Белов приободрился.

Действительно, по большому счету, отклонение было предельно мизерным. В реальной боевой ситуации нет никакой разницы – попадет ракета точно в цель или угодит на сто метров в сторону. Или даже на двести метров! Что такое двести, триста, пятьсот метров, и даже один-два километра для ядерного взрыва?! Ничего! Это просто повод выкинуть на пенсию неугодного командованию человека!

Сердце Евгения Романовича предательски заныло. Что, если об этом станет известно? Сейчас, когда его карьера и так висит на волоске, подобные инциденты только на руку тем, кто мечтает отправить полковника на заслуженный отдых. А он, черт возьми, получается, сам им в этом помогает! Сволочи! Никому нельзя верить, ни на кого нельзя рассчитывать!

Полковник опять взмок и ухватился за свой зеленый платок. Чудовищный цвет! Правда, его купила жена, а он не избалован проявлениями заботы со стороны боевой подруги! Он вытер лоб, шею, лицо, засунул платок в карман. Надо довериться Ирине! Взять отпуск, отдохнуть вдвоем, восстановить нервы, и все встанет на свои места, он снова станет считать без ошибок! Ему положена путевка в санаторий, причем на двоих с женой, причем каждый год, – это одна из льгот службы на БЖРК. Надо ею воспользоваться. И тогда все пойдет как прежде, он, Белов – профессионал высокого класса, будет служить еще долго, а этот негодяй Петров перестанет издевательски улыбаться, он так и сгниет за пультом дежурного оператора!

Белов снял мундир, аккуратно повесил его на вешалку и лег в помятую постель. Сердце билось ровно, колеса стучали уже не грозно, а успокаивающе, полковник расслабился и стал засыпать.

«Лишь бы ничего не прознал вынюхивающий все ищейка-особист!» – мелькнула напоследок тревожная мысль.

А офицер военной контрразведки майор Сомов не спал в третьем, штабном вагоне. У него была довольно просторная каюта, которая днем выполняла функции служебного кабинета. В соседнем купе располагалась его собственная радиостанция с лейтенантом-шифровальщиком, который подчинялся только ему. Майор Сомов был третьим человеком в БЖРК, а может быть, и первым – как посмотреть. Только он, начальник БЖРК Ефимов и командир пуска Белов постоянно носили личное оружие во время всего рейса. Но пистолет Макарова, хотя и помогает принудить взбунтовавшийся экипаж к повиновению, не позволяет решать масштабные задачи. А звено «черных автоматчиков» – позволяет! Причем они подчиняются только ему одному, майору Сомову! А сам Сомов не подчинен ни начальнику БЖРК, ни командиру пуска, никому в этом поезде. Поэтому он свободен в своих решениях и если раскопает измену, от которой не поздоровится всему руководству БЖРК, а то и командованию отдельного дивизиона, то не станет ничего скрывать, – сразу отправит сигнал своему начальству!

Но измена – дело достаточно редкое. В мире существует множество угроз безопасности, которые встречаются куда более часто. В большинстве – это человеческие слабости, разного свойства и калибра. Пьянство, наркомания, внебрачный секс, всевозможные половые извращения, расстройства психики, повышенная нервная возбудимость, – вроде бы обыденные вещи, а могут погубить БЖРК так же легко, как и прямой шпионаж или диверсия! Именно поэтому майор неутомимо пропускает через свой кабинет личный состав, расспрашивает каждого, выпытывает: что видел, что слышал, о чем догадывается… Незаметно для окружающих, в общей массе, проходят и специальные человечки – доверенные лица, которые целенаправленно собирают информацию и передают своему куратору. И технические средства играют свою роль: встроенные в важных местах микрофоны, подключенный параллельно компьютер, автоматические устройства съема информации…

Два источника и поймали полковника Белова в расставленную майором сеть. Вначале попросился на прием капитан Петров: он стоял за спиной Белова во время контрольного тестирования и обратил внимание на какой-то непорядок в цифровых рядах. Значения этому вначале не придал, но когда Белов вдруг повторил тестирование, задумался: а что бы это значило? Заглянул в отчеты об испытаниях, а там вместо двух – всего один! А второй где? Непонятно… Вот и пришел капитан к офицеру особого отдела посоветоваться, как учили… Наверное, у него свой интерес есть – Белова подсидеть, но для дела это не важно.

А тут из Москвы шифровка приходит лично Сомову: на контрольный тест два отчета поступили. Один Белов прислал, положительный. А второй автоматически пришел – отрицательный! И получается, что начальник смены вначале тест завалил, а потом пытался это скрыть! Вот такой факт, тут и до измены недалеко…

Ведь ошибиться, в конце концов, всякий может. Но если честно признался и исправить старается – значит, честный человек, ему можно верить… А если начинает маскировать, фальсифицировать, выкручиваться – тогда человек гнилой, и надо к нему повнимательней присматриваться!

Сомов собрал все, относящееся к Белову, в один файл, сбросил под паролем на дискету, а дискету запер в маленький, но надежный сейф.

Потом он прочел несколько сообщений доверенных лиц. Так, ерунда: прапорщик Свиридов тайком пронес сигареты и в нарушение правил внутреннего распорядка курит в межвагонных переходах (а кстати, Белов тоже курит, причем при подчиненных!), прапорщик Конев заснул на дежурстве у кругового перископа, лейтенант Матвеев жаловался, что эта железная коробка ему осточертела… Мелочевка, конечно. Но… Курочка по зернышку клюет, а яйцо вон какое получается!

Сомов сжал внушительный кулак и довольно осмотрел его со всех сторон. Одно маленькое нарушение – действительно ерунда, второе – уже система, а третье – это, извините, линия поведения… Он стал распределять информацию по личным делам проштрафившихся. Тут деликатно звякнул внутренний телефон.

– Товарищ майор, старший лейтенант Гамалиев к доктору ходил. Придумал, что руку прищемил, и ушел с поста, – раздался приглушенный голос.

– И что?

– Да ничего. Она его не пустила. Постоял, постоял под дверью, да пошел обратно.

– Ладно, молодец, наблюдай дальше и докладывай!

Сомов не распознал голоса: может, кто-то из его доверенных лиц, а может какой-то инициативник. Неважно, сигнал есть сигнал, а любой стук – это пища для особиста. Ай да Гамалиев! Губа у тебя не дура, надумал к жене командира клинья подбивать! Надо будет к тебе присмотреться попристальней…

Ложился спать он уже поздно, когда до Кротово оставалось часа два езды.

Ржавую защелку сторож сноровисто отбил молотком, навалившись всем телом с трудом отвалил тяжелую калитку на заскорузлых, отчаянно скрипящих петлях. В огромном заброшенном депо гулко прокатилось эхо неожиданного вторжения.

– Давайте, смотрите, а я здесь постою, на солнышке, – сказал сторож, отступая в сторону. Четыре человека, инстинктивно пригибаясь, вошли внутрь через проржавевшие ворота. Здесь царил полумрак: пробивавшиеся сквозь проломы в выгнутой крыше солнечные лучи разжижали густую, как высохший мазут, и столь же черную темноту, тут и там материализующуюся в угловатые силуэты старинной железнодорожной техники. Устоявшийся дух солярки, смолы и дегтя за десятки лет утратил свою обычную крепость и остроту, позволяя обонянию ощущать сопутствующие любой заброшенности запахи пыли, тлена и упадка.

– Посвети влево, – попросил Ломов, и Малков направил в указанном направлении луч тяжелого аккумуляторного фонаря.

Обычный довоенный паровоз «ФД» – реликвия, какие люди современного поколения видели только на картинках да в исторических фильмах. За его тендером впритык стояли такие же древние вагоны: пассажирские с узкими окошками и товарные с покореженными деревянными стенками. Казалось, старинный состав сформирован для очередного рейса и только ждет команды, чтобы вырваться на российские просторы. Справа неуклюже протянул поперек путей свою длинную руку путеукладчик, за ним стояла механическая дрезина и открытая грузовая платформа, груженая шпалами. Захлопали крылья, из-под ног Малкова всполошенно взлетели к высокому потолку то ли птицы, то ли души поставленной на вечный прикол техники. Он шарахнулся в сторон у, обо что-то споткнулся и чуть не упал.