Я по-прежнему уверен, что князь Гэндзи и господин Сигеру ведут наш клан к гибели, — сказал Сохаку. — А потому я не раскаиваюсь в принятом решении.

Он привел в монастырь Мусиндо семьдесят девять самураев. Сейчас в зале для медитаций их сидело шестьдесят. Остальные поспешили незаметно скрыться. Сохаку не сомневался, что вскорости их примеру последуют и другие. Обстоятельства складывались не в его пользу.

Ему не удалось убить последних двух наследников клана Окумити.

Голова Кудо уже гнила на копье перед воротами «Воробьиной тучи». А после того, как сёгун временно отменил действие Закона о смене места пребывания, вместо Гэндзи преступником оказался сам Сохаку.

Каваками утверждал, что они еще могут осуществить свои планы. Конечно, ему легко так говорить. Он — начальник тайной полиции и князь Хино. Ему есть куда отступать, и он это знает. А Сохаку отступать некуда. Ему не оставалось ничего, кроме последнего смелого удара. И неважно, что это ничего не изменит. Неважно, победит он или потерпит поражение. Важно лишь, как он умрет, каким его запомнят родственники и враги. Когда-то он командовал лучшей во всей Японии кавалерией. И теперь он предпочел ритуальному самоубийству отважное нападение.

Согласно донесениям разведчиков, Гэндзи покинул Акаоку и направился в Эдо. И его сопровождают всего тридцать самураев. У Сохаку вдвое больше воинов. Но неизвестно, сколько еще будет сохраняться такое соотношение сил. Возможно, к тому времени, как он покинет монастырь, их останется не более десятка.

Завтра утром я встречусь с князем Гэндзи в бою, — сказал Сохаку. — Я освобождаю вас от клятвы, которую вы мне давали. И настаиваю, чтобы вы попытались примириться с Гэндзи или нашли себе другого господина.

Пустая болтовня! — выкрикнул самурай, сидящий в четвертом ряду. — Освободили вы нас от клятвы, или нет — мы все равно теперь связаны с вами. Мы не сможем примириться с Гэндзи. И какой господин примет на службу предателей вроде нас?

Замолчи! — одернул его другой. — Ты знал, на что идешь. Прими теперь свою судьбу, как подобает мужчине.

Сам прими! — выкрикнул первый самурай. Сверкнул меч, и тот, кто пытался пристыдить разьяренного самурая, рухнул, обливаясь кровью. А сам он рванулся вперед, к Сохаку.

Сохаку не притронулся к мечу. Он даже не шевельнулся.

Нападающий уже почти добрался до него, когда еще один самурай зарубил его со спины.

Простите его, преподобный настоятель. Его семье не удалось вовремя бежать из Акаоки.

Здесь нечего прощать, — сказал Сохаку. — Каждый должен принимать решение самостоятельно. Я оставлю оружие здесь и на час удалюсь в хижину для медитаций. А затем вернусь. Если кто-то из вас хочет идти вместе со мной в бой, дождитесь меня.

Никто так и не воспользовался приглашением прийти и убить его. Когда час спустя Сохаку вернулся в главный зал, оказалось, что оба трупа уже исчезли. Все прочие остались на своих местах. Итак, у него было пятьдесят восемь человек — против тридцати у Гэндзи.

Сохаку низко поклонился своим верным вассалам.

У меня нет слов, чтоб должным образом выразить вам мою благодарность.

Обреченные храбрецы поклонились в ответ.

Это нам следует благодарить вас, — сказал самурай, сидевший в первом ряду. — Мы не могла бы избрать себе господина лучше вас.

Преподобный настоятель не желает координировать действия, — сказал гонец. — Он намерен на рассвете выступить из монастыря.

Каваками все понял. Итак, Сохаку догадался, что его ждет смерть — вне зависимости от того, что случится с Гэндзи, — и решил умереть с мечом в руках. Он не беспокоился больше, чем закончится вся их затея. Теперь это не имело для него никакого значения.

Поблагодарите от моего имени преподобного настоятеля за то, что он известил меня о своих намерениях. И скажите, что я буду молиться за его успех.

Господин…

Каваками привел к деревне Яманака шесть сотен человек. Из них лишь сотня мечников. Они нужны были, чтоб защищать стрелков, если кто-нибудь вдруг попытается навязать им ближний бой. Впрочем, Каваками не думал, что до этого дойдет. У Сохаку вдвое больше воинов, чем у Гэндзи — если, конечно, его люди не разбежались (а в этом Каваками сомневался), — но Сохаку будет разбит. Он будет разбит потому, что желает сейчас не победить, а лишь продемонстрировать свое мужество. Сохаку — старый кавалерист. Скорее всего, он встретит Гэндзи в ущелье Миё. Там очень удобно идти в атаку вниз по склону. Попытайся Сохаку атаковать так отряд Каваками, и всех его людей перестреляли бы прежде, чем они успели бы нанести хоть один удар. Но у Окумити мало стрелков. Они, как и сам Сохаку, устаревшие осколки минувшей эпохи. Они бросятся друг на дружку и примутся крошить друг друга катанами, вакидзаси, юми, яри, нагинатами, танто — оружием своих далеких предков, со всей их бешеной доблестью.

Все они обречены. Сохаку умрет в ущелье Миё. Гэндзи и Сигеру умрут у монастыря Мусиндо — они непременно явятся туда, разбив Сохаку. Каваками, конечно же, подождет, пока они с ним расправятся. А потом отвезет головы последних князей Окумити в княжество Хино, к гробнице своих предков.

И через двести шестьдесят лет сражение при Сэкигахаре наконец-то завершится.

Гэндзи подолгу сидел с Сигеру и слушал рассказы о его видениях. Дядя вел речь о столь странных явлениях, что становилось ясно — все они могут произойти лишь в далеком будущем. Приспособления, позволяющие разговаривать через огромные расстояния. Летающие суда. Воздух, которым нельзя дышать. Вода, которую нельзя пить. Изобильное Внутреннее море, заполненное умиращей рыбой; его берега, населенные калеками. Население, столь многочисленное, что на многие мили дороги забиты стоящими вплотную повозками, и люди не видят в этом ничего особенного. Чужеземцы, во множестве шныряющие повсюду, а не только в отведенных им районах в Эдо и Нагасаки. Войны, столь жестокие и столь грандиозные, что целые города исчезают в пламени за одну-единственную ночь.

Гэндзи решил, что нужно занести рассказы Сигеру в семейные хроники и сохранить для потомков. Пока с них никакой пользы не было. Он надеялся было, что видения Сигеру помогут ему разобраться с собственными, но теперь эта надежда растаяла. Осталась лишь одна — весьма неприятная — подробность.

В видении о собственной смерти Гэндзи заметил кое-что из того, о чем упоминал и Сигеру. Точнее, наоборот: они не видели людей в кимоно, с мечами и характерными хвостами на макушке. Самураи перестали существовать. Это казалось немыслимым, но это должно будет произойти еще при жизни Гэндзи.

Гэндзи посмотрел на воинов, едущих перед ним. Неужто такое возможно? Неужто всего лишь несколько лет, — и они исчезнут, смытые волной чужеземного завоевания, как полагает Сигеру?

Хидё и Таро ехали бок о бок.

Мой господин, мы приближаемся к ущелью Миё, — сказал Хидё.

Ты вправду уверен, что нас там подстерегает опасность?

Да, господин, — ответил вместо Хидё Таро. — Я пять лет служил под началом настоятеля Сохаку. Это ущелье идеально соответствует его привычкам. Там его люди могут броситься на нас с обоих склонов.

Отлично, — отозвался Гэндзи. — Велите Хэйко и Ханако перебраться назад, к Эмилии и Мэттью.

Слушаюсь, господин, — поклонился Хидё. — Сколько человек дать им для охраны?

Ни одного. Даже если Сохаку и вправду нас подкарауливает, ему не будет дела до женщин и чужеземцев. Ему нужны лишь я и мой дядя.

Господин.

Гэндзи повернулся к Сэйки.

Ты желаешь что-нибудь добавить?

Ваши указания совершенно верны, мой господин, и исчерпывающи. Мне нечего к ним добавить.

Душа Сэйки была исполнена покоя. Чему суждено, то произойдет. Он не знал, останется ли он в живых, или умрет. Но знал, что будет действовать, как надлежит верному вассалу. И этого достаточно.

Хэйко отнюдь не обрадовалась, услышав распоряжения князя. Однако же, она подчинилась. Она уже дала обещание — именно на этом условии Гэндзи простил ее.