— Поколдуем, — согласился Масоха. — А теперь берем мешки и перебазируемся в церковь. И надо привести здесь все в порядок. Кому-то из команды десантников может прийти в голову перед уходом заглянуть в сельпо, а мы тут наследили.

Яркая луна освещала площадь белым холодным светом. Стрекотали цикады. Ворота церкви оставались приоткрытыми, из щели сочился теплый желтый свет. Шли гуськом, прячась в тени построек, на паперть взбирались ползком, в церковь вошли на коленях, как паломники в Иерусалимский храм.

— Пока мы ползли, я наткнулся на зону, воняющую хлоркой. Короткий участок, — сказал Зарайский.

— И я тоже, — подтвердил Ледогоров.

— Вокруг церкви сыпят хлорку, чтобы в нее не забирались мыши. Делать это надо часто, потому что дождь хлорку вымывает, — объяснил Масоха.

— Как у Гоголя. Хома Брут чертил мелом круг, спасаясь от нечистой силы. Помните «Вия»? — улыбнулся профессор.

Храм поражал своей роскошью и красотой. Охотник и профессор Зарайский перекрестились, остальные, открыв рты, озирались по сторонам.

— Смотрите! Гроб!

Шли крадучись, как напуганные зверьки. Приблизились.

— Не зря Гоголь вспомнился, — прошептал Берг.

— Покойничек-то свежий, — сказал Масоха.

— Монах. Похоронить еще не успели. Спугнули их Лизины архаровцы, вот они в лес и сбежали, — произнес Тосиро.

— Вернутся, — уверенно сказал Зарайский, — покойника не бросят. Здесь мы их и дождемся.

— Смотрите, тут галерея на уровне второго этажа. С окнами. С нее можно вести наблюдение за улицей. Там есть где спрятаться, если лечь на пол. Где-то должна быть лестница, — продолжал осматриваться Кондрат.

— Лестниц тут много. Надо обследовать все, — предложил Моцумото. — Сводчатые опоры мешают полному обзору, за ними легко скрыться.

— От кого? — удивился Егор. — Не думаешь же ты бойню устроить в святом месте?

— Я думаю о защите и обороне, охотник, а не о бойне.

— Послушайте, друзья! — Профессор Берг поднял руку покойника и сдвинул рукав рясы. — Я не вижу ни малейших следов отравления. Кожа абсолютно чистая. И намека на язвы нет.

— Святых болезни не берут, — произнес Зарайский.

— Не могу не согласиться, — продолжал Берг. — А как насчет смерти? Человека в гроб положили, а у него температура нормального здорового тела и нет следов окоченения.

— А пульс?

— Пульса не слышу.

— Оставьте его, Борис Леонтьевич, — поморщился Зарайский, — святым займемся, когда разберем рюкзаки. Может, это кощунственно звучит, но я полагаю, нам надо взять у покойника кровь на анализ. Другим способом мы не определим его состояние.

— И то верно, Яков Алексеич.

— Надо поспешить, — сказал Моцумото, — скоро рассвет, а мы еще не осмотрелись.

— Точно! — поддержал его Кондрат. — В команде Лизы есть поп, он наверняка сюда придет помолиться перед уходом. Может, и другие богомольцы найдутся, нам с ними встречаться не резон.

Зашли за алтарь, прикрыли за собой златые врата, зажгли свечи. Лестница находилась с левой стороны.

— Вот и ход на галерею, — сказал Масоха.

— И не только. Ступени ведут в подвал. С него и начнем.

Ледогоров поднял свечу над головой и пошел первым. Деревянные ступени сильно скрипели. Все спустились вниз и очутились в просторном помещении.

— Похоже на больничную палату, — пробурчал Масоха.

— Не палата, а общая келья, — поправил Зарайский.

— По пятнадцать коек с каждой стороны, — подсчитал Моцумото.

— Аккуратный народ, эти монахи, — продвигаясь вперед, сказал Ледогоров. — Все коечки застелены одинаково, у каждого молитвенник на тумбочке, распятие над головой. Никакой индивидуальности.

— Вы не правы, Шурик, — возразил Зарайский. — Те, кто ушли, молитвословы забрали с собой. Я вижу только три. Остальные — библии. Новый завет. Миниатюрные издания на старославянском языке издательства Сытина 1878 года.

— А вы почем знаете, Яков Алексеич?

— У меня такое же издание имелось, его конфисковали при аресте. А молитвословы в темно-красном переплете, и их всего три. Я думаю, монахов здесь осталось трое. Их мы видели в тайге. Сюда они и вернутся. Давайте-ка, друзья, встанем по проходу между кроватями, чтобы осветить все помещение. Цепочка из свечей растянулась по келье.

— Вы правы. Их здесь трое. Куда же делись остальные? — спросил Масоха.

— Дождемся этих. Придут — расскажут, ждать недолго, а для начала надо проводить отряд Лизы. Если мы устроимся на галерее, то увидим, как они будут уходить.

На третьи сутки пути отряд Лизы Мазарук вышел к железнодорожной насыпи. Старая одноколейка проходила сквозь чащу тайги прямой линией.

— Хорош сюрпризик! — присвистнул Грюнталь по прозвищу Огонек. — Как вам это нравится?

— Мне это никак не нравится, — выходя вперед, сказал Гаврюха. — Откуда здесь взялась «железка»?

— Разрешите, я взгляну.

Журавлев поднялся на насыпь и осмотрел пути.

— Ну что там, Матвей Макарыч? — крикнул Чалый.

— Ветка старая. Очень старая. Но, похоже, поезда здесь ходят. Не каждый день, конечно, так, раз в полгода. Бока рельсов ржавые, а поверху отполированы.

— До Транссиба километров триста, — заметил Пенжинский, — а к северу нет городов, зачем здесь нужна дорога?

— Поднимайтесь! — взмахнул рукой Журавлев.

Усталые путники с тяжелыми мешками и винтовками собрались на насыпи и в полной растерянности стали осматриваться по сторонам. Журавлев присел на корточки:

— Видите, здесь руда и уголь.

— И что? — нетерпеливо спросила Лиза.

— Руду, скорее всего, вывозили с севера, а уголь везли на север. В одном месте не добывается и то и другое. Где-то должен быть рудник, не очень богатый. Курсирует только один поезд, и очень редко. По всей вероятности, рудник старый и уже исчерпал себя. Руда мне незнакома.

Он поднял с земли серый острый камень. Его осмотрели все.

— На молибден вроде не похоже, и на серебро тоже, — предположил Шабанов.

— И на вольфрам — не очень, — прикинул на руке булыжник Блонскис.

— По железке идти проще, чем по лесу, но опасней, — бросив камень в сторону, сказал капитан Дейкин. — Пойдем вдоль насыпи, а там видно будет.

Спорить никто не стал. Пенжинский сфотографировал узкоколейку, а Дейкин сделал зарубку на дереве.

Тронулись в путь. Варя шла рядом с Шабановым, она не отходила от него даже ночью. Сначала над докторшей посмеивались, а потом успокоились: может, человек свою судьбу нашел. Почему нет? Варю все любили, а пилот не многим нравился. Слишком хмурый и молчаливый. Чалый, по прозвищу Трюкач, куда симпатичней, его сама Лиза обхаживала, чем очень злила юного одессита Огонька. На глазах разыгрывались личные драмы. О чем люди думают? Шли к черту в зубы искать мираж, растворившийся в океане, а тут еще какие-то чувства!

— Скажи, Глеб, только честно, Кашмарик из-за тебя сбежал? — спросила Варя, будто извиняясь.

— С чего ты взяла?

— Конвойные от меня ничего не скрывали, я знаю, что ваши камеры не закрывались на ночь, так генерал распорядился. У вас был конфликт. Вы подрались, да?

— Пустяки. Качмарэка трудно напугать, он ничего не боится. Как повздорили, так и помирились.

— А почему же он сбежал?

— Ему паспорт не нужен, как летчику, идущему на таран. На том свете документы не спрашивают.

— Он на тот свет собрался?

— В Москву поехал, и я уверен, он доберется до столицы. Сумеет ли выжить там? Вряд ли. Но для него долги важнее жизни. Расплатится, и можно подыхать. Успел бы.

— Я ничего не поняла.

— И не надо. Не засоряй мозги ерундой, мы и без Кашмарика справимся с задачей.

— Ты в это веришь?

— Я верю в нас. В тебя, князя, Лешего, Кистеня, Важняка и даже в Огонька…

— Значит, мы выживем?

— И будем жить долго и счастливо. Девушка грустно улыбнулась.

Через час пути впереди показался хвост поезда. Дейкин поднял руку, и отряд остановился.