Сердце у Джорджии выскакивало из груди, но она словно вросла в землю, и пес, в котором было не меньше пятидесяти килограммов, прокатился по бетону, прежде чем остановиться. Он лаял как бешеный, но не трогал ее.

— Малыш, — послышался голос, и пес, замолчав, глянул через плечо, после чего вновь залаял.

— Тихо!

К Джорджии спешил приземистый китаец, и казалось, что его туловище в белой рубашке живет своей жизнью, подскакивает и качается независимо от ног. У китайца было красное лицо, он тяжело дышал, что стало заметно, когда он приблизился, и под мышками у него расплывались мокрые пятна. То ли он только что пробежал марафон, то ли со здоровьем у него неважно, подумала Джорджия.

Стоило ему прикоснуться к псу, тот затих.

— Это большой шнауцер, — с гордостью проговорил он. — Охраняет. Зовут Бинган, то есть Булочка.

— Она хорошо выполняет свою работу, — сказала Джорджия, чем заслужила довольную улыбку китайца.

— Вы Джорджия?

— Да.

— Джон.

Он протянул руку, и они обменялись рукопожатием. Рука у него была мягкая, мясистая и потная. Джорджия терпеть не могла такие руки. Все равно что кусок колбасы. Она хотела было погладить собаку, но та оскалила зубы и зарычала. Пришлось Джону опять ее утихомиривать.

— Не подходите к ней. Дайте ей немного времени, и она сама подойдет к вам, как только решит, что вы ей друг.

Джорджия посмотрела на Булочку, та посмотрела на нее: у нее дрожали баки, как поняла Джорджия, она изо всех сил пыталась удержаться от лая.

Джон взглянул на перевязанную руку:

— Что случилось?

Она мысленно повторила то, что собиралась сказать в самолете, и неожиданно для себя решила не скрывать правду:

— Чены отрезали сустав, чтобы я сказала им то, что они хотели услышать. Но я тогда не знала, о чем они говорят, поэтому не могла ничего сказать, а они взяли в заложницы мою мать и обещали убить ее в воскресенье, если я не найду то, что им нужно.

Джон мгновенно побелел как полотно, и Джорджия даже протянула к нему руки, испугавшись, как бы он не упал, но тотчас отдернула их, так как грозно зарычала собака. Покачнувшись, Джон согнулся пополам и стал коротко дышать, издавая жуткие хрипы и свисты.

— Вам лучше? — спросила Джорджия минут через пять.

Прошло еще какое-то время, прежде чем он выпрямился, все еще бледный и потный. Словом, выглядел он ужасно, но все же взял себя в руки и посмотрел мимо Джорджии на улицу.

— Вы приехали одна?

— Да.

Он не сводил взгляда с улицы.

— За вами не следили?

Джорджия не обратила на это внимания, но поскольку не могла вспомнить, чтобы проезжала мимо машин или какие-то машины обгоняли ее, сказала:

— Нет.

Он вздохнул как будто с облегчением:

— Пойдемте внутрь.

Собака побежала впереди, радостно помахивая огрызком хвоста. Обогнув здание, они вошли в него с задней стороны, где оно почти соприкасалось с другим длинным зданием из железа и бетона. Здесь стояли семь машин, один белый фургон и два мотоцикла. Все машины передней частью были обращены к зданию, а мотоциклы — задом к нему. Вероятно, чтобы побыстрее уехать, когда закончится рабочий день, решила, несколько удивившись, Джорджия. Если она примет предложение Мэгги, возможно, тоже купит мотоцикл и будет точно так же его ставить.

— Здесь находились конторы одной большой сахарной компании, — пояснил Джон, все еще не совсем отдышавшись. — Но мы их перестроили.

Внутри все было, как, по ее представлениям, должно быть в лаборатории. Будка у ворот — отличный камуфляж, но так, наверное, и было задумано. Хорошая приемная, хоть и небольшая, с прелестной китаянкой за столом. Синий ковер. Белые стены, украшенные морскими пейзажами. Никаких специфических запахов.

— Пожалуйста, милочка, сделай нам кофе, — сказал Джон девушке, и она немедленно поспешила прочь.

Собака прошла по коридору, толкнула мордой вторую дверь справа и протиснулась внутрь. Джон и Джорджия последовали за ней. Еще один синий ковер. Два кресла. Компьютеры, принтеры. Стеллажи с книгами закрывают две стены. Порядок, чистота. Общее впечатление нарушала лишь большая хрустальная пепельница размером с летающую тарелку, в которой было полно окурков.

Джон сел за стол, Джорджия устроилась в кресле напротив. Собака — на овечьей шкуре справа от Джорджии, между ней и дверью. Откашлявшись, Джон открыл папку, заглянул в нее и вновь закрыл. Опять покашлял.

— Как вы нашли меня?

— Я была у Пола Чжуна и… — Джорджия никак не могла вспомнить имя Шведа и в конце концов решила не вспоминать. — И у Шведа, приятеля Сьюзи из национального парка Кейп-Арчер.

Джон кивнул:

— Это всё?

— Да.

— Кто еще знает о том, что вы поехали сюда?

— Никто.

Джон вздохнул с облегчением:

— Хорошо. Очень хорошо.

Собака издала стон и повалилась на бок.

— У вас дискета Сьюзи?

— Прошу прощения, но ее забрали Чены.

— Ох. — Он мигнул несколько раз. — Для них она ничего не значит. На ней всего лишь последние результаты, которые получила Сьюзи. Жаль, что у нас их нет. — Он запнулся. — Прошу прощения. Мне все еще тяжело…

Он опять несколько раз глубоко вздохнул, и голос у него зазвучал тверже, когда он спросил:

— Вам известна суть исследований?

— Вы работаете с крокодилами, — ответила Джорджия.

Вздохнув, он вынул пачку «Ротманс» и предложил Джорджии сигарету. Она отрицательно покачала головой и подождала, пока он закурит.

— Итак, вам все известно. И вы собираетесь сдать меня Ченам?

— Конечно же нет, — немедленно отозвалась Джорджия. — Я хочу знать, какое отношение ко всему этому имеет семейство Ченов. А потом мы решим, что делать дальше.

— Я во всем виноват. В похищении вашей матери. В том, что вам отрубили палец. Если бы они знали, где я нахожусь…

Он закрыл лицо толстой ладонью. У него нет ничего общего с Сьюзи, подумала Джорджия. Сьюзи была маленькой, и от нее пахло жасмином, а ее брат толстый, и от него воняет табаком.

— Что значит — вы во всем виноваты?

— Понимаете, все началось пять лет назад, когда Сьюзи приехала в Австралию. — Он посмотрел на Джорджию: — Вы слышали о нашем отце? Его зовут Ван Пак Мань.

Джорджия покачала головой.

— Здесь он известен как Патрик Ван. Видный ученый. Сьюзи посылала крокодилью кровь для анализов в его лабораторию, которая находится в Новом Южном Уэльсе, а потом он уехал. И тогда она стала работать со мной. — Он грустно улыбнулся. — Сьюзи была уверена, что кровь содержит ответ на вопрос, почему крокодилы выживают, получив такие ранения, которые смертельны для человека. Она посылала мне кровь в баллонах со сжатым азотом. Я тогда работал в Китае. В Уханьском университете. Я выделял сыворотку.

— В крови крокодилов много компонентов, — продолжал он. — Чтобы выделить все, нужно потратить много времени. В конце концов я получил около ста таких компонентов, которые разделил по разным бюреткам. И вскоре понял, что в бюретке под номером двадцать один есть нечто поразительное. Взял простенькие бактерии и добавил их в бюретку. А потом чуть не упал от изумления. Все бактерии, миллионы бактерий, были мертвы.

Он курил с таким ожесточением, что Джорджии казалось — еще одна затяжка, и вся сигарета превратится в пепел. Выпустив очередную порцию дыма, Джон заговорил вновь:

— Потом я поместил туда опасные для людей бактерии, которые устойчивы ко всем известным антибиотикам, например метициллин-устойчивый золотистый стафилококк. Я поместил какое-то количество стафилококков в чашку Петри и добавил всего одну каплю из бюретки номер двадцать один. На другой день капля крови была окружена множеством мертвых бактерий. Стоило им коснуться крокодильей крови, и они умирали.

— Мы с коллегами, — добавил он, — отделили протеин, который убивает бактерий, и он стал основой совершенно нового антибиотика. — Джон тяжело вздохнул, сглотнул слюну и продолжал хриплым от избытка чувств голосом: — Мне жаль, что моей сестры здесь нет, что она не насладится плодами своих трудов.