Джорджия вынула из сумки карточку «Visa».

— Ничего другого у меня нет. Извините.

— С этим я не могу вас пропустить.

— Но вам же сообщили, что я приеду!

Он даже не посмотрел на нее, словно его это не касалось.

— Начальства нет. Ничем не могу помочь.

Начальство, начальство… Джорджия поискала в сумке и достала мобильник, после чего набрала номер Дэниела. В это время тучи окончательно закрыли солнце, и на капот «судзуки» упали первые капли дождя.

— Картер, — рявкнул Дэниел.

— Это я, меня не…

— Знаешь, где Ли? — резко, нетерпеливо спросил он.

— Нет. Я тут около ворот. Ты можешь поговорить с охранником? Подтверди, что я — это я.

Джорджия передала трубку охраннику, который слушал, что ему говорили, глядя на Джорджию и время от времени кивая головой.

— Да, да… Хорошо. — Он вернул трубку Джорджии. — Паркуйтесь вон там. — И он показал на несколько машин, стоявших немного в стороне. — Я подожду тут.

Дождь принялся не на шутку, когда другой охранник повел Джорджию по периметру лагеря. Тогда она обратила внимание на черные пятна, пачкавшие белую стену одной из хижин, и огромную дыру в железной крыше.

— Что тут произошло? — спросила она.

— Афганцы подожгли.

Охранник кашлянул и сплюнул на землю.

— Свою подожгли?

— Будьте уверены, они много чего натворили. Если бы им не дали визы на второй день, как они тут появились, тут бы еще и не такое было. У нас сейчас трое голодают, а еще есть два поджога и одна попытка самоубийства. А в Южной Австралии что творится? Зашили себе рты, чтобы не есть. Ужас. И зачем нам это нужно?

Джорджия еще раз взглянула на сгоревшую хижину и ничего не сказала. Они миновали еще одни ворота, поменьше, в дальнем конце комплекса и оказались на небольшой размокшей площадке, отгороженной проволокой от остальной части лагеря. Единственное, что она слышала, — стук дождя по крышам.

— А где люди? — спросила она.

— Заперты.

— И так всегда? Я хотела сказать, сейчас день, так почему же?..

— Мера предосторожности.

— Потому что я тут?

Не отвечая, охранник отпер дверь ближайшей хижины:

— Здесь гостевая комната.

На полу простые доски, из мебели — стол из пластмассы и шесть стульев, из которых четыре занимали китаец с женщиной, державшиеся за руки, малышка лет шести и древняя старуха. Джорджия не ожидала встретиться со всей семьей сразу и молча смотрела на них. Они тоже смотрели на нее, застыв на месте.

— Я буду сидеть тут, — сказал охранник, ставя для себя стул около окна, в которое стучал дождь. Из кучи журналов и газет, сложенных рядом с дверью, он взял журнал о подержанных машинах и с громким хлопком открыл его.

Джорджия провела ладонью по лицу:

— Можно попросить кофе?

— Я похож на официанта?

Проглотив нелицеприятный ответ, Джорджия направилась к семейству. Тем временем китаец наклонился и поцеловал девочку в голову, отчего она хихикнула, а он улыбнулся. Сказав что-то женщине, он встал и, дружелюбно улыбаясь, пошел навстречу Джорджии. Костюм на нем был раза в два больше нужного размера да еще весь в пятнах, по-видимому масляных. Он казался старше Джорджии, вероятно лет тридцати пяти, и у него был сломан нос. Губы и все лицо покрыты бледными шрамами, словно шкурка бекона. Похоже, что кто-то бил его по лицу горячей сковородкой.

— Пол Чжун, — представился он, протягивая руку. — Рад видеть вас, Джорджия.

Рука, как и лицо, тоже была вся в шрамах, и Джорджия осторожно коснулась ее, боясь причинить ему боль, но он крепко сжал ее руку.

— Уже не больно, но спасибо.

Джорджии стало намного легче оттого, что он заговорил по-английски, и она сказала ему об этом. Он улыбнулся в ответ, показав два ряда безупречно белых вставных зубов.

— Некоторое время я жил в Лос-Анджелесе. — Он посмотрел на перевязанную руку Джорджии, и она сказала, что прищемила палец дверцей машины. Он вздохнул:

— Наверно, чертовски больно.

— Больно.

— Пойдемте, я познакомлю вас с моим семейством. — Он сделал широкий жест рукой. — Это моя жена Джули.

Джули привстала и пожала Джорджии руку. У нее были острые, но изящные черты лица, а светящаяся, белая как бумага кожа подчеркивала темные круги вокруг глаз. Когда она пошевелилась, коса заплясала у нее на спине, словно блестящая змея.

— Привет, — сказала она с робкой улыбкой.

— Привет.

Пол представил свою дочь Викки, похожую на розовый бутон, которой исполнилось всего шесть лет. Фан Дунмей, мать Джули, согнутая, скрюченная, несчастная старуха, черная и во всем черном. По какой-то причине ее очень заинтересовала Джорджия, и она быстро заговорила на кантонском диалекте, обращаясь к своей дочери и показывая на Джорджию, словно та совершила что-то совершенно ужасное.

— Что она сказала? — спросила Джорджия.

Джули покраснела:

— Ничего.

— Пожалуйста, мне хотелось бы знать.

Смущенная Джули покачала головой, и тогда заговорил Пол:

— Ее беспокоит ваше обручальное кольцо. Под повязкой его не видно, и ей хочется знать, на каком пальце вы его носите. Вот и всё.

— Ах так. Скажите ей, что я не замужем и у меня нет кольца.

Пол повернулся к Фан Дунмей и быстро заговорил, качая головой. Старуха как будто изумилась и что-то прошептала, ни к кому не обращаясь, а Пол громко расхохотался.

— Прошу прощения. Просто в Китае по-другому относятся к замужеству. Если к двадцати одному году женщина не нашла мужа, она считается старой девой, почти парией.

— Скажите ей, что мне нравится быть не замужем.

Пол перевел ее слова для Фан Дунмей, и та в ответ дико завращала глазами и зачмокала отвислыми губами. Фыркая, Пол подвинул Джорджии стул и пригласил сесть.

— Давно вы тут? — спросила Джорджия.

Его как будто удивил ее вопрос:

— Два года.

— Как вы попали сюда?

— Обычно. Как все. Заплатили шестьдесят тысяч долларов за то, что нас и еще тридцать несчастных взяли в крошечную лодчонку, которая могла в любую минуту пойти ко дну. — Он наморщил лоб, отчего шрамы побелели и стали виднее. — Я так понял, что вы из иммиграционной службы?

— Нет. Прошу прощения.

Он помрачнел:

— Вы здесь не потому, что я писал вам?

— Нет.

— Господи. — Он тяжело опустился на стул. Женщины, которые внимательно следили за каждым его движением, встревожились, хотя он попытался успокоить их движением руки. — Я надеялся…

У него сморщилось лицо, и Джорджия с ужасом подумала, что он вот-вот расплачется.

— Прошу прощения, — сказал Пол, прилагая немало сил, чтобы не потерять власть над собой. — Я просто немного… разочарован.

Тут Викки затараторила по-китайски, и Фан Дунмей притянула ее к себе, усадила на колени и что-то зашептала ей на ушко. Викки кивнула, и старуха, распустив пучок из густых седых волос, позволила внучке заплести ей косу.

— Итак, — проговорил Пол, большим пальцем проводя по белой столешнице, — что привело вас сюда?

— Я хотела спросить: вы знаете Сьюзи Уилсон? И Ли Денхэма?

— Кто вы? Полицейский?

— Нет. Просто я попала в беду, и мне нужны ваши ответы на вопросы.

Пол молчал.

— Пожалуйста. Мне нужна ваша помощь.

Он вздохнул:

— Насколько я понимаю, вы ничего не можете нам дать. И не можете вытащить нас отсюда.

Джорджия не знала, что ответить, и Пол, по-видимому, это понял, потому что сухо произнес:

— Может быть, свежемолотый кофе? Уже не могу припомнить, когда я пил хороший кофе. Колумбийский был бы в самый раз.

Джорджия посмотрела на Джули, на Викки, неловко заплетавшую косу Фан Дунмей.

— Я, наверно, могла бы…

Пол улыбнулся:

— Очень мило с вашей стороны, однако для меня поздновато.

— Что значит «поздновато»?

Глядя на Викки, он произнес ровным голосом:

— Не теперь. Потом. Когда я буду вас провожать.

— Ладно.

Наступила тишина. Слышно было, как дождь стучит по крыше. И в комнате стоял затхлый запах, как это обычно бывает в нежилых помещениях.