Я полагаю, что ответ очевиден, — сказал Сэйки.

Сохаку и Кудо удивленно переглянулись.

Неужто я что-то упустил? — спросил Сохаку. — Когда мы виделись в последний раз, вы настойчивее всех нас размышляли, не ввести ли пост регента, который будет реально править княжеством. Если память мне не изменяет, вы сказали, что молодой князь ни на что не годен и приведет наш клан к гибели.

Возможно, мне следовало сказать не «ни на что не годен», а «несколько чрезмерно утончен».

А это его безрассудное увлечение чужеземцами-христианами? — поинтересовался Кудо. — Неужели и по этому вопросу ваше мнение изменилось?

Нет, я продолжаю считать это опасным, — сказал Сэйки. Ему вспомнилось то неприкрытое проявление чувств, которому он стал свидетелем совсем недавно. — Я бы даже сказал, что эта опасность сделалась еще сильнее. Против них можно будет предпринять определенные действия в будущем, если придется — втайне, без дозволения молодого князя.

Успокоенный Кудо кивнул.

Вкупе со всем прочим, его поведение в отношении дяди может служит решающим доводом.

Вот в этом я бы усомнился, — возразил Сэйки. — Согласен, на первый взгляд оно выглядит очень спорным. Однако же, если вспомнить о пророческих видениях, может оказаться, что это был чрезвычайно мудрый шаг.

Пророческих видениях?! — Сохаку был взбешен. — С каких это пор вы верите в подобные сказочки? Я ни раду не видел ни единого доказательства того, что князь Киёри мог предсказывать будущее, а я служил ему двадцать лет! Что же касается князя Гэндзи, единственное, что из будущего его интересует, так это с какой гейшей он будет спать сегодня ночью и какое сакэ он приобретет для следующей своей вечеринки под луной.

Сигеру — законченный безумец, — сказал Кудо. — Я был среди тех, кто брал его под стражу. Если б вы были там, вы б не говорили сейчас так снисходительно. Он сидел и смеялся, а с головы до ног его покрывала кровь родичей, и рядом с ним лежали бездыханные тела его жены, дочерей и единственного сына. Я никогда не забуду этой картины. Хотя и хотел бы.

Слышу и понимаю, — сказал Сэйки.

Сохаку и Кудо вновь переглянулись; на этот раз на их лицах читалась покорность судьбе. Это было одно из любимых выражений Сэйки, и означало оно, что Сэйки принял решение, и его не переубедить.

Сэйки тем временем продолжал.

Несомненно, ваши доказательства неоспоримы. Однако же, мое отношение к молодому князю несколько изменилось. Хотя я и не уверен до конца в его провидческом даре, теперь я допускаю такую возможность.

Он указал на восточную часть сада, туда, где прежде располагались внутренние покои дворца.

Сохаку взглянул в указанном направлении.

Я не вижу ничего, кроме руин. Несомненный довод в пользу решительных перемен.

И я тоже вижу руины, — согласился Сэйки. — Но я вижу также нечто такое, чего вы не видите.

И что же это?

Развалины личных покоев князя Гэндзи.

Да, это я тоже вижу. И что же?

Если б он не настоял на поездке в монастырь Мусиндо, во время обстрела он находился бы там.

Сэйки был вознагражден: на лицах его товарищей проступило понимание.

Он не мог этого знать! — воскликнул Кудо. Но голос самурая дрогнул.

Однако же знал, похоже, — сказал Сэйки.

Ничего не доказано, — сказал Сохаку.

Но и не опровергнуто, — сказал Сэйки.

Если он знал, то почему же не предупредил нас? — спросил Сохаку.

Я не утверждаю, что понимаю, каким образом действует волшебное предвидение, — сказал Сэйки. — Ясно одно: нам следует на некоторое время отложить решение этого вопроса. А пока что приготовьтесь к путешествию. Оставаться здесь небезопасно.

Вы хотите сказать, что рекомендуете отступить в «Воробьиную тучу»? — уточнил Сохаку.

Да.

Эту рекомендацию чрезвычайно трудно исполнить, — сказал Сохаку. — Большинство провинций, лежащих между Эдо и Акаокой, враждебны нам. Внутреннее море не представляет из себя особого препятствия. Но его патрулируют корабли сёгуна. В таких условиях дорога на наш родной остров делается весьма опасной.

Я предпочитаю опасность смертельной угрозе, — сказал Сэйки. — Мы не можем оставаться здесь.

Есть и еще одно соображение, — вмешался Кудо. — Сёгун никому не давал дозволения покинуть Эдо.

Моя верность принадлежит Окумити-но ками Гэндзи, князю Акаоки, — отрезал Сэйко, — а не узурпатору, присвоившему титул сёгуна и захватившему сёгунский дворец.

Он поклонился собеседникам и встал.

Если мой князь прикажет мне повиноваться этому человеку, я буду повиноваться. Если он прикажет мне убить этого человека, лишь смерть помешает мне выполнить приказ. Я знаю, кто я. Уверен, что и вы знаете.

И, не дожидаясь ответа, Сэйки развернулся и зашагал к развалинам княжеских покоев.

Старый упрямец! — бросил Кудо.

Сохаку фыркнул.

Он и в молодости был упрямцем. С чего бы годам лишить его этого примечательного свойства?

Совершенно ясно, что теперь он не согласится на введение регенства. Он убедил себя в том, что Гэндзи видит будущее.

На том беседа и завершилась. После продолжительного молчания Сохаку и Кудо взглянули друг другу в глаза, поклонились и встали.

Мне очень жаль, Эмилия, — сказал Старк. — Я не нашел никаких останков мистера Кромвеля.

Быть может, ангелы и вправду вознесли его на небо, как ему казалось, — отозвалась Эмилия, но печальная улыбка показывала, что сама девушка в это не верит.

И что вы теперь будете делать? — спросил Старк.

То, что должна. Соберу вещи, какие смогу найти, уложу и буду ждать корабля, плывущего в Америку.

При одной лишь мысли об этом у Эмилии противно заныло под ложечкой, и на глаза навернулись слезы. Она уселась прямо на землю, рядом с развалинами своей комнаты, и разрыдалась, не стыдясь слез. Она нашла убежище, в которое не смела верить, рай, в котором она скрылась от своей красоты. Нашла — и потеряла, из-за одного-единственного выстрела. Этого Эмилия вынести уже не могла. Она была сильной — но не настолько сильной.

Старк опустился на колени рядом с девушкой, обнял ее и прижал к груди. Он неверно понял, в чем источник ее печали, и попытался утешить Эмилию.

Когда вы вернетесь домой, вам станет получше, — сказал он, и лишь причинил этим лишнюю боль. Старк держал Эмилию в объятиях, не зная, чем тут можно помочь, а девушка, уцепившись за него, плакала. — Вы молоды, Эмилия. Ваша жизнь только начинается. Небеса еще улыбнутся вам. Вы встретите новую любовь. Я в этом уверен.

Эмилия хотела было сказать Старку, что она жаждет найти не любовь, а покой. Но печаль ее была столь глубока и сокрушительна, что девушка не нашла нужных слов.

Как только обстрел прекратился, Сигеру отправился обходить границы дворца и расставлять стражу вдоль обрушенных стен. Внутри никакой опасности не было. Но если бы кто-нибудь пожелал покуситься на жизнь Гэндзи, сейчас для этого был самый удобный момент. Сигеру был уверен, что Сохаку еще не готов перейти к действиям. Он сперва должен выслушать, что скажут Кудо и Сэйки. Так что сейчас единственной заботой были внешние враги. Сигеру надеялся на их появление. Это было бы неплохой тренировкой. О Сохаку он позаботится потом, как и о Сэйки с Кудо, — если придется. Какая, однако, досада: момент и без того тяжелый, опасность грозит отовсюду, а тут еще, возможно, придется убить трех старших военачальников клана. Даже если Кудо и Сэйки останутся верны князю, потеря Сохаку нанесет клану серьезный ущерб. Сохаку — их лучший стратег и лучший после самого Сигеру боец.

Тут внимание Сигеру привлек приближающийся цокот копыт. Две лошади. И сорок-пятьдесят пеших. По ровному, размеренному ритму шагов ясно было, что это самураи. Сигеру расслабился и замедлил дыхание. Он был готов.

Мгновение спустя на улицу перед дворцом выехал на вороном коне Въедливый Глаз Каваками, глава сёгунской тайной полиции. Рядом с ним ехал его помощник, Мукаи, — на серой кобыле, как и подобает подчиненному. За ними двигался отряд из сорока самураев. Каваками натянул поводья, останавливая коня. На лице его промелькнуло удивление. Он узнал Сигеру.