Эмилия сняла жакет и положила его поперек седла. Потом она дотянулась до ближайшей ветки, крепко ухватилась за нее и соскочила с седла. Несколько мгновений Эмилия раскачивалась, выбирая удобный момент, потом забросила ногу на ветку. Секунда — и девушка уже сидела на ветке, весело болтая ногами и радостно улыбаясь.

Гэндзи почтительно поклонился.

Прошу простить меня за то, что сомневался в вас. Вы и вправду великолепно лазаете по деревьям. Когда я выздоровею, мы непременно устроим состязание.

А какая будет ставка?

Ставка?

Ну, приз, который проигравший отдает победителю.

Если вы выиграете, — сказал Гэндзи, — я отдам вам этот сад.

Ой, нет, это чересчур! Это уже получится азартная игра, а не дружеский спор.

Ну что ж, — сказал Гэндзи. — Выиграете вы или проиграете, я все равно отдам вам этот сад. А вы можете дать мне что-нибудь взамен. Тогда это уже не будет азартной игрой?

Я не могу принять такой ценный подарок, — возразила Эмилия. — А если б даже и могла — я все равно не смогу ухаживать за ним, как полагается.

Я помогу вам и в этом. В этой и в соседней долине расположены три деревни.

Нет-нет, я не могу его принять. Моя задача — нести слово Божье, а не обогащаться.

Гэндзи широким жестом указал на склон холма.

Вы можете построить здесь церковь. Разве вы не за этим сюда приехали?

Я думала, что нашей миссии выделили землю в другой провинции.

Вы можете построить церковь и там тоже. Я обещаю, что она никогда не будет пустовать.

Несмотря на снедающее ее беспокойство, Эмилия не удержалась от смеха. Конечно, Гэндзи сдержал бы обещание. Ему достаточно лишь отдать приказ. В каждую деревню прискачет гонец. Крестьяне попадают на колени, уткнутся лицом в землю и покорно выслушают повеление князя. В следующее воскресенье они, как им было велено, уже явятся в церковь. Они будут слушать переведенную проповедь, не имеющую для них никакого смысла. Когда им предложат креститься, все от мала до велика послушно примут крещение.

Нельзя заставить людей уверовать, князь. Они должны заглянуть в свое сердце и самостоятельно прийти к истине.

Я обещаю вам, что приду в вашу церковь и загляну в свое сердце.

Князь Гэндзи… — только и смогла произнести Эмилия.

Вы спасли мне жизнь. Позвольте мне в знак благодарности преподнести вам подарок.

Я с тем же правом могу сказать, что это вы спасли мне жизнь. Мы бы не выжили друг без друга.

Значит, вы тоже должны мне что-нибудь подарить. Я даю вам Яблоневую долину. А что вы мне подарите?

Эмилии пришлось прислониться к стволу, чтоб не свалиться с дерева.

Яблоневую долину?

Так ее назвала моя мать. Ринго-но-тани. По английски — Яблоневая долина. — Улыбка исчезла с лица молодого князя, и в глазах промелькнуло странное выражение. — Она была родом с севера. Княжество ее отца славилось своими яблоками. Она была очень молода, когда вышла замуж, совсем еще девочка. Она очень скучала по матери и сестрам. Скучала по товарищам детских игр. Скучала по деревьям, на которые любила лазать в детстве, по яблокам, которые срывала и ела прямо в саду. Скучала по детским веночкам из яблоневого цвета. Отец посадил этот сад для нее, в надежде, что он поможет ей утешиться, и, быть может, когда-нибудь подарит радость.

И что же?

Она очень радовалась, глядя, как высаживают саженцы. Она даже сама посадила несколько штук. Но она так никогда и не увидела ни цветов, ни плодов на этих деревьях. Она умерла той зимой — родами. Ребенок — моя сестра — тоже скончался.

Ох, простите…

Мудрецы говорят, что счастье и печаль суть одно. В этом саду я начинаю их понимать.

Кроны деревьев скрадывали очертания окружающих гор, а аромат яблонь заглушал соленый запах океана. Сидя на ветке и болтая ногами в воздухе, Эмилия вдруг почувствовала, что ее сосредоточенность тает. Она посмотрела вниз и увидела Гэндзи, восседающего на своем боевом коне — и это он казался здесь чужеродным, а не она. Самурай в яблоневом саду выглядел таким неуместным, что Эмилия расхохоталась.

И собственный смех вернул ее к реальности.

И, вернувшись, она заплакала.

Мой дом стоял в Яблоневой долине, — сказала Эмилия. — В другой Яблоневой долине.

Значит, это место принадлежало вам еще до того, как вы его увидели, — помолчав, сказал Гэндзи.

Для своих габаритов госпожа Эмилия весьма проворна, — заметил Таро, наблюдая, как девушка вскарабкивается на дерево.

На самом деле, не такая уж она и крупная, — сказал Хидё. — Когда те два глупца покончили с собой, она сомлела и упала на руки нашему князю. И он с легкостью ее удержал. У нее просто непривычные пропорции, вот нам и показалось, будто она такая большая.

Теперь, когда ты это подметил, я вижу, что ты совершенно прав. — Таро прилагал все усилия, чтоб увидеть происходящее в нужном свете. Госпожа Эмилия исполнила пророчество князя Киёри, потому он не мог больше считать ее здоровенной, нескладной или уродливой. Верность требовала от них отныне видеть в этой девушке лишь хорошие стороны. — На самом деле, в ней есть некое изящество. На чужеземный манер.

Да, верно, — согласился Хидё. — Я искренне раскаиваюсь в своих былых заблуждениях. Наверняка в своей стране, где все основано на других идеалах, она считалась образцом красоты, как у нас — госпожа Хэйко.

На этот раз Таро, как ни старался, не смог заставить себя согласиться с другом. Ценой некоторых усилий он мог представить, что Эмилия способна оказаться привлекательной для чужеземцев — ну, во всяком случае, для некоторых. Но назвать ее образцом красоты и сравнить с Хэйко? Что же ему ответить? Таро великолепно владел мечом и луком — но не искусством красноречия.

Так можно было бы сказать, если б имелась какая-нибудь основа для подобного сравнения, — начал Таро. — Госпожа Хэйко — гейша первого ранга, а госпожа Эмилия… — Тут его посетила великолепная мысль. — А в стране госпожи Эмилии есть гейши?

Насколько я понимаю — нет, — сказал Хидё. Он и сам был не очень-то красноречив. И теперь от несвойственной задумчивости на лбу самурая прорезались морщины.

Вот и мне так кажется, — сказал Таро. — Но насколько в таком случае уместно говорить об госпоже Эмилии и госпоже Хэйко в одинаковых выражениях?

Совершенно неприемлемо! — с облегчением согласился просиявший Хидё. — Конечно же, я неверно выразился. Мое восхищение госпожой Эмилией завело меня слишком далеко. Нам вовсе незачем преувеличивать ее достоинства.

Конечно, незачем, — с прежним рвением поддержал его Таро. — Они и без того несомненны, и не нуждаются в том, чтоб их приукрашивали.

Да и в любом случае, много ли значит нечто столь мимолетное, как внешняя красота? — Хидё перевел разговор на более безопасную почву. — Важна красота внутренняя. А в этом с госпожой Эмилией никто не сравнится.

Ты очень верно подметил главное, — отозвался Таро. От подобной постановки вопроса ему сразу полегчало на сердце. — Истинная красота — это красота души.

Два самурая радостно улыбнулись, продолжая наблюдать за своим князем и госпожой Эмилией. Они только что решили очень важный для них вопрос. Теперь они знали, как относиться к важной особе, не вполне укладывающейся в существующий порядок вещей.

Вы не стали рассказывать князю Гэндзи о некоторых подробностях нашего путешествия, — сказала Хэйко.

Он не спрашивал, — отозвался Старк.

Они сидели в комнате, выходящей в один из внутренних садиков крепости. Это была одна из нескольких комнат, специально приготовленных для Эмилии и Старка и обставленных в соответствии с их потребностями. Например, в этой комнате наличествовали четыре стола, шесть стульев, большой диван, письменный стол и два комода. Чужеземцы — не такие, как японцы. То, что хорошо для них, плохо для японцев, и наоборот. Таков был ведущий принцип, которым руководствовались слуги Гэндзи. В своем ревностном стремлении добиться, чтоб почетные гости чувствовали себя как дома, слуги устроили их как князя — только наоборот. В княжеских покоях было много места и мало мебели, а в покоях для гостей все было так плотно заставлено мебелью, что свободного места почти не оставалось. Слуги приложили все усилия, дабы создать такую обстановку, в которой сами они чувствовали бы себя наиболее неуютно, — и преуспели в этом отношении.