– Поднять заместителей, Ерохина, Волкова и Котельникова! – распорядился он и мрачнее тучи скрылся в своем кабинете.
Было ясно, что произошло нечто чрезвычайное, требующее внимания руководства. Поскольку Ерохин был начальником факультета стратегических ракет, Волков – начальником выпускного курса, а Котельников – офицером военной контрразведки, обслуживающим училище, или, на обыденном языке, особистом, то дежурный, набирая нужные номера, догадался, что ЧП случилось с курсантом выпускного курса факультета стратегических ракет. И он был почти прав, ошибившись только в одном: телеграмма сообщала о ЧП с отцом курсанта.
Когда все вызванные офицеры собрались в кабинете Панкова, он молча протянул расшифрованную телеграмму особисту.
– Читай, это по твоей линии!
Котельников взял строгий бланк, быстро пробежал глазами текст, ужаснулся и, еще не осознав, чем полученная информация угрожает лично ему, стал хриплым голосом читать вслух:
– Начальнику Тиходонского ракетного училища генерал-майору Панкову. Принятыми мерами изобличен в шпионаже и покончил с собой генерал Фальков, который является отцом курсанта вверенного вам училища Короткова. Требую принять неотложные меры по предотвращению допуска курсанта Короткова к сведениям и работам, составляющим государственную тайну. Необходимо также проверить осведомленность Короткова о фактах, связанных со шпионской деятельностью Фалькова. Об исполнении доложить в суточный срок. Подпись: Начальник управления учебных заведений Минобороны России генерал-лейтенант Хромов.
Особист замолчал, промокнул платком вспотевший лоб и обвел взглядом собравшихся. Он уже понял, что лично ему произошедшее ничем не грозит: шпиона прохлопали там, в Москве. Пацан, ясное дело, никакого отношения к делам папашки не имеет, хотя теперь его придется «потрошить» по усиленному варианту: может, что-то знает, что-то слышал, о чем-то догадывался.
Остальные офицеры еще не оценили степень личной опасности, но все враз стали красными и потными, будто от души попарились в баньке и хорошо выпили.
– Что скажете? – грозно спросил Панков. Сейчас он был старшим и мог спрашивать с подчиненных. Но уже завтра с него самого может спросить посланник УУЗа Василий Иванович, который возглавляет комиссию по распределению, но вполне способен провести и служебное расследование.
– Генерал Фальков не наш сотрудник, у него был безупречный послужной список, Коротков по всем параметрам подходил для учебы в военном вузе, так что нашей вины ни в чем не усматривается, – сказал зам по кадрам. Он или недопарился, или перепил: лицо неравномерно покрылось красными пятнами.
– Поведение Короткова было вполне удовлетворительным, в Москву к отцу он ездил редко и учился на вполне законных основаниях, – доложил зам по воспитательной работе.
– Успеваемость у него была вполне удовлетворительной, а если иногда получал «двойки», то пересдавал их в установленном порядке, – высказался зам по учебной работе.
– Наукой Коротков не занимался, поэтому характеризовать его не могу, – с облегчением «отстрелялся» зам по научной работе.
– В вопросах носки обмундирования курсант Коротков с отрицательной стороны себя не проявил, – так же кратко выступил зам по тылу.
Котельников откашлялся.
– Никакими компрометирующими материалами на Короткова военная контрразведка не располагает!
– Значит, все хорошо? – зловещим тоном спросил генерал Панков. – А кто ставил ему «тройки» и «четверки» вместо «двоек»? Кто вывел отличный балл за практику? Кто распределил его лучше, чем отличников? Где ваша принципиальность?
Он помолчал. Присутствующие опустили головы. Но начальник должен не только критиковать, но и подавать пример самокритики.
– И где моя принципиальность? То есть, я хочу сказать, что не снимаю ответственности и с себя! Мы все шли на поводу у генерала Фалькова и закрывали глаза на факты! А факты таковы: Коротков посредственный курсант, он давно подлежал отчислению! И если бы мы проявили принципиальность, сейчас бы у нас не было никаких проблем!
Офицеры переглянулись. Если бы знать, что появятся такие проблемы, все они обязательно бы проявили принципиальность!
– И этот курсант не был бы допущен к государственным секретам! – продолжал греметь Панков.
Это точно! Его бы выбраковали по здоровью еще на вступительных экзаменах.
– А что теперь? Мы уже почти его выпустили! Послезавтра мы присваиваем выпускникам офицерские звания и направляем их в войска! Представляете, что произошло бы, приди эта телеграмма через неделю?
Майор Котельников вздохнул. Это было бы замечательно. Никаких забот – переслали бы телеграмму в часть по месту распределения, и пусть у них голова болит!
Генерал осекся. Он тоже понял, что сморозил глупость. Но на то он и генерал, чтобы не признаваться в своих ошибках. По крайней мере перед подчиненными.
– Нам надо его немедленно отчислить и уволить из армии! Немедленно! Сегодняшним числом! Майор Котельников, это ваша задача!
Особист пожал плечами.
– Оснований для увольнения нет. Сын за отца не отвечает. Сейчас ведь демократия…
Зам по кадрам кивнул.
– Если бы лет десять назад – другое дело…
Панков подскочил на месте.
– Пусть не за отца отвечает! Пусть за себя отвечает! Он что, святой?
– Да нет, – Котельников вновь пожал плечами.
– Вот то-то! Сейчас же соберите материал и подготовьте проект приказа. Действуйте немедленно! Я буду на месте и подпишу приказ в любое время ночи. А утром мы сообщим о принятых мерах!
– Совершенно правильно, товарищ генерал, – одобрительно сказал зам по кадрам. И обратился к особисту:
– Вы знаете, где сейчас искать этого Короткова?
Котельников сдержал усмешку. Это хорошо, что его считают всезнающим и всемогущим. Тем более, что можно позвонить нескольким доверенным курсантам и они наверняка прояснят обстановку.
– Знаю, – кивнул особист. – Но мне надо кое-что уточнить. Я вернусь через несколько минут.
Компания курсантов, веселящаяся в «Золотом круге», ни о чем не подозревала. Зал наполнился людьми и дымом. Оглушительно гремела музыка, мигали разными цветами многочисленные прожектора, крутился под потолком отбрасывающий блики зеркальный шар. Световые «зайчики» прыгали по лицам и телам танцующих перед темной сценой пар, попадали в бокалы с экзотическими коктейлями и высокие стаканы с «Кровавой Мэри», стоящие на столе у ракетчиков. Бутылка водки и пакет томатного сока были уже выпиты, в расход шла вторая порция. Настроение у ребят быстро поднялось, Кудасов забыл про Оксану, Глушак обнимался со Смыком, особенно веселился Коротков. Он подмигивал девушкам за соседними столиками, улыбался парням, которые или отводили взгляды, или хмурились в ответ.
– Давайте выпьем за наше братство, за ракетчиков! – перекрикивая бьющие по барабанным перепонкам и нервам басы, предложил Андрей.
– Ведь это мы будем всех их защищать! Хотя они об этом и не подозревают!
Курсанты чокнулись и выпили в очередной раз.
– Ура! – громко крикнул Андрей. – Да здравствует РВСН![4] РВСН – ура!
С соседних столиков на них косились, но он не унимался.
– Ра-ке-та! Ра-ке-та! Ура!
Низкие басы смолкли, остановился бликующий шар, но он кричал и в наступившей тишине. Вдруг на сцене вспыхнули ослепительные софиты, и из-за кулис выбежали шесть девушек в обтягивающих маечках, коротких белых юбочках и золотых босоножках на платформе. В высокие прически были вставлены разноцветные перья, как будто выдернутые из павлиньих хвостов. Возможно, так оно и было. Вновь заиграла музыка, но другая – более мелодичная, девушки стали танцевать. Искусная подсветка подчеркивала грациозность гибких тел, длинные тени беспорядочно метались по залу. Теперь внимание всех посетителей было устремлено на сцену.
Самая высокая рыжеволосая красавица принялась стучать в бубен и извиваться в каком-то экзотическом латиноамериканском танце. Подруги извивались вокруг.
