Даже услышав этот звук, Старк понял, что именно слышит, лишь тогда, когда едва не стало слишком поздно. Впоследствии этот звук долго мерещился ему, такой же отчетливый, как и в первый раз, и всякий раз Старк жалел, что не умер там, среди гремучих змей. Он никогда не видел столько змей сразу и никогда не слышал такого потрескивания — как будто мертвые гремели костями. Змеи приползли на пир и так обожрались разложившейся плотью, что уже не могли свиться в кольцо.

Они могли сжечь хижину. Большинство бандитов так бы и поступило. Но они ее не сожгли, и на то могла быть всего одна причина. Они хотели, чтобы он, Старк, это увидел. Но этого не случилось — спасибо змеям. Старку пришлось самому домыслить, что же случилось с Мэри Энн и девочками — единственными людьми, которых он любил в своей жизни.

Старк медленно попятился. Возбудившись от грохота собственных трещоток, змеи принялись драться друг с дружкой. Старк запер дверь и разбил окна. Сперва он поджег крышу. Когда крыша рухнула, Старк швырнул факел в тюки сена, которые он навалил под стены. Весь остаток дня и всю ночь он бродил вокруг пожарища с лопатой в руках, готовый разрубить надвое любую змею, какая только попадется ему на глаза. Но ни одной из них не удалось выбраться из огня.

К следующему утру на месте хижины осталась лишь груда камней и обуглившихся бревен.

И в этой груде ничего не шевелилось.

Старк сел на коня и отправился в Эль Пасо — за Этаном Крузом.

Эмилия видела, как Мэттью спрятал револьвер под грудой Библий. Револьвер был большой — в точности как тот, который был при нем, когда Старк впервые перешагнул порог миссии Истинного слова. Судя по всему, это был тот же самый револьвер, хотя Старк и сказал тогда, что выбросил его в море. Но Эмилия промолчала. Не ей судить Старка. О таких вещах должен был заботиться Зефания, но он умер. А у нее сейчас осталась лишь одна забота: она должна остаться в Японии. Любой ценой.

А кроме того, — сказал Мэттью, — я не знаю, чем могу помочь. Я не обладаю никакой властью.

Эмилия поняла, что придется сказать обо всем напрямик. И она сказала.

Одинокая женщина, у которой ни мужа, ни семьи, не может оставаться в чужой стране. Я могу остаться здесь лишь в том случае, если вы станете моей семьей.

Стать вашей семьей?

Да. Моим женихом.

Эмилия думала, что ее предложение порясет Мэттью. Что ж, если он и поразился, то никак этого не выказал.

Сестра Эмилия, а вам не рано думать об этом?

Эмилия почувствовала, что краснеет.

Нам нужно лишь сказать об этом. Жениться вовсе не обязательно.

Мэттью улыбнулся.

Вы предлагаете мне солгать нашим гостеприимным хозяевам?

Эмилия вскинула голову.

Да.

Теперь он спросит ее: «Почему?» И что она ему ответит? Правду? Ответит, что из-за своей проклятой красоты она не может вернуться в родную страну? Что здесь ее считают редкостной уродиной, и потому она никогда, никогда не покинет Японию? Нет. Если сказать так, Мэттью сочтет ее самой тщеславной женщиной на свете. Или самой безумной. Вера. Надо сказать ему, что вера велит ей пойти на маленькую ложь, чтоб обрести возможность нести великую правду, правду о вечном спасении именем Христовым. Да, это богохульство — но сейчас ей все равно. Она не вернется в Америку. Ни за что. Даже если Мэттью не захочет ей помочь, она все равно что-нибудь придумает и останется здесь.

Это покажется им странным, — сказал Мэттью. — Только что вы плакали о Зефании — и вдруг собираетесь замуж за меня. Хотя, может и ничего. Мы кажемся им странными — такими же странными, как они нам. Так что они поверят любому объяснению.

Теперь уже Эмилия была потрясена.

Так вы согласны?

Да. — Старк извлек из-под Библий свой револьвер и посмотрел Эмилии в глаза. Она не отвела взгляда. — Но, боюсь, мне тоже недолго осталось ходить по земле. Вскорости вы действительно окажетесь совсем одни в этой чужой, опасной стране. Вы к этому готовы?

Да.

Эмилия молча смотрела, как Старк завернул револьвер и какую-то коробку — должно быть, с патронами, — в свой свитер.

Хорошо, я согласен. Но объяснять это вы будете сами.

Он передвинул обломок стены и вытащил свой огромный нож.

Я скажу им, что этот брак будет основан на вере — так же, как и с Зефанией, — а не на земной любви. У японцев тоже есть религия, как и у нас, хоть она и отличается от нашей. Так что они поймут.

Хорошо. Значит, мы — партнеры, — сказал Старк.

Спасибо, Мэттью.

Он не стал ни о чем спрашивать. Она не стала упоминать об револьвере. Да, они действительно партнеры.

Гэндзи, Сигеру, Сэйки, Сохаку, Кудо и Хидё расселись квадратом в главной комнате покоев прислуги. Это была единственная часть дворца, не пострадавшая от обстрела. Хэйко и Ханако подали чай. Все ждали, что скажет Сэйки. В конце концов, он был главным управляющим. И, согласно этикету, именно ему надлежало обрисовать ситуацию, исходя из которой нужно было принять решение.

Сэйко предпочел бы, чтобы при обсуждении тайных дел женщины не присутствовали. Но Гэндзи отверг его возражение, заметив, что если они не могут доверять жене Хидё и его собственной возлюбленной, они уже обречены. Сэйки сдержался и не стал указывать, что еще не поздно предать ненадежных лиц мечу. Гэндзи явно не беспокоили неясности, связанные с Хэйко. Что ж, если понадобится, он примет меры сам, без дозволения молодого князя. Нужно будет заняться этим по пути из Эдо, если возникнут благоприятные условия.

Дворец князя Сэнрю не пострадал, — сообщил Сэйки. — Он согласен оставить у себя наших тяжелораненых до тех пор, пока появится возможность вывезти их. О сожжении покойников уже позаботились. Легкораненые поедут с главным отрядом.

Это подтолкнет сёгуна к ответным действиям, — возразил Кудо. — Даже при том, что его положение неустойчиво — а точнее, именно в силу этого, — он не потерпит столь вопиющего неповиновения.

Согласен, — кивнул Сэйки. — Но у нас нет выбора. Что чужеземцы станут делать дальше? Мы не знаем. Они могут вернуться и снова обстрелять город. Они могут высадить армию. Возможно, это был канун вторжения. Помимо этих предполагаемых опасностей есть и одна несомненная. Теперь, когда стены дворца разрушены, мы чрезвычайно уязвимы — а врагов у нас хватает и в Японии. Два покушения уже состоялись: одно — на нашего князя, еще до обстрела, и второе — на госпожу Хэйко, — или, быть может, на чужеземную женщину, — сразу после обстрела. Нападавший убит. Кто он такой и кто его послал — неизвестно. В наше смутное время трудно понять, что движет людьми и к какой цели они стремятся. А это увеличивает опасность.

Я согласен: отъезд необходим, — сказал Сохаку. — И я тоже считаю, что сёгун предпримет ответные действия. И нам необходимо к этому подготовиться. Следует немедленно раздать воинам припрятанное огнестрельное оружие. Следует проверить все пути, ведущие от Эдо к Акаоке. Особое внимание надлежит уделить местам, где нас может поджидать засада. Поскольку мы оказались впустить Каваками во дворец, за нами наверняка следят, а это означает, что многочисленный вражеский отряд может поджидать нас прямо на выезде из Эдо.

Здесь может пригодиться отвлекающий маневр, — сказал Кудо. — Если десяток добровольцев нападут на замок Эдо, они отвлекут внимание на себя.

Десяток человек против цитадели сёгуна? — переспросил Сэйки. — Их перебьют за несколько секунд.

Нет, если они будут атаковать поодиночке и в разных местах, — сказал Кудо, — в разное время и с разных сторон. Гарнизон крепости некоторое время вынужден будет держаться настороже. Можно также дать нашим людям флажки с надписями, осуждающими бездействие сёгуна, не принимающего никаких мер против чужеземцев. Это усилит неразбериху.

Гэндзи повернулся к Сигеру.

А вы что думаете?

Сигеру не прислушивался к разговору. Он размышлял о древних мечах, ныне принадлежащих ему. Точнее, он размышлял о своем последнем видении, гласящем, что он будет последним Окумити, сражавшимся этими мечами. Видение было ясным и понятным, и не сопровождалось никакими невразумительными картинами. Такого с Сигеру еще не случалось. Что это — признак неких изменений в нем самом или еще одно последствие пребывания рядом с Гэндзи? Или это очередная разновидность маккё — иллюзий, насылаемых демонами? Поскольку точно Сигеру не знал, то и не видел смысла что-либо рассказывать племяннику.