пожал плечами:

– Вы слишком торопитесь, мессиры. Наш король стремится завоевать расположение Венгрии. Там бывали наши соотечественники. Многие люди во Франции и, особенно в Страсбурге знают о венгерских делах не меньше меня. Нам известно, к примеру, что есть и другие претенденты на венгерский трон. Это братья Ягеллоны: старший Владислав, король Богемии, и младший Иоанн Альберт. Крупная знать склоняется на сторону старшего, известного слабостью своего характера. Разве не так?