Улицы городов мира опустели. Культовые здания наполнились. Определение «мировая», присвоенное лондонской поп-группе «Goody Boobs», было аннулировано. Количество жертв передозировки тоже достигло астрономических вершин: обычных наркотиков (кокаина, экстази, амфетаминов и прочих, используемых в ветеринарной медицине), к которым в последние недели значительно охладели потребители, стало не сыскать. И сторонники, и противники рыночного общества приумолкли, и лишь телеведущие час за часом уточняли информацию.

Девятнадцатого июня легкий толчок вывел из ступора семь миллиардов человеческих существ и им подобных.

Лесли Кампер, один из самых известных в мире астрономов (хотя до последнего времени лишь среди коллег), сотрудник обсерватории на горе Паломар и уважаемый советник американского космического агентства НАСА, был приглашен на телевидение Ларри Кингом. Учитель и старейшина американских комментаторов был все еще живым и по-прежнему бодрым, несмотря на неминуемый апокалипсис.

— Вопрос, которым задается весь мир, господин Кампер, таков: можем ли мы что-нибудь сделать с этим астероидом, АПО-62? Некоторые специалисты упоминают о возможности запустить ракету, чтобы изменить его траекторию. Что вы об этом думаете?

Кампер, невозмутимый и довольно бесцветный пятидесятилетний человек с мягкой гривой, откинутой на затылок, ответил:

— Разумеется, это первое, что пришло в голову, когда уточнили, насколько опасно траектория АПО-62 пересекает орбиту Земли. Но оказалось, что этот астероид сам по себе является бомбой: похоже, в нем имеются пустоты, содержащие газ, который взрывается по неизвестной причине, быть может из-за близости Солнца. И каждый взрыв вызывает эффект, сравнимый с присутствием ракеты на его борту: он всякий раз изменяет траекторию. Это очень подвижная мишень.

— И, несмотря на эти резкие скачки, он по-прежнему угрожает Земле?

— Эти скачки, как вы их называете, не превышают тысячу или две километров. Этого слишком мало, чтобы устранить риск опасного приближения к Земле, и слишком много, чтобы можно было прицелиться в него с разумными шансами на успех.

— На каком расстоянии от нас он сейчас находится?

— Около миллиона километров.

— Это довольно далеко!

— При его нынешней скорости астероид окажется вблизи нашей планеты меньше чем через неделю. На тридцати тысячах километров он станет по-настоящему опасен. Его может притянуть земное тяготение, и, даже если он не упадет непосредственно на нас, его проход в тысяче километров, например, мог бы стать разрушительным.

— Почему?

— Эффект ударной волны вызовет небывалые бури и невообразимые цунами, которые сметут с поверхности земного шара все. Надо остановить его гораздо раньше.

Ларри Кинг с трудом прочистил пересохшее горло.

— А разве термочувствительные боеголовки с инфракрасным наведением, как для ракет «воздух — воздух» и «земля — воздух», не могут вывести ракеты на цель?

— Насколько я знаю, эти термочувствительные боеголовки улавливают разницу в несколько десятков градусов. Учитывая температуру вокруг АПО-62, которая достигает примерно двух тысяч градусов, эффект может оказаться противоположным желаемому. Ракету притянет к себе облако жара, окружающее астероид, и она пройдет мимо цели. Нет, нам надо рассчитывать только на баллистику.

— А нет другого средства, кроме ракеты, чтобы отвести астероид от Земли?

— Нет.

— Какого рода ракеты вы предполагаете использовать?

— По всей видимости, ICBM[90] с термоядерной боеголовкой при попадании в АПО-62 под определенным углом могла бы если не уничтожить, то, по крайней мере, отклонить его траекторию на многие тысячи километров и окончательно отдалить от земной орбиты. Но еще надо в него попасть, — добавил Кампер со вздохом.

— Сколько дней вам осталось для этого?

Кампер пригладил волосы.

— При нынешней скорости АПО-62 — шесть.

— Вы хотите сказать, — вскричал Ларри Кинг прерывающимся голосом и вытаращив слезящиеся глаза, — что если вы до двадцать пятого июня не найдете защиты, то уже двадцать седьмого может наступить конец света?

Кампер пожал плечами в знак бессилия. На целых несколько секунд на экране воцарилось гнетущее молчание, что в других обстоятельствах было бы просто немыслимо.

— Постараемся сохранять хладнокровие, — продолжил Кампер. — Пока АПО-62 слишком далеко, и, как я вам уже сказал, он слишком непредсказуем. Впрочем, мы не можем пойти на риск и взорвать его ближе чем в сорока — пятидесяти тысячах километров от Земли. Мы только увеличим угрозу, которую он собой представляет, не считая той, что добавит мощный термоядерный взрыв. Если астероид расколется на три больших куска, например массой в несколько тысяч тонн, этого будет еще вполне достаточно, чтобы каждый из них опустошил площадь, равную двум-трем штатам Америки, если говорить только об этой стране. Это миллионы погибших. Если же все три обломка упадут одновременно, то можно опасаться также возгорания атмосферы с непредсказуемыми последствиями.

Ларри Кинг глубоко вздохнул. Приговоренный к потенциальной смерти спрашивал о шансах выжить на электрическом стуле.

— Значит, вы должны попасть в него на достаточно большом расстоянии, чтобы это не угрожало планете?

Кампер отпил воды и кивнул.

— Проще говоря, наша цель не уничтожить его, а отогнать.

— И вы думаете, что за шесть дней вы успеете организовать запуск ракеты?

— Скорость одной ICBM в земной атмосфере — восемнадцать тысяч километров в час. На высокой параболической орбите, как только ракета достигнет отрыва, скорость станет, разумеется, больше. По нашим подсчетам, она должна долететь до АПО-62 меньше чем за три часа… При условии, что цель не изменит свою траекторию, — добавил Кампер с фаталистической улыбкой.

— А вы не можете запустить две ракеты? — спросил Ларри Кинг.

— При возможном скачке цели на тысячу или две тысячи километров от двух ракет, даже трех, четырех или десяти проку будет не больше, чем от одной, — ответил Кампер, улыбаясь…

Поведение землян было, наверное, беспримерным.

Можно было опасаться возмущений — ничего подобного не произошло. Сведения счетов — ничуть не больше. Приступов бреда, индивидуальных или коллективных, — они поразили только тех, кто не осознал ситуацию, поскольку бред — это чаще всего экзальтация собственного «я» в театре воображения. Для огромного большинства людей угроза окончательной отмены будущего стала философским уроком: многие люди, обычно угрюмые, вдруг начали смеяться и шутить.

В Париже администрация Эйфелевой башни с превеликим трудом выдворила одного англичанина, который хотел разбить лагерь на третьем этаже в ожидании катастрофы, чтобы взглянуть на нее свысока.

В Вашингтоне конгрессмены, собравшиеся для обсуждения бюджета, продолжили окопную войну, которой предавались уже три-четыре десятилетия. Но двадцатого июня и республиканцы, и демократы оказались не способны ни внести малейшую поправку, ни завязать малейшую интригу. После часа всеобщего молчания представитель большинства объявил замогильным голосом, что прения переносятся на более спокойное время, буде таковое настанет.

В Буэнос-Айресе многочисленные портеньос расположились на кладбищах, чтобы оказаться поближе к своим усопшим близким в финальный момент.

Поскольку уже никто не имел большой охоты к детективным фильмам, низостям реалити-шоу, порносентиментальным телесериалам и фантастическим историям о роботах в пору течки, интервью с астрономом показали телеканалы всего мира.

В девять часов утра двадцатого июня одним из немногих зрителей, видевших передачу ночью (из-за шестичасовой разницы аудитория свелась лишь к нескольким мятущимся и томимым бессонницей душам), оказался Иоанн XXIV.

«Фелипе, тебе придется решать».

Зачем он взвалил ему на плечи столь непомерное бремя?