— Теперь связь в моих руках, связистам придется открыть рот. Мы обязаны предупредить Белограя. Он пригрел на груди двух гадюк, и они могут выпустить жало в любую минуту.

В кабинете появился конвоир.

— Заключенный номер 1320 доставлен, товарищ начальник.

— Пусть войдет.

В кабинет вошли два японца в полосатых одеждах. В лагерях особого режима носили полосатую робу, и таких заключенных называли полосатиками.

— Переводите все, что я буду говорить, — непонятно к кому обратился Челданов: он не знал, кто из них генерал, а кто переводчик. — Я знаком с материалами Хабаровского процесса, генерал Ямада. Вы осудили преступные действия сотрудников отряда 731. Вы помогли определить местонахождение лаборатории, расположенной на территории СССР и руководимой Сугато Зиякава. Ваш благородный поступок нами оценен. Но на бочку меда нашлась ложка дегтя. Кто вас надоумил рекомендовать генералу освободить двух военнопленных?

Генерал выслушал перевод и тут же ответил:

— Условия выдвигал полковник Якэнари. За сообщение о точном месте нахождения лаборатории профессора Зиякавы он просил освободить двух рыбаков. Оба больны и не представляют собой никакой опасности. Генерал принял предложение и обещал лично доставить рыбаков к острову, самому северному на Курильской гряде.

— Полковник Якэнари вас обманул, генерал. Либо вы очень наивны, либо умышленно ввели в заблуждение генерала Белограя. На Курильских островах и по сей день живут японцы. Мирные рыбаки. Там же расположены наши погранзаставы, оберегающие подход к территориям со стороны Тихого океана. Острова в большей своей части не освоены и не изведаны. Возникает вопрос — что нужно двум врагам человечества на острове?

— Я ничего не знаю о врагах.

— Генерал тоже ничего не знал. Он взял на борт двух санитаров из Управления по водоснабжению и профилактике. Вы знакомы с этим учреждением?

— Да. Так назывался отряд 731 в официальных сводках.

— Хорошо, что не отрицаете. А теперь поговорим о безобидных больных рыбаках. Нам удалось установить их личности. Одну из невинных овечек зовут Касахара. Он руководил подразделением первого отдела, занимающегося исследованием вирусов. Второго зовут Карасава, он руководил четвертым отделом лаборатории и занимался производством бактерий. Что касается полковника Якэнари, то он руководил вторым отделом и занимался производством керамических бомб. И в его рекомендации вы поверили? У нас имеется полный список штата всех лабораторий отряда 731. И если прошерстить лагерь для военнопленных японцев, мы обнаружим немало душегубов. В плен все попадали в солдатской форме. Многие даже имена не меняли. Итак, вопрос. Зачем двум специалистам по биологическому оружию понадобилось попасть на Курильские острова?

— У меня нет ответа на ваш вопрос. Но если вы мне устроите встречу с полковником Якэнари, я найду ответ. Я солдат и не признаю военных действий с помощью насекомых.

— Возможно, вы правы. Но когда вам на голову скидывают урановые бомбы, защиту ищут где угодно. Биологическое оружие интересует те страны, у которых нет средств и технологий на создание атомного оружия. Но война кончилась. Каждый получил то, что заслужил. Однако горячих голов, готовых к реваншу, осталось немало. Вам будет предоставлена возможность увидеться с полковником. Мы должны знать правду.

— Вы ее получите. Переводчика и Ямаду увели.

— Боюсь, что мы с тобой опоздали, Никита. Сторожевик уже прошел мыс Лопатка и Курильские острова остались позади. Белограй вышел в Тихий океан и взял курс на север, к Берингову проливу.

Старпом Лабезников ворвался в каюту командира. Кравченко не спал третьи сутки и просто валился с ног, в глазах двоилось. Он понял — надо хотя бы два часа сна, чтобы восстановить силы. Ничего не получилось, тридцати минут не прошло, как его подняли на ноги.

— Что стряслось, лейтенант?

— Мины, Богдан Тарасыч, давай команду «стоп машины».

Кравченко застегнул китель и вышел на палубу.

Мичман Пискун доложил:

— Катерный тральщик, подорванный, на боку у рифа лежит.

Кравченко взял бинокль.

— Он здесь с войны лежит.

— Что это меняет?

— Вижу! — крикнул боцман. — Слева по носу десять градусов. Не напороться бы нам на эту рогатую банку?

— Координаты?

— Десять миль норд-ост от мыса Луговой, — доложил штурман.

— Глубоко зашли. Пятиться поздно.

— Почему поздно? — спросил подошедший к группе командиров генерал Белограй. — Почему поздно?

— Мы полпролива прошли, еще пять миль и выйдем в океан.

— Но впереди же мины?

— Их здесь, как блох на брюхе дворняги, — усмехнулся боцман.

— Будем расчищать дорожку, — решил Кравченко. — Шлюпку на воду. Мичман, минера в шлюпку, и вперед. Дальше сам знаешь.

Пискун приступил к выполнению приказа.

— Зачем же лезть на рожон? — удивился Белограй.

— Кораблем командую я, товарищ генерал. Для вас сделаю разъяснение. Мы прошли мимо десятка мин, и над ними тоже. Пролив весь заминирован, выставлены мины-ловушки, можно над ней

пройти пять раз, а на шестой взорвется. Ее устанавливают на количество импульсов. Существует прибор кратности. От единицы до двадцати одного. Мы не знаем, какая мина на какую кратность установлена. Пока нам везло. Обратно пойдем и подорвемся на той, которую прошли без проблем. Идти надо только вперед.

— Шлюпка вам зачем?

— Будем подрывать плавучие рогатины.

— Может, водолазов подготовить? — спросил старпом.

— Двух человек опустить на осмотр корпуса.

— Есть.

— Все же влипли! — разозлился Белограй.

— Вы решили идти через пролив. Как видите, здесь с войны не ходят, даже фарватер на карте не выставлен. Ничего удивительного, японцы заминировали пролив, защищая Парамушир от десанта с Камчатки. Наше командование это предвидело, десант не шел через пролив.

— Почему мне об этом раньше не сказали?

— Потому что я с вами согласен. С минами мы справимся, а идти проложенным фарватером опасно, там патрулирует тихоокеанский флот. Его мы разоружить не сможем.

Белограй прильнул к биноклю.

— Что они делают? Шлюпка подошла к мине, и матрос взялся за рогатины!

— Он должен вывинтить один из колпаков. Под ним стеклянная трубка, если ее расколоть, произойдет взрыв. Волны нет, на море штиль, он справится.

— Точно. Выкрутил колпак. А дальше что?

— Отплывут на десять метров и обычным винтовочным выстрелом разобьют трубку.

— И взорвется?

— Не первую мину взрывают. Все рассчитано, осколки полетят параболой, над ними.

Все затаились в ожидании. Мичман в шлюпке веслами удерживал ее движение, не позволяя приблизиться к мине, пока матрос, лежа на носу лодки и вытянув вперед руки, возился с колпаком. Это напоминало канатоходца, балансирующего над пропастью — одно неверное движение, и конец.

Но вот шлюпка дала задний ход, Пискун бросил весла, взял винтовку с оптическим прицелом и выстрелил. Раздался глухой взрыв, поднявший в воздух столб воды. Когда все стихло, из шлюпки, качающейся на поднятой волне, поднялись две фигуры.

— Живы, черт подери! — воскликнул генерал. — Они же герои!

— Это их работа, товарищ генерал. Героями они были на Колыме, сумели выжить.

Через пятнадцать минут все были на борту. Водолазы доложили: «Корпус чист, магнитных мин не обнаружено».

— Поликарпов, встань вперед смотрящим. Вытравить якорь, два румба вправо, самый малый вперед, — скомандовал Кравченко.

Все занялись своей работой. На палубе остались только Белограй и Мустафин. Ничего подобного они в своей жизни еще не видели.

— Вот служба, Василий Кузьмич, не позавидуешь.

— А наша с тобой служба в чем, Абрек? Мы с тобой цепные псы. Такими ребятами полные бараки Колымы забиты.

— Не мы их сажали, товарищ генерал, но вы их освободили.

— И это, по-твоему, свобода?

— Нет. Это их работа. Кравченко так и сказал.