Начо Дуато подошёл к Чехову предельно серьёзно. И у него получился русский спектакль. Хореограф увидел в себе, испанце, отражение русского человека. Дуато воевал так, как воевали от века русские, как воевали в гражданскую испанцы. Ортега-и-Гассет отмечал, что культура Испании – народна, что коррида вытеснила благородный танец (если вольно интерпретировать слова философа). Но ведь только о народности можно говорить и в нашем случае!

Наши войны бесконечны и тотально истребительны потому, что ведут их крестьяне. Без аффектации и демонизации врага. Просто: нива должна быть сжата полностью. Ни один колосок не должен остаться на поле.

Не окончились наши гражданские. Живы по-прежнему и безумная Пассионария (Долорес Ибаррури), и Баамонде Франсиско. Испанские левые до сих пор помнят, кто и какое место занимал в администрации последнего. То, что у нас, и вербализации не требует.

Чехов потому удался Дуато, что он мыслит теми же категориями, что и мы: категориями войны. Спрятанной, но от этого не менее актуальной. Сдерживаемой, но от этого не менее кровавой. Вспыхивающей иногда невероятным праздником смерти, но тлеющей всегда глубинным оправданием жизни.

Совершенство этого двуединства, средиземноморского, дионисийского по своей природе, Дуато предложил через танец. Хореограф менее всего апеллирует к интеллекту. Его посыл обращён сразу к сердцу. Чёткие и совершенные линии движущихся фигур рассказывают историю о том, как сдерживается хаос, стремящийся вырваться в любой момент. Рассказывают, насколько это благородно: насилие над собой. Насколько это бессмысленно и в своей бессмысленности прекрасно.

Этот балет не для всех. Божественные совершенства хореографии способны рассказать о божествах только тому, кто хоть раз почувствовал мистический ужас от окружающей нас бездны. Почувствовал, но не сдался, не сник. Продолжил жизнь. Не благодаря и не вопреки, а просто…

Ибо жизнь – не свойство, но атрибут. Как, впрочем, и смерть не свойство.

Вряд ли Чехов был весёлым человеком в общепринятом смысле. Он улыбался там, где его потомки плачут. У русского писателя было достаточно сил для того, чтобы принять жизнь полностью. Вместе с дурной бесконечностью её парадоксов, вместе с неминуемой смертью. Безысходность бытия Чехов сделал фактом искусства, но основным положением своей эстетики оставил радость бесстрашия, заглянувшего за край.

Это роднит Чехова с античностью. Это роднит с Чеховым Начо Дуато.

Жизнь как феномен бесконечна, как частный факт – бессмысленна. Чеховский «сад» продаётся всегда. История завершается ничем. Ничем завершается и данная статья, ибо и она имеет смысла не более, чем Вселенная…

А вот что имеет значение, так это война. Внимание: Начо Дуато продолжает осваивать русское наследство. С недавних пор он – главный балетмейстер Михайловского театра. Своё наступление продолжаем и мы, в плен, как и раньше, попадают лучшие.

Вслед русскому Мариусу Петипа история раскрывает объятия русскому Начо Дуато.

Евгений МАЛИКОВ

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 5,0 Проголосовало: 1 чел. 12345

Комментарии:

Искусство

Хранители

РАМПА

Главное богатство Нижегородской драмы – её актёры

Когда меня сегодня просят назвать «хороший театр», затрудняюсь с ответом… Ещё и потому, что в последнее время, мне кажется, само понятие хорошего театра стало меняться, как и критерии оценок, не говоря уже о зрительских предпочтениях.

Безвозвратно ушло время, когда ходили на спектакли Гончарова, Эфроса, Любимова, Захарова, Плучека – «на режиссёров». Впрочем, тех, кто глыбами возвышался над театральным ландшафтом, осталось совсем немного. Говорят, недостатки – продолжение достоинств. Так, по-моему, случилось в целом с режиссёрской профессией: в лучших своих образцах она всё более становится радикально авторской, целиком подчиняя себе и драматурга, даже если это Чехов или Островский, подменяя пьесу собственной оригинальной версией, видоизменяя не только стиль, но порой и сюжет, и характеры. А это, как говорится, на любителя!

Не стало в наши дни могучих актёров. Ильинский, Ефремов, Олег Борисов, Смоктуновский, Янковский… Считалось, что премьеры с их участием надо обязательно видеть. Они определяли собой и лица тех театров, в которых работали, и, главное – лицо эпохи, дух времени. Нынешние же медийные лица их, конечно, не заменили, а модные постановки, что они собой «украшают», укреплению любви к театру в подавляющем большинстве своём, прямо скажем, не очень способствуют.

Так на какие же спектакли теперь ходят? И какие театры можно считать «хорошими»?

В поисках ответа на эти вопросы понимаешь, что сегодня многим столичным театрам «дают фору» их провинциальные коллеги. В силу самих особенностей своей жизни далёкие от искушений «мыльными» сериалами, рекламой и прочими столичными искусами и, пусть в скромном по доходам существовании, но сберегающие себя профессионально, человечески, нравственно. Не в одном провинциальном городе сохранились не просто хорошие актёры – кстати, там не раздают направо и налево ставшее расхожим в столицах звание «звезды», – но очень сильные актёрские труппы. А если к ним приданы ещё и умные руководители – и вовсе не обязательно режиссёры, как это было в недавнем прошлом, а просто подлинные лидеры, – то такой театр можно без преувеличений назвать «хранителем». Школы, репертуарной политики, взаимоотношений со зрителем – всего, что испокон веку составляло отечественную театральную традицию.

Один из таких театров, на мой взгляд, Нижегородский театр драмы, которому удаётся в непростое наше время и сохранять творческое достоинство, и оставаться интересным городской интеллигенции, старой и молодой. Их зал всегда полон – это ли не главная оценка труда?! Впрочем, и здесь не всегда удаётся удерживаться на высоте. Как и все нынче, они зависят от доходов, от кассовых сборов, от рынка. Вот и в здешнем репертуаре появляются целых три пьесы всероссийской сценической палочки-выручалочки Рэя Куни с его юмором ниже пояса…

Но в то же время в Нижнем знают цену и серьёзной современной отечественной пьесе, без которой в любые времена трудно сохранять зрительский интерес к театру. И в классике они ищут и находят сегодняшние совпадения с мыслями, чувствами современных людей.

А главное, артисты в этой труппе – не набор отдельных и одиноких звёзд, а выращенный и сохранённый коллектив, способный предъявить в спектаклях такое прекрасное разнообразие человеческих типов и характеров, такое богатство жизни, которое, как говаривал один из персонажей Островского, «дорогого стоит».

Первым среди равных называю Сергея Блохина, способного, полагаю, вызвать чувство зависти у любого столичного худрука. Отец Михаил Тяблов в современной мелодраме Юрия Полякова «Одноклассники», чиновник Юсов в «Доходном месте», доктор Мортимер в комедии-маскараде «Клинический случай». Всюду разный и всюду настоящий.