– Я не могу бросить печатню.

Франц Эккарт вернулся и, заняв свое место, налил себе вина. Все уставились на него: станет ли он участником плавания? Тот лукаво оглядел сотрапезников:

– Нет, я не еду.

Все уже привыкли к его природному бунтарству и ждали объяснений. Он повертел в руке ножку бокала и ответил небрежным тоном:

– Я даже эту комнату еще не изучил. Не знаю, что думают обо мне пауки на потолке. И лисицы в лесу.

На Одиль внезапно напал приступ безумного смеха. Весьма заразительного, ибо вслед за ней захохотала Симонетта.

– Я не торгую пряностями, – продолжал он. – У меня нет желания справлять нужду на доске, перекинутой через борт. Нет, желания открывать континенты, которыми завладеют невоспитанные и неумытые короли. И нет у меня трехсот дукатов, чтобы рискнуть ими ради веселенького путешествия и три месяца отбивать у крыс заплесневелый хлеб и солонину.

Всех охватило безудержное веселье, разбудившее Франсуазу и Жана. Все решили отправиться по домам. Сотрапезники разошлись. Фредерика ушла спать. Франц Эккарт закрыл дверь на засов и потушил свечи. Они поднялись в свою спальню.

– Кто создал тебя, неотразимое чудовище? – спросила Жанна, надев ночную рубашку и скользнув под одеяло.

Как обычно, он полоскал рот уксусной водой, которую выплюнул затем в ночной горшок.

– Волки и звезды, – ответил он, последовав в постель за Жанной.

Он такой и есть, сказала она себе, он сам и волк и звезда.

Жанна затаила дыхание. Будь рядом с ней другой человек, она немедля забралась бы на дерево. Три волка.

Стоя перед Францем Эккартом, они слушали его. Это противоречило всем законам разума, но они его слушали.

Только что он испустил напугавший ее крик. Волчий. Она поняла, что он зовет их.

И волки появились. Прибежали трусцой все трое и остановились в шаге от человека, который их позвал. Главным был явно самец, самый крупный из них. Двое других стояли чуть позади, словно свита.

Ей показалось, что она сейчас лишится чувств.

Он с улыбкой опустился перед ними на четвереньки. Они неприметно поднимали и опускали пасть, нюхая воздух, переводя взгляд с мужчины на женщину, как будто не зная, на что решиться. Одно неверное движение – и они разорвали бы людей в клочья.

Морды острые, коричневатая жесткая шерсть. И этот косой взгляд: умный, жестокий, но сейчас словно бы удивленный.

– Я призвал вас, братья, потому что мне вас не хватало, – говорил Франц Эккарт нежным, как бы сомнамбулическим голосом. – Я хотел, чтобы вы рассказали мне о себе и о настоящем мире…

Вожак зарычал. У Жанны кровь застыла в жилах. Франц Эккарт продолжал говорить. Главный волк издал нечто вроде хриплого лая и поднял морду к небу.

– Поговори с ними и ты, – сказал Франц Эккарт, обращаясь к Жанне.

Она вспомнила, что шептала волчатам, жившим некогда в Ла-Дульсаде.

– Вы красивые, – сдавленным голосом через силу произнесла она. – Я понимаю, почему вас любит Франц Эккарт.

Один из зверей, державшихся сзади, заскулил и, оторвавшись от своих, направился к Жанне.

– Главное, не бойся, – сказал Франц Эккарт. – Держи себя в руках. Они боятся больше, чем ты. Это друзья, только в меховом облачении. К тебе идет самка.

Жанна успокоилась. Потом снова едва не поддалась паническому страху. Ибо волчица, обнюхав ее, встала на задние лапы и положила передние ей на плечи.

– Ты завоевала ее, – сказал Франц Эккарт. – Говори с ней, но пока не трогай ее.

Изумленная Жанна вынуждена была опуститься на четвереньки, как Франц Эккарт, и морда волчицы оказалась на уровне ее лица. Она засмеялась. Ситуация была нелепой. Волчица лизнула ее в щеку ужасно шершавым языком. Жанна смеялась все громче. Внезапно волчица опрокинула ее и сама завалилась на спину, подставившись под ласки.

– Погладь ей брюхо, но к голове не прикасайся. Пока нельзя.

Жанна вытянула руку и погладила мохнатую грудь, розовую под шерстью. Волчица склонила голову к руке Жанны и лизнула, а потом начала извиваться. Подошел третий волк: сунул морду Жанне под мышку, словно искал защиты. Она погладила его по спине, он стал тереться об нее.

Запах дикого зверя был сильным и неприятным, но сверкающие глаза волчицы заставляли забыть о нем.

Тем временем вожак растянулся перед Францем Эккартом, который с силой гладил его.

Внезапно вдали послышались голоса и крики. Звери замерли, насторожили уши и вытянули морды. Франц Эккарт встал. Волки тоже поднялись. Он хлопнул в ладоши.

– Бегите! – приказал он им.

Они опустили голову, искоса посмотрели на него и в три прыжка исчезли в зарослях. Франц Эккарт и Жанна поправили одежду и стряхнули с себя шерсть. Через несколько минут голоса зазвучали ближе. Жанна держала под руку Франца Эккарта, они изображали мирно прогуливающуюся парочку. На тропинке показались пять всадников. Жанна узнала того, кто был впереди: сын городского старшины, молодой человек с большим гонором, любитель псовой охоты, закатывавший шумные пиры на постоялом дворе «Золотая лошадь» и, по слухам, не чуравшийся общества продажных девок. В руках он держал тяжелое и явно неудобное оружие – аркебузу. Жанна видела, как из такой стреляли на ярмарке: пока его зарядишь, волки покончат и с лошадью и с наездником. Другие всадники были вооружены луками и копьями.

Они обменялись приветствиями.

– Вам следует быть осторожнее. В лесу полно волков.

– Так близко от города? – спросил Франц Эккарт.

– Их наглость безгранична.

– Боже мой, волки! – воскликнула Жанна. – Скорее вернемся домой!

– Идите по этой тропинке, она выведет вас на дорогу. Там будет безопаснее.

Пожелав друг другу удачи, они распрощались. Отойдя подальше, Жанна и Франц Эккарт расхохотались.

– Боже мой, волки! – повторил Франц Эккарт, передразнивая Жанну.

– С тех пор, как было сказано, что ангелы выше демонов, что природа – обиталище последних, что нам следует презирать тело свое и чувства, мы стали чужими самим себе, – начал Франц Эккарт.

Жанна вернулась домой, изнуренная общением с волками. Она неохотно вымыла руки генуэзским мылом из лавандового масла. Звериный запах был очень сильным и чересчур настойчиво напоминал о странных и благословенных мгновениях дружбы с хищниками.

Франц Эккарт ел сливы. Послеполуденное солнце сделало багровой промасленную бумагу окон, и луч его сквозь открытую форточку коснулся оловянного блюда. Словно воспламенившись, оно изменило свою природу: превратилось в серебряное, а затем в некий мерцающий таинственный предмет. Франц Эккарт долго смотрел на него, будто видел впервые. Жанна тоже. Она уже не могла оторвать глаз от этого сверкания. Быть может, в нем сокрыта некая тайна, которую нужно разгадать. Голос Франца Эккарта вывел ее из этого зачарованного состояния.

– Мы глухи и слепы, телом и духом. Мы потеряли способность понимать настроение дождя и желание зверя. Разучились читать звездное небо и водную гладь. Не ощущаем больше жизнь духов вокруг нас. Мы стали похожи на одинокие, бездушные статуи.

– Этому ты учишь сына?

– Я учу его читать не только книгу, но и мир. Не пугаться при встрече с демоном, а просто прогнать его, если он докучает. Ибо демон никогда не появляется без причины. И нужно, прежде всего, понять, отчего он пришел.

Жанне показалась ужасной мысль о визите демона – и еще более о беседе с ним. Она содрогнулась. Однако с тех пор, как Франц Эккарт делил с ней жизнь, мир казался ей куда просторнее, чем прежде.

Он опустошил почти всю вазу с фруктами.

– Демон – это всего лишь порождение страдания и несправедливости. Часто он отличается крайним невежеством. Почти таким же, как люди.

Она коротко рассмеялась.

– Полагаю, ты составил гороскоп путешествия Жака Адальберта, Деодата и Феррандо, – сказала она, чтобы сменить тему.

– Они вернутся, – ответил он. – Но я сомневаюсь, чтобы они вновь пустились в плавание.