 Герман Кайзерлинг. Путевой дневник философа / Перевод с немецкого И.П. Стребловой, Г.В. Снежинской. Вступительная статья Ю.Н. Солонина. – СПб.: Издательство «Владимир Даль», 2010. – 800 с. с портр. – (Серия «Дневники ХХ века»).

Имя немецкого писателя и философа-иррационалиста графа Германа Александра Кайзерлинга (1880–1946) мало кому известно в России. Но именно «Дневником» он вошёл в европейскую культуру. Обуреваемый неким номадическим комплексом, объездил едва ли не весь мир. В 1911 году он предпринял кругосветное путешествие, опыт которого и лёг в основу данного труда. И перед нами не просто записки путешественника, а философа, пытающегося осмыслить увиденное, постичь самобытность разнообразных культур и цивилизаций и того общего, общечеловеческого, что выступает за частные границы. Конечная же цель такого интеллектуального путешествия – возвращение к самому себе, к тому предельному познанию себя, которое и именуется мудростью.

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345

Комментарии:

Литература

Подобру-поздорову

ПОЭЗИЯ

Руслан КОШКИН

БОСОНОЖКА                                                                                                                                 

Девочка-босоножка,

скромница, егоза,

повремени немножко,

не отводи глаза.

Дай приглядеться, что же

светится в них зарёй –

так, что тепло – по коже

и по земле сырой.

Дай приглядеться, что же

светит из их окон.

Нужно на то, похоже,

ведать язык икон.

Вещее есть в них что-то.

И велика их весть,

ведь искупает оптом

морок окружный весь.

***

Снегу бы! Снегу бы выпасть,

выбелить мёрзлую твердь.

Мир не ему ли под выпас

брошен неметь и мертветь?

Выпал бы, что ли, хоть скупо –

виду б добавил белил,

по чистоте недоступной

вдруг бы тоску утолил.

С НОГОТОК                                                                                                               

«Ну, дела! То алчбищи навал,

то раскаяние в окаянстве…» –

великан-людоед изнывал

от раздвоенности, как при язве.

«Вот бы целостность приобрести,

изведя из себя слой за слоем,

как сыпняк черноты с бересты,

всё кромешное, тёмное, злое!» –

бедолага в тоске восклицал,

горячо на светила взирая.

И услышал его, подлеца,

кто-то из обитателей рая.

И направил молитвы поток –

так, что вымолилось людоеду

обратиться в мальца с ноготок

и блаженно пуститься по свету.

***

Прокатилась кривая молва,

мол, немой был Герасим,

собачонку свою-де, болван,

сделал кормом карасьим.

Клевета! Да, был смирен и тих,

терпелив долговато.

Не любил разговоров пустых.

Было б с кем толковать-то!

Да, дворнягу пригрел он одну,

ретивым прикипел к ней.

Но чтоб друга отправить ко дну –

да гореть лучше в пекле!

И рванул за буйки, за посты,

приготовив дреколье,

чтоб в обиду не дать, чтоб спасти,

уберечь – дорогое…

Говорили потом, как один

у трактира придурок

над куделью беглецких седин

поглумиться придумал.

И покуда над ним зубоскал

изгалялся в охотку,

молча псину Герасим ласкал,

улыбаясь в бородку.

Но когда ёра гнусным словцом

собачонку «украсил»,

тут уже не стерпел и лицом

омрачился Герасим.

И, чуток почесав в голове,

отцедил пустослову:

– Шёл бы мимо ты, мил человек.

Подобру-поздорову.

***

Вот какого надо беспредела:

бить – наотмашь и любить – навзрыд.

Чтоб душа звенела и гудела.

Чтобы всё – вразнос и на разрыв.

Радость и веселье – без оглядки.

Горечь – полной мерой и до дна.

А судьба – с неё и взятки гладки,

потому задаром и дана.

Слышишь звон зазывный, бубенцовый?

Что там? Свадьба? Гульбище? Разбой?

Побоку запоры и засовы!

Не тебя ль зовёт он за собой?

Нет на это лучшего ответа,

чем вдохнуть и выдохнуть простор –

и в луга ночные, где от века

на паях со звёздами – костёр.

ЗИМОВЬЕ

Круглым кругла, белым-бела

земля была.

Без края, но не без угла,

белым кругла.

Раскачивал, бывало, бор

ветров напор.

Порой в сосновый сговор-спор