Охранник кивнул и шире распахнул дверь перед самозваным врачом.

– Прошу вас, доктор, заходите. Я сейчас найду кого-нибудь, кто проводит вас.

Неопрятный с виду юноша – рабочий сцены с недавно пробившимися усиками провел Меткалфа через лабиринт грязноватых темных коридоров за сценой.

– Поднимемся на три яруса и повернем, – прошептал провожатый и больше не сказал ни слова, так как балетный спектакль был в самом разгаре. Меткалф хорошо слышал, как оркестр играет Чайковского; он сразу узнал «Лебединое озеро».

По сравнению с великолепным зрительным залом и фойе Большого театра помещения за сценой казались просто жалкими. Меткалф и его провожатый шли по узким низким коридорам со скрипучими полами с выбитым тут и там паркетом, мимо вонючих уборных, шатких мостиков и кривобоких лестниц. Артисты, одетые в сценические костюмы, с разрисованными ярким гримом лицами стояли небольшими кучками, негромко переговаривались, курили. Проходя мимо кулис, Меткалф услышал жалобные звуки гобоя и арфы, трогательное тремоло струнных из шедевра Чайковского и узнал прекрасную мелодию па-де-де из второго акта. Закулисный полумрак прорезала полоса призрачного бледно-голубого света, Меткалф остановился и обнаружил, что видит перед собой сцену и замок.

– Подожди! – шепнул он, взяв своего провожатого за плечо. Юноша лишь вскинул на него взгляд, но нисколько не удивился тому, что строгий врач все же решил взглянуть на одну из лучших частей балета.

Оформление сцены подчеркивало обстановку волшебной сказки: лунный свет, нарисованный задник с озером, замком и окружающим лесом, несколько больших бутафорских деревьев – и посреди всего этого Лана. Меткалф следил за нею, захваченный ее танцем.

Лана танцевала партию Одетты, королевы лебедей. Пачка подчеркивала ее хрупкое сложение, волосы собраны в тугой высокий шиньон, увенчанный шапочкой с перьями. Лана была нежна и уязвима и имела сейчас поразительное сходство с птицей. Она танцевала с принцем Зигфридом, а вокруг них выписывали прихотливые па маленькие лебеди, удалявшиеся один за другим со сцены, чтобы оставить там Одетту наедине с Зигфридом. Принц легко и изящно поднял свою партнершу над головой и осторожно опустил; его ладони крепко держали ее за талию; она обняла его, нежно прильнула к нему, изогнув лебединую шею, и Меткалф ощутил до смешного острый укол ревности. Но ведь это был всего лишь танец, ее работа, а принц – просто ее коллега.

– Ладно, – сказал Меткалф, заставив себя отвлечься, – пойдемте в гримерную. Я дождусь там антракта.

– Боюсь, что вам нечего там делать, – эти слова были чуть слышно произнесены по-английски с сильным русским акцентом.

Меткалф, ошарашенный, обернулся – неужели это сказал кто-то из стоявших там же рабочих сцены? – и сразу увидел говорившего. Узнал белокурые волосы, бледно-серые глаза.

Человек из НКВД. Он стоял в нескольких футах и держал в руке нацеленный на Меткалфа пистолет.

– Да, это вы, – почти беззвучно констатировал блондин. Молодой рабочий сцены переводил испуганный взгляд с одного мужчины на другого. – Я в первый момент даже не узнал вас: вы очень изобретательны. Но знаете, если вы хотите посмотреть представление с участием мисс Барановой, то лучше купить билет, как это делают все остальные. Гости за кулисами у нас не приветствуются. А теперь прошу вас пройти со мной.

Меткалф улыбнулся.

– Оружие вам ни к чему, – сказал он, – разве что вы хотите сразу же застрелить меня. А я сомневаюсь, что вам захочется стрелять посреди па-де-де. Вы напугаете мисс Баранову и лишите истинного удовольствия множество ценителей балета.

Агент кивнул, не меняя выражения лица.

– Мне бы очень не хотелось стрелять, но если придется выбирать: позволить вам снова удрать или сорвать представление… сами понимаете, у меня нет выбора.

– Выбор всегда есть, – возразил Меткалф, медленно попятившись от сцены в глубь кулис. Он ощущал тяжесть пистолета в своем нагрудном кармане, но толку от оружия сейчас не было никакого: русский успеет гораздо раньше спустить курок. Что-то в облике блондина говорило Меткалфу, что, если нужно, он выстрелит, нисколько не задумываясь.

– Держите руки по швам, – приказал русский.

Меткалф стрельнул глазами влево, где совсем рядом находились вороты такелажной системы. Высоко вверху была закреплена пара тяжелых свинцовых чушек, удерживаемых на месте канатами, привязанными к стальным крюкам. Заведя руки за спину, он сделал еще несколько шагов назад, как будто отступая от агента.

– Не стреляйте, – предупредил он, вложив в голос дрожь, весьма убедительно имитирующую страх. – Лучше скажите, что вам от меня нужно.

Канат! Вот он, до него можно дотронуться! Очень медленно он извлек из бокового кармана, который, к счастью, не был виден русскому, перочинный нож с острым как бритва лезвием, приложил лезвие за спиной к натянутому канату и легкими, незаметными движениями принялся пилить волокна.

Агент НКВД позволил своим губам изогнуться в едва уловимой улыбке, больше похожей, впрочем, на злорадную ухмылку.

– Вы меня не проведете. Бежать вам некуда: выхода отсюда нет. Так что я предлагаю вам тихонько пройти вместе со мной.

– А что потом? – спросил Меткалф.

Нож не подвел: канат лопнул. Свинцовые болванки рухнули с высоты, описывая дугу, которая должна была закончиться как раз там, где стоял блондин. Русский услышал свист воздуха, вскинул голову и отскочил в сторону, так что смертоносная тяжесть промахнулась на жалкие несколько дюймов. Но все же он сменил позу, опустил оружие и больше не держал Меткалфа под прицелом. Юный рабочий сцены испуганно вскрикнул и бросился наутек.

Меткалф тоже бросился, но не наутек, а к блондину. Он врезался в агента НКВД, повалил его, прижал к полу и ударил коленом в живот.

Со стороны зала донеслись крики, к которым присоединялись все новые и новые голоса, оркестр смолк; в театре началось столпотворение. Но Меткалф не мог оглянуться и посмотреть, что там происходит. Блондин отчаянно сопротивлялся, извиваясь всем телом; его руки оказались очень сильными, и Меткалф с трудом справлялся с ним. Спасало только то, что американец с самого начала вышиб дух из противника. Внезапно что-то ударило Меткалфа по затылку с такой силой, что он почувствовал, как на голове лопнула кожа и брызнула кровь. Это был пистолет агента: тот умудрился высвободить руку и отчаянно размахивал оружием.

Меткалф зарычал, изо всех сил снова ударил русского коленом в живот, вырвал из ослабевшей на мгновение руки пистолет и нанес русскому в висок такой удар, который мог бы и убить его.

Тело блондина обмякло, руки бессильно распластались по полу, глаза закатились. Он потерял сознание – но надолго ли?

Теперь крики раздавались уже со всех сторон. Наверно, люди столпились вокруг дерущихся, мужчины из обслуживающего персонала подходили с сосредоточенными лицами, явно намереваясь схватить незнакомца. Меткалф вскочил и увидел, что окружен!

Он метнулся вправо и быстро полез по металлической лестнице, которая вела на мостик из металлических труб и деревянных перекладин, перекинутый через всю сцену. Оказавшись на мостике, Меткалф подтянул лестницу вверх, лишая преследователей, если такие найдутся, возможности забраться следом за ним. Пробегая по мосту, он в первый раз увидел, что произошло, когда он перерезал веревку, освободив чугунные болванки. Ничего удивительного, что оркестр перестал играть, а в театре раздавались панические вопли. Он опустил тяжеленный пожарный занавес, чем без всякого предупреждения прервал представление; зрители решили, что начался пожар, и большинство, очевидно, в панике бросились прочь из зала!

Мостик соединялся с другим таким же, только идущим поперек сцены. Пробежав по нему, Меткалф оказался возле узкого выхода, загороженного чем-то вроде ширмы. Голоса сзади звучали громче и ожесточеннее: рабочие сцены, пожарные и прочая обслуга, отвечавшая за бесперебойный ход спектакля, были решительно настроены изловить негодяя в белом докторском халате, который опустил пожарный занавес посреди представления «Лебединого озера». Оттолкнув ширму, Меткалф, пригнувшись, ринулся в отверстие и оказался в кромешной тьме. Он на ощупь пробирался по низкому узкому туннелю – вероятно, какой-то вспомогательной галерее. Голоса и крики с находившейся внизу сцены звучали глуше. Он, как мог быстро, стараясь не спотыкаться, шел по коридору, выставив вперед руки, чтобы не наткнуться на невидимое препятствие.