— Так что же ты там видела?

Фэрил задумалась на мгновение и проговорила:

— Сумерки, темные своды деревьев и тени. Иногда мне казалось, будто за мной кто-то наблюдает из-за деревьев. Краем глаза можно было даже заметить какое-то движение, но стоило мне только обернуться — и ничего. Ничего такого, что можно было бы увидеть. Чернохвостик весь дрожал и был чем-то сильно испуган. Мы оба вздохнули с облегчением, когда выбрались из-под полога этого мрачного леса. А ты что, никогда не бывал в таких местах, Гвилли? — спросила дамна.

— Однажды, случайно. Когда Ориф узнал об этом, он строго-настрого запретил мне соваться туда. Он сказал, что вход в заповедные места открыт только диким животным.

И снова воцарилось молчание, прерываемое лишь шелестом листьев, журчанием ручья и пением птиц.

С тех пор как Фэрил приехала на ферму, прошло уже девять дней — восемь с того вечера, когда она прочитала Гвилли дневник. Однако баккан еще не сказал, поедет он с ней в долину Арден или нет.

Эти девять дней пролетели незаметно. Первые пять из них Гвилли работал с Орифом на ферме, а Фэрил в это время помогала Нельде по хозяйству, делилась с ней своими кулинарными познаниями и рассказывала о своей семье. У доброй женщины понемногу отлегло от сердца.

Когда же Гвилли отправился с Чернышом на охоту в лес Вейн, Фэрил напросилась с ним. Дамна оказалась ценным помощником — ведь в искусстве метания ножей ей не было равных.

Однако Фэрил понимала, что время не ждет и ей пора в дорогу.

Помолчав еще немного, она тихо сказала:

— Завтра я уезжаю, Гвилли, — поедешь ты со мной или нет, а отправляться все равно надо.

Гвилли глубоко вздохнул и твердо проговорил:

— Я еду с тобой, Фэрил. Это мой долг. Я просто хотел, чтобы родители свыклись с мыслью о моем отъезде, потому и не ответил тебе раньше. — Баккан взглянул ей прямо в глаза и продолжал: — Я не могу отпустить тебя одну, ведь ты покорила мое сердце. Я влюбился в тебя сразу, как только ты появилась на пороге.

Фэрил с нежностью посмотрела на него, обняла и ласково поцеловала.

— Мама, папа, мы вернулись с добычей и с прекрасными новостями!

Нельда взглянула на сиявшие от радости лица варорцев и невольно застыла с ложкой в руке, забыв о кипящем супе. Ориф, которого заявление сына застало за мытьем рук, чуть не выронил полотенце.

Черныш прошел к своей миске, и в наступившей тишине отчетливо прозвучал стук когтей по доскам пола. Собака шумно сделала пару глотков, и снова все стихло.

Гвилли положил на стол четырех подстреленных зайцев и, взяв Фэрил за руку, срывающимся от волнения голосом произнес:

— Мама, папа, мы с Фэрил, ну то есть она… согласилась… в общем, теперь она моя дамми, а я ее баккаран.

Ориф, принявшийся было вытирать руки, снова прервался и пристально посмотрел на Гвилли поверх полотенца:

— Что еще за «дамми» и «баккаран»?

Нельда облегченно рассмеялась:

— Какой же ты непонятливый! Гвилли хочет сказать, что они с Фэрил теперь помолвлены. Я не сомневалась, что это должно произойти! — Она раскрыла объятия, желая поскорее прижать к груди своих детей. — Гвилли, милый, — взволнованно прошептала Нельда, — береги ее! — Внезапно улыбка сошла с лица доброй женщины, уступив место выражению растерянности и тревоги. — Но это значит, что ты не сможешь отпустить ее одну в Гримволл…

На следующее утро, попрощавшись с Нельдой и Орифом, Фэрил и Гвилли оседлали своих пони и отправились в путь, который пролегал до Пересекающей дороги на юг, в долину Арден.

Нельда и Ориф стояли, крепко прижавшись друг к другу, и молчали, но лица их выражали такую скорбь, которая была красноречивее любых слов. Что ожидало их сына и его возлюбленную на этом полном опасностей пути? Вернутся ли они когда-нибудь домой? Черныш с опущенным хвостом подошел к хозяевам, вздохнул совсем как человек и растянулся у их ног.

Все утро Гвилли и Фэрил ехали по проторенной дороге, которая вела от фермы к рынку к Стоунхилле. По правую руку темнел лес Вейн, слева скалистыми выступами поднимались в небеса Сигнальные горы. Полузаросшая дорога на Стоунхилл уходила под откос по направлению к едва различимой вдали Пересекающей дороге. Варорцы спустились по склону вниз и продолжали путь.

Они ехали не торопясь, время от времени ненадолго останавливались, чтобы размять ноги, накормить и напоить пони, а также наполнить водой фляги, если на пути попадался ручеек. Медленно, но верно они продвигались все дальше на юг.

Когда солнце стало клониться к полудню, путешественники достигли болотистой низины, протянувшейся между двумя грядами холмов, и повернули на восток. Впереди на горизонте маячили две горные вершины — это были Биконтор и Нордтор, как пояснил Гвилли.

— Там мы и переночуем, — добавил он.

Фэрил на глаз прикинула расстояние:

— Сколько до них?

— Не больше двадцати — двадцати пяти миль, — беспечно ответил Гвилли.

Фэрил неуверенно кивнула:

— Мы с Чернохвостиком, бывало, проезжали и по сорок миль в день, но мне не хотелось бы так перегружать бедных пони.

— Думаю, двадцать пять миль им вполне по силам. А завтра мы поедем медленнее, — успокоил ее баккан.

Фэрил порылась в седельном мешке и извлекла оттуда пергаментный свиток. Развернув его, она задумчиво проговорила:

— На этом наброске, сделанном мистером Хопсли из Стоунхилла, показан Биконтор, который, если верить чертежу, находится на расстоянии двухсот пятидесяти миль от Ардена. Таким образом, если мы будем делать по двадцать пять миль в день, мы доберемся туда за десять дней, не считая сегодняшнего.

Гвилли протянул руку за свитком и, завладев им, принялся внимательно изучать закорючки, которые должны были что-то означать. Фэрил с трудом скрыла улыбку при виде его стараний. «Сегодня же начну учить его», — подумала она.

Так ехали они весь день. Уже и солнце стало клониться к закату, и тени стали сгущаться и удлиняться, а путники продвигались все дальше на восток.

Поздно вечером они наконец добрались до великой Пересекающей дороги. Перед ними с запада на восток простиралась главная магистраль страны. У Крестанского перевала через горы Гримволл Пересекающая дорога плавно переходила в Ландоверскую, которая тянулась дальше за пределы страны.

Они проехали еще пять миль и расположились на ночлег на южном склоне Нордтора, когда уже совсем стемнело. Невдалеке от них, на юго-востоке, возвышался величественный Биконтор, последний оплот Сигнальных гор. Между этими двумя пиками и проходила дорога, терявшаяся из виду где-то далеко на востоке.

Небо было ясным, и ничто не предвещало ненастья. Но Гвилли решил, что лучше лишний раз перестраховаться, и, достав маленький топорик, с энтузиазмом принялся за сооружение шалаша. Фэрил в это время тоже не сидела без дела. Она развела костер, распрягла пони и стала вычесывать колтуны у них из грив. Баккан, трудившийся над постройкой временного жилища, пребывал в превосходном расположении духа и развлекал Фэрил разговорами:

— Отец рассказывал мне о Биконторе. Ему приходилось бывать там — раньше на вершине утеса располагалась одна из сторожевых башен, вытянувшихся цепью от крепости Чаллерайн в Риане до юго-восточной оконечности Сигнальных гор. Говорят, что и горы получили свое название от этой системы укреплений. Когда караульные любой из сторожевых башен замечали приближение врага, они зажигали сигнальный огонь наверху. Затем огонь загорался на следующей башне, и так по всей протяженности цепи. В итоге все вокруг знали о том, что неприятель близко.

В окрестностях не найдется пика, который был бы выше Биконтора. Поэтому его и выбрали для постройки сторожевой башни. Однако, несмотря на неприступный вид, во время Войны Заклятия башню два раза захватывал неприятель. В первый раз двое караульных успешно отбивали атаку врага, в двадцать раз превосходившего их по численности, однако потом к неприятелю подоспело подкрепление, и одного из храбрецов убили. Башня же была разрушена до основания. Когда же башню захватили во второй раз, ее освободили Черные лисицы. Ты что-нибудь о них слышала?