— Быстро ответь ему что-нибудь! — слышу я зловещий шепот того, кто постарше. — Пусть убирается!

— Все в порядке, Юрий Николаевич! — отвечает сообразительная Лаврова. — Представляете, повисла на одной петле. Проржавела, что ли. Пришлось мастеров вызывать…

— Вы не слышали, мои уже пришли? — продолжает допытываться «Юрий Николаевич».

— По-моему, нет, — с запозданием отвечает Марина Константиновна. Похоже, кто-то из мужчин «подбадривает» ее пистолетом. — Знаете, я возилась на кухне, а это окно у нас на другую сторону выходит…

Я выглядываю в коридор. В коридоре стоят двое мужчин. Они лишь чуть отступили от Лавровой, полагая, что если настырный сосед решит войти в квартиру, он не должен их видеть. По крайней мере их обоих, так что второй, видимо Арсений, стоит за выступом коридора, и его с лестничной клетки не видно.

Несмотря на всю напряженность момента, я продолжаю угрызаться совестью: зачем позвала себе на помощь людей, которые вынуждены неизвестно ради чего подставляться под пули?

Именно это заставляет меня выйти из укрытия и осторожно подкрасться к Арсению, который все свое внимание направил на то, о чем говорит с лестничной клетки так некстати появившийся сосед.

— Марина Константиновна, — опять ноет тот, — а вы не разрешите поставить у вас в коридоре мою сумку? Сдуру положил ключ на самое дно, и теперь неохота лезть. Лучше я пойду своих встречу.

— Пожалуйста, ставьте, — отзывается Лаврова, при этом Арсений направляет свой пистолет на дверной проем, в котором должен появиться Найденов.

Но я уже подобралась так близко, что бью-таки его гантелей по голове, чтобы тут же ее с грохотом выронить на пол. Тот, который держит на мушке мою бывшую свекровь, реагирует на звук, но я, придерживая оседающего на пол Арсения, прикрываюсь им как щитом.

В коридор врывается Вова, за ним следом Анатолий Викентьевич, для которых скрутить одного, пусть и вооруженного бандита — пара пустяков.

Я сказала — бандита? Оговорилась. Впрочем, тут же подобрать соответствующее определение я не могу. Ну а как назвать людей, которые врываются в чужую квартиру, предварительно срезав дверь с петель?

Мужчина постарше, тот, что увереннее распоряжался в квартире Лавровых, лежит на полу в наручниках, а Найденов задумчиво посматривает на дверь:

— Как же ее теперь приладить на место?

Он косит глазом на меня и на лежащего без движения Арсения.

— Чем это вы его, этим, что ли?

Он легко берет с пола гантелю, которую я едва удерживала. А мне говорил, что никаким спортом особо не увлекался.

— Может, его тоже надо связать, — говорю я, — а то очнется.

Анатолий Викентьевич с Вовой прислоняют дверь так, что со стороны, наверное, почти не видно, что она на петлях не держится.

— Ну, у вас в Москве просто беспредел какой-то, — между тем говорит Михаил Иванович; наверное, таким образом он хочет привести в чувство замершую без движения Лаврову.

— Марина Константиновна, — говорю я, на всякий случай придерживая ее за плечи, — вы не хотите присесть? А я пока чай согрею. Где нам всем лучше расположиться?

— В гостиной, — сразу оживляется она, — там большой стол.

— А я, с вашего позволения, — говорит Анатолий Викентьевич, — позвоню в «Домашний мастер». У вас есть такая служба?

— Есть. Только она как-то по-другому называется.

Лаврова дает начбезу справочник, и вскоре он звонит кому-то, приговаривая:

— Нам нужно срочно приладить на место дверь. Да, на новые петли. Сварка, конечно, понадобится. Мы заплатим по двойному тарифу.

Он вопросительно смотрит на Марину Константиновну, и она согласно кивает.

Между тем Анатолий Викентьевич с Вовой за руки за ноги уносят старшего нападавшего в дальнюю комнату, предварительно заклеив ему рот скотчем.

— Вряд ли он будет кричать, — замечаю я.

— Береженого Бог бережет, сказала старая дева, надевая на свечу… — отзывается Вова и замолкает от пинка в бок, которым награждает его старший товарищ.

Потом они возвращаются и склоняются над все еще лежащим без движения Арсением. Сердце у меня замирает, а потом начинает быстро и болезненно биться: неужели я его убила?!

— Жив, — говорит Анатолий Викентьевич и тоже связывает тому руки. Наручников у него больше нет, и он, оглядевшись, хватает лежащее поблизости посудное полотенце и рывком рвет его на две полосы. — Авось удержат. Надолго-то нам и не надо.

А потом мы впятером собираемся в гостиной, где Марина Константиновна с помощью Найденова, а вовсе не моей, накрывает на стол чай со все тем же суперпеченьем, потом добавляет к нему йогурт, сыр и красную икру.

— Все, что было в холодильнике, — оправдывается она.

Чтобы совсем уж не оставаться не у дел, я разливаю свежезаваренный чай.

— Коньячку? — спохватывается Марина Константиновна.

Открывший было рот Анатолий Викентьевич беззвучно его закрывает, а Найденов, пару секунд помедлив, соглашается:

— А что, пожалуй, можно. Как я понимаю, кое-что нам надо обсудить, а за чаем это пройдет полегче… Итак, я хотел бы знать, ради чего мы вступили в конфликт с законом?

— Какой же это конфликт? — сразу кидаюсь я на выручку Лавровой. Хотя с чего бы? — А как же нарушение неприкосновенности жилища, или как это называется? Если хочешь знать, это просто-напросто шантажисты.

— Ну, не такие уж они простые, эти шантажисты.

Он показывает нам пистолет, отобранный у одного из нападавших.

— Возможно, вы не знаете, Ванесса Михайловна, но это табельное оружие…

— Почему же не знаю, знаю. Обычный «макаров».

— Обычный! — передразнивает он. — И часто вы видите его у законопослушных граждан?

— Можно я расскажу? Быстро? — спрашиваю я у Лавровой.

Она пожимает плечами. Если она и не хотела бы, чтобы эта история стала достоянием гласности, то у нее все равно нет выбора: мы — как команда из Министерства чрезвычайных ситуаций, прибыли вовремя и спасли ее от очень неприятной истории.

— Муж Марины Константиновны — Петр Васильевич стал объектом шантажа своих сослуживцев, с которыми он работал в некоей конторе, которую обычно называют аббревиатурой из трех букв.

— Из трех букв, Ванесса Батьковна, — хмыкает Вова, — у нас есть много чего интересного.

— Не хами, — останавливает его Анатолий Викентьевич.

— Ну и?.. — поторапливает Найденов.

— Они похитили главу семьи и, насколько я понимаю, приехали предъявить ультиматум Марине Константиновне.

— Все понятно, — кивает Михаил Иванович, — одно неясно. Вы-то, Ванесса Михайловна, какое отношение имеете к этой истории?

— Вообще-то никакого, — признаюсь я, — за исключением того, что Марина Константиновна и Петр Васильевич — бабушка и дедушка моего сына.

— А вы говорите, никакого. Значит, они — ваши родственники через сына. И вы готовы ради них подвергать свою жизнь опасности?

— Опасности?

Только тут меня осеняет: в самом деле, что я здесь делаю? Разве меня кто-нибудь просил вмешиваться и кого-то там спасать? Может, кто-то вовсе этого не хочет? А у меня маленький сын, и если со мной что-нибудь случится…

Я поднимаю на Найденова растерянный взгляд.

— Вот о чем я и толкую, — кивает он.

— А как вы узнали, что ваша… гм… бывшая свекровь — вы ведь были замужем? — оказалась в таком сложном положении? — продолжает задавать вопросы Найденов, не давая мне возможности долго раздумывать.

Еще парочка штрихов в копилку моих наблюдений, почему он добился таких успехов в своем бизнесе. Главное, Михаил умеет моментально собраться, оценить обстановку и в сложной ситуации сохраняет спокойствие и рассудительность.

— Ничего я не знала! Просто мне хотелось… в глаза ей посмотреть, что ли!

Мы ведем этот не слишком приятный для меня разговор, возвращаясь на выделенной Найденову машине, водитель которой терпеливо ждал нас в течение всего времени, а потом возил нас по всей Москве, когда мы улаживали дела супругов Лавровых.